Через двадцать лет ей исполнится сорок семь, и без мужа, без профессии, без семьи она может рассчитывать только на помощь Джорджа либо кого-то из младших. Ей не слишком нравилась такая перспектива, поэтому она не хотела торопиться. Но, с другой стороны, оставить все как есть тоже не удастся.

Бену стало жаль ее, но он никогда не решился бы сказать об этом вслух.

— У тебя есть возможность вложить деньги в какое-то новое дело. Существует целый ряд вариантов, о которых стоит подумать.

А кроме того, она могла бы выйти замуж за него или за кого-нибудь другого. Но Эдвина считала, что в двадцать семь лет эту мысль лучше оставить. Слишком поздно. Не следует и размышлять на эту тему. Она просто выполнила свой долг. Вот и все. И она ни о чем не жалела. Вспомнив, как перед отъездом сияло от радости лицо Джорджа, она вдруг почувствовала, что жизнь уходит, уходит невозвратимо. Но что толку об этом думать?

Письма Джорджа о голливудской жизни забавляли всех. Они покатывались со смеху, читая, как песик одной нарядной дамы помочился на любимую ручную змею какой-то восходящей кинозвезды и тем самым чуть не сорвал съемки. Джордж быстро освоился на новом месте и, судя по всему, был очень доволен своей работой. Дядя приятеля сдержал обещание, и Джордж осваивал профессию ассистента оператора. Через пару недель его ожидала первая съемка.

— Теперь он станет кинозвездой? — спросила Фанни вскоре после отъезда Джорджа. В десять лет мир кино казался ей чудесным, как сказка.

Но еще больший интерес к судьбе брата проявляла двенадцатилетняя Алексис. Она обещала стать настоящей красавицей, и грустная задумчивость придавала особое очарование ее лицу. Она уже обращала на себя внимание прохожих, и это внушало Эдвине тревогу.

Алексис так и не смогла до конца оправиться после смерти родителей, тяжело перенесла она и гибель Филипа. В кругу семьи она держалась нормально, но при появлении незнакомых людей тут же замыкалась в себе. Она обожала Джорджа, ходила за ним как тень и не ложилась спать, часами сидя на лестнице, дожидаясь, пока он вернется из гостей. Алексис особенно привязалась к нему после смерти Филипа.

Ей очень хотелось навестить Джорджа, и Эдвина не смогла ей отказать, хотя он обещал приехать на День Благодарения.

Незадолго перед этим она оформила сделку с покупателями газеты из Сакраменто. Ее нерешительность обернулась к лучшему: они заплатили даже больше, чем предлагали сначала. Тем не менее Эдвина понимала, что отныне придется сократить расходы, чтобы денег хватило надолго.

Но все-таки ей было жаль газету. В последний раз она зашла в кабинет отца. Теперь здесь работал один из его заместителей, но для сотрудников он оставался офисом Берта Уинфилда. На стене висела фотография: мама и она, еще совсем маленькая. Эдвина сняла ее, долго вглядывалась в лицо матери, а потом села и подписала необходимые при сделке документы. Вещи отца уже убрали из кабинета.

— Вот и все. — Она посмотрела на Бена, который пришел, чтобы помочь ей оформить сделку.

— Жаль, что все так закончилось, Эдвина. — Он грустно улыбнулся. Они оба хотели видеть Филипа в кресле руководителя. — Как дела у Джорджа?

Она рассмеялась, вспомнив его последнее письмо.

— Думаю, что еще никогда он не был так счастлив. Похоже, в Голливуде все слегка тронутые. Но ему там нравится.

— Я рад. А эта работа не для него. — Бен на самом деле считал, что Джордж не справился бы с газетой.

Они вышли на улицу и долго стояли у дверей. Забота о газете сближала их, теперь ее нет, но Эдвина знала, что еще не раз будет пользоваться советами Бена. Он медленно проводил ее к машине и помог сесть.

— Спасибо за все, — тихо сказала она. Он молча кивнул, и она поехала домой. Грустно расставаться с газетой, которую отец так любил. Но его нет больше… Филипа тоже… Закончилась целая эпоха.

Джордж сдержал обещание и на День Благодарения приехал домой. Все были очень рады его приезду, и дети слушали его рассказы, раскрыв рот.

