– Конечно, в них надо дуть. А ты как думал?

– А других инструментов, чтоб не дуть, у вас нет?

– Ты что ж, никогда не играл ни на каком духовом инструменте?

– Не беспокойся, – поспешно сказал я Билли. – Ты только дай ему кларнет и трубу, вот увидишь, недели через три он вовсю будет играть.

– Ну и ну, кажется, я тебе верю, – сказал Билли, снял очки и покрутил ими в воздухе, словно хотел сохранить неизменно звучащий у него в душе ритм. Потом велел Джули прийти завтра до восьми утра к нему домой, и он даст ему оба инструмента. – Только ты с ними так не обращайся, – сказал он и показал на сумку, из которой торчало банджо.

Джули не привык прислушиваться к выговорам, он просто повернулся и пошел прочь, я – за ним, а Билли остался один со своими ритмами, озадаченный и недоумевающий.

На том они и расстались и, насколько я знаю, с тех пор три недели не виделись, а потом Джули вечером после школы зазвал меня к себе и сказал:

– Я хочу, чтоб ты кое-что спросил у Билли.

– Ну нет! – вскинулся я. – На этот раз спрашивай сам. Мне некогда.

Мне сейчас было не до него: на носу экзамены.

– А мне от него ничего не надо, – сказал Джули. – Я только хочу кое-что спросить про трубу.

– А что такое? – поинтересовался я.

– У меня звук не получается, – объяснил он. – В субботу вечером я ходил слушать городской оркестр, смотрел, как Джим Бизли играет на трубе. А сам дую, дую – и ничего не выходит.

Он показал, как он это делает, я рассмеялся.

– А что ж ты сам не спросишь Билли? Он бы тебе показал, как с ней обращаться.

– Он отберет у меня трубу, а она мне еще нужна.

И, как всегда в таких случаях, властно распорядился, чтоб я все-таки сходил к Билли.

– Ладно уж, ладно. Но это в последний раз, Джули. Самый последний.

Джули пожал плечами, что было равносильно доброму слову, и в понедельник после обеда я отправился на лесной склад и спросил Билли, как полагается дуть в трубу.

– Три условия, – сказал Билли. – Первым делом надо набрать полные легкие воздуха, а потом, надувая щеки, изменять силу звука и наконец так сложить губы, чтоб они были вроде клапана. Вроде мундштука.

Я пересказал это Джули, но он явно ничего не понял. Он никогда не мог взять в толк никакие технические объяснения, и неделю спустя Билли сказал мне, что как-то утром, уходя на работу, нашел у себя на пороге трубу, которую он давал Джули.

Так кончилась история с трубой, и я был разочарован, ведь я не сомневался, что Джули и с этим инструментом справится без труда. Но еще оставался кларнет – от него Джули, видно, пока не отказался.

В любое другое время я бы непременно пошел поглядел, чем там занимается Джули, но до экзаменов оставались считанные дни, надо было готовиться вовсю. Я давным-давно не заходил к Джули и про кларнет даже не вспоминал. По правде сказать, если уж говорить о Джули, мне куда интересней было, что происходит в школе между ним и Бетт. Раза три-четыре в неделю Бетт оставалась теперь после уроков и натаскивала Джули по истории, английскому, французскому и по математике, в которой он все схватывал на лету.

Глядя на это, мы все только радовались: нас больше не мучили угрызения совести, хоть мы и не могли бы объяснить, с чего нам чувствовать себя в ответе за Джули. И однако мы знали: Бетт старается понапрасну. Она и сама явно это понимала, и, похоже, они не бросали этих занятий только оттого, что не могли ни дня провести врозь. К тому времени дружба их была уже вполне откровенна и очевидна, ее признали все мы и даже наши учителя – чудо, единственное в своем роде, хотя и вполне естественное. Кто же мог заподозрить в чем-то дурном нашу примерную Бетт? Кто стал бы подозревать в нечистых помыслах нашего благочестивого Джули? Не замечалось никаких признаков юношеской страсти: ни попыток украдкой коснуться друг друга, ни обмена лукавыми взглядами. Нас незачем было убеждать в чистоте их отношений, мы и так это знали. А присматривался я к ним потому, что любопытно было, что будет дальше и надолго ли все это. По правде сказать, я ждал: уж, наверно, миссис Кристо не утерпит и вмешается.