В Голливуде он познакомился с братьями Уорнерами, видел Норму и Констанцию Талмадж и развеселил детей рассказами о Томе Миксе и Чарли Чаплине. Конечно, между Джорджем и звездами кино лежала пропасть, но киноиндустрия пока переживала эпоху становления и таила массу перспективных возможностей для талантливых людей. Голливуд кипел энергией, и Джордж чувствовал себя там как рыба в воде.

Сэм Горовиц, дядя его друга, представлял собою весьма оригинальную личность. Четыре года назад он основал главную студию и со временем мог управлять всем этим городом, потому что знал свое дело и умел ладить с людьми. Джордж охарактеризовал его как большого человека — во всех смыслах этого слова, упоминание о его красивой дочке не пролетело мимо ушей Эдвины.

Как сказал Джордж, она была единственным ребенком. Жена Сэма погибла в железнодорожной катастрофе, и отец растил ее один. Эдвина удивилась, что брат знает так много о девушке, но удержалась от замечаний, а Джордж все говорил и говорил.

— Можно, мы приедем к тебе?

Тедди восхищенно смотрел на брата. Он казался ему очень важной фигурой, важнее даже, чем кинозвезда! Джордж подробно рассказал им о своей работе. Он не слишком любил техническую сторону своей профессии, но надеялся, что вскоре сам будет ставить фильмы, а затем возглавит студию, как Сэм Горовиц. Он нисколько не сомневался в своих способностях. Сэм обещал через год взять его к себе, если он проявит необходимые деловые качества.

— Надеюсь, там ты работаешь прилежнее, чем в газете, — сказала Эдвина.

— Не сомневайся, — ухмыльнулся Джордж. — Прилежнее, чем в Гарварде!

Он был искренне рад, что нашел занятие по душе. Интересно, что сказал бы Филип, будь он сейчас рядом с ними. Хотя при нем Джордж скорее всего продолжал бы учиться в Гарварде.

Как жестоко устроен мир! Не прошло и года со дня смерти Филипа, когда закончилась эта ужасная война. Она унесла десять миллионов жизней, двадцать миллионов вернулись с фронта искалеченными. Столь колоссальное количество жертв просто не укладывалось в голове.

Каждый день во время недолгого пребывания Джорджа в Сан-Франциско они говорили о войне, и Эдвина вспомнила, что уже давно не получала писем от тети Лиз. Она решила написать ей сама, поделиться последними новостями.

Год назад Эдвина повергла ее в отчаяние, сообщив о смерти Филипа, но с тех пор их переписка почти прервалась. Впрочем, связь с Англией оставалась весьма ненадежной. Эдвина отправила письмо вскоре после отъезда Джорджа.

На Рождество он опять приехал, чтобы провести праздники в кругу семьи, и рассказал им много новых забавных историй о кинозвездах. Частое упоминание имени Хелен Горовиц навело Эдвину на мысль, что он серьезно ею увлекся. Эдвине уже давно хотелось съездить в Голливуд, но она опасалась стеснить свободу брата. Уже не мальчик, но еще и не мужчина, Джордж считал себя личностью необычайной, хотя на самом деле по-прежнему оставался тем же непоседой, что и раньше. Именно поэтому они так любили брата.

Он не расставался с детьми и участвовал во всех играх. Он купил девочкам по платью и несколько новых красивых кукол, а Тедди прыгал от радости, получив в подарок велосипед и ходули. Эдвине Джордж преподнес жакет из серебристой лисы. Она давно уже не покупала себе новых нарядов, но подарок Джорджа до слез растрогал ее, потому что точно такой же был когда-то у мамы, и она с благодарностью примерила его. По настоянию Джорджа она надела его в рождественский праздник. Доброта и великодушие сочетались в нем с неистребимым мальчишеством: встав на ходули, он бродил по дому, а затем вышел в сад поприветствовать соседей.

Джордж уже вернулся в Голливуд, когда из Лондона пришли печальные вести. Адвокат тети Лиз с глубоким прискорбием извещал Эдвину, что леди Хикэм скончалась в конце октября, но вследствие «трудностей» военного времени ему не удалось сообщить об этом раньше. Он обещал держать ее в курсе последующих событий.