И я не удивился, услыхав, что однажды, в пятницу, после обеда, когда мясная лавка была уже закрыта, миссис Кристо зашла к мистеру Морни.

Кое-что я узнал об этом посещении во время суда над Джули, когда мой отец коротко допрашивал мистера Морни. Но куда больше мне стало известно от Бетт. Ничего особенного она мне не рассказала, лишь в немногих словах описала, как было дело, и все же на меня тотчас дохнуло запахом мускуса, неотделимым от этого пышного экзотического тела, облаченного в черный шелковистый миткаль: миссис Кристо подошла к заднему крыльцу мясной лавки, оттуда лестница вела в комнаты, где жила Бетт с отцом.

– Что-нибудь случилось? – спросил мистер Морни, увидев миссис Кристо.

Она прижимала туго свернутый платочек то к груди, то к плечу.

– Нет-нет. Ничего не случилось, мистер Морни, – задыхаясь, промолвила миссис Кристо. – Я насчет наших детей… вашей и моего…

– Входите, – сказал мистер Морни, уже не сомневаясь, что с кем-то из детей, а то и с обоими, что-то стряслось.

О мистере Морни в нашем городе никто не сказал бы худого слова, но все же он был человек преуспевающий, вдовец, завидная партия, а миссис Кристо – сама любовь, щедрость и благоухание, так что с его стороны было большой смелостью пригласить ее войти, не побоявшись скандала. Она вошла, села и тут же похвалила и его славный дом и славную дочку. Весь город знает, какая она славная девочка.

– Я так рада, – по обыкновению глубоко вздыхая, сказала миссис Кристо, – так рада, что у Джули такая славная подружка.

– Бетт говорила мне, что помогает ему заниматься, – отозвался мистер Морни.

– Мне тоже об этом говорили, – прошептала миссис Кристо. – Об этом-то я и хотела с вами поговорить.

– Вот как? А в чем дело, миссис Кристо? Вы этого не одобряете?

– Ну что вы. Я так довольна. Но не лучше ли, чтоб Бетт приходила к нам? Или Джули к вам? Может быть, так будет легче уберечь их от дурных влияний?

– От каких таких дурных влияний?

– Ну, право, не знаю, – смешалась миссис Кристо. (И когда Бетт передавала мне их беседу, я так и слышал резкий неотвязный голос доктора Хоумза.) – Но в наше время надо быть очень осторожными. Стоит только выйти за ворота. И ведь сколько для них искушений, мистер Морни. Разве угадаешь, где их подстерегает, какой-нибудь ужасный соблазн?

– Если они хорошие дети, миссис Кристо, можно за них не беспокоиться, – сказал он. – Бетт хорошая девочка, и, я уверен, Джули хороший сын.

– Грех повсюду, – возразила миссис Кристо, прижав пухлую руку к покрытой золотистым загаром груди. – К нему ведет много дорог, мистер Морни, и детей наших всегда может увлечь что-нибудь ужасное.

– Что ужасное?

– Сама не знаю. Просто что-нибудь ужасное. Так уж вы, пожалуйста, помогите мне. Если б вы разрешили Джули иногда приходить к вам сюда, чтоб он видел, как славно вы живете. А ваша дочка может приходить к нам, когда захочет.

– Я всегда буду рад видеть у нас Джули, миссис Кристо. Можете не сомневаться.

– Ох, я знала, вы меня поймете, – сказала миссис Кристо. – Вы добрый человек, мистер Морни. Это все знают. И я так рада, что у Джули теперь есть добрая подружка.

И тут, словно вдруг испугавшись, что ее может в этом доме застать Джули, она заторопилась уходить.

– Может, выпьете чашечку чаю? – предложил мистер Морни.

– Нет, нет. Мне пора…

В дверях мистер Морни пообещал сделать для Джули все, что сможет.

– Присылайте его по утрам в субботу – пожалуй, у меня найдется для него какая-нибудь работенка, – сказал он. – Понятно, если он хочет немного заработать.

Миссис Кристо затрепетала на дорожке, точно засмущавшаяся девушка.

– Ну, как же, – сказала она. – Я непременно его пришлю. Только, пожалуйста, не говорите Джули, что я у вас была. Будет так славно, гораздо лучше, если его позовет ваша Бетт, как, по-вашему?