— Нам надо многое обсудить, — продолжал Бен, стоя с Эдвиной в холле.

— А что именно? — Ей нужно было знать, она всю неделю думала об этом. Хватит ли у них денег на жизнь? Ей всегда казалось, что хватит, а вдруг нет?

— Ты должна решить, что делать с газетой, с этим домом, и потом, у твоего отца есть кое-какие вклады. Между прочим, твой дядя хочет, чтобы вы все продали и перебрались в Англию, но мы позже это обсудим. — Бен не хотел расстраивать Эдвину, но ее глаза вдруг гневно вспыхнули.

— А при чем тут мой дядя? Он что, мой опекун? — Ей даже в голову не приходило, что такое может быть, но Бен успокаивающе покачал головой.

— Нет, не он, а твоя тетя, таково было желание твоей матери. Но только до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать один.

— Слава богу, — улыбнулась Эдвина, — осталось недолго ждать. Всего только три недели. — Бен улыбнулся в ответ. Она чудесная девушка с сильным характером и отлично со всем справится. Как жаль, что такие испытания выпали на ее долю. — Мне придется продать газету? — взволнованно спросила Эдвина.

— Может, когда-нибудь ты и захочешь, но сейчас там работают отличные ребята, и она будет приносить доход. Но если Филип не возьмет на себя заботу о ней через несколько лет, возможно, придется продавать. Или, может, ты хочешь попробовать?

Они оба улыбнулись. Нет уж, у нее и без газеты достаточно дел.

— Мы можем поговорить обо всем на будущей неделе, Бен, но я уже и сейчас могу сказать главное. Я никуда не поеду и ничего не продам. Я хочу все сохранить, как есть… для детей.

— Но это большая ответственность.

— Возможно. — Она помрачнела. — Но пусть все так и останется. Я хочу, чтоб все было как при маме с папой.

Бен с восхищением смотрел на Эдвину, но он все же немного сомневался, как-то она справится? Поднять пятерых детей — нелегкая задача для двадцатилетней девушки. Однако он знал, что Эдвина унаследовала отцовский ум, и материнское доброе сердце, и мужество, и она всего добьется, чего захочет. Наверное, она права и не стоит ей мешать.

Эдвина со вздохом закрыла за Беном дверь и огляделась. Дом как будто одичал: не было цветов в вазах, привычных запахов и звуков. Да, работы ей предстоит много, а для начала надо проведать детей. Она слышала, как они играли в кухне с миссис Барнс, а Филип с Джорджем на втором этаже яростно спорили, чью ракетку сломал Джордж. В комнате Алексис Эдвина никого не нашла, и нетрудно догадаться, почему.

Она прошла через свою комнату и медленно поднялась в залитую солнцем родительскую спальню. Там было жарко и душно, будто комнату не проветривали целый месяц, но зато солнечно, из окна открывался красивый вид на залив.

— Алексис? — тихо позвала Эдвина. Она была уверена, что сестренка где-то здесь. — Дорогая, где ты? Спускайся вниз… мы соскучились по тебе.

Эдвина, закусив губу, прошла в мамину гардеробную. На туалетном столике в ряд стояли флаконы с духами, баночки с кремами, на полках аккуратно были разложены шляпки и туфли… которые она никогда больше не наденет. Эдвина сквозь слезы пыталась высмотреть Алексис.

— Лекси?.. Иди сюда, малышка… иди… — Но в комнате, пропитанной запахом маминых любимых духов, стояла тишина. — Алекс…

Ее голос замер, она увидела Алексис, которая со своей любимой куклой сидела в шкафу и тихо плакала. Она держалась за мамины платья, вдыхая их запах, и не хотела вылезать. Эдвина медленно подошла к Алексис, опустилась на корточки и поцеловала ее.

— Я люблю тебя, моя маленькая… Я так тебя люблю… может быть, по-другому, чем она… но очень-очень, поверь мне… — Эдвина с трудом подбирала слова, не зная, как утешить сестренку.

— Я хочу к маме, — плача, повторяла малышка.

— И я тоже, — заплакала вместе с ней Эдвина, — но ее больше нет… она погибла… а я здесь… я обещаю, что никогда не покину тебя…

— Она тоже обещала, а вот ее нет.

— Но она не хотела… она ничего не могла сделать. Так получилось.

Хотя это было не совсем так, и Эдвина снова и снова возвращалась в мыслях к тому моменту, когда они покидали «Титаник» без нее. Почему она не села в шлюпку с детьми? Потом, когда Эдвина успокоила ее, что Алексис находится с нею вместе? И после еще были шлюпки… она могла бы успеть. Но она предпочла остаться с мужем. Филип рассказал Эдвине об этом. Как она могла так поступить с ними?.. С Алексис?.. С Тедди… Фанни… С мальчиками?.. Где-то в глубине души Эдвина затаила обиду на мать. Но она не могла признаться в этом Алексис.

— Я не знаю, почему так случилось, Лекси, но теперь ничего не поделаешь и мы должны заботиться друг о друге. Нам всем не хватает ее, но надо жить дальше. Мама хотела этого.

Алексис долго колебалась, но потом поднялась и неуверенно вылезла из шкафа.

— Я не хочу идти вниз… — Она заартачилась, когда Эдвина попыталась вывести ее из родительской спальни, и стала в панике оглядываться, словно боясь, что больше никогда не увидит этой комнаты, не почувствует маминых духов.

— Нам нельзя здесь оставаться, Лекси… мы только больше расстроимся. Я знаю, что она здесь, и ты знаешь, она везде… она в наших сердцах. Я все время чувствую, что она со мной.

Эдвина осторожно подняла Алексис и понесла вниз, и сестренка уже не выглядела такой испуганной.

Вот наконец они дома, чего они так хотели и одновременно боялись. Их родителей больше нет, но память о них будет жить, как цветы в саду.

Ночью Эдвина поставила флакончик маминых духов на столик Алексис, и с тех пор ими всегда пахло от куклы, миссис Томас. И дуновение этого аромата пролетало, как смутное воспоминание о женщине, которую они так любили и образ которой навсегда запечатлелся г, их сердцах.

— Наплевать мне на его желание! — Эдвина сердито посмотрела на Бена Джонса. — Я не продам газету.

— Твой дядя считает, что ты должна ее продать. Я вчера получил от него длинное письмо. Хотя бы обдумай его предложения. Он предполагает, что газета постепенно зачахнет, раз никто из семьи не управляет ею. И он уверен, что ваше место в Англии, рядом с ними. — Бен извиняющимся тоном, но точно передал мнение дядя Руперта.

— Чепуха. Со временем найдется подходящий руководитель. Филип через пять лет уже закончит учебу.

Бен вздохнул. Он понимал, чего хочется Эдвине, и, может быть, она права, но и дядя, возможно, тоже.

— В двадцать один год парень не сможет возглавить такое дело. — Между тем Бен вовсе не был уверен, что в двадцать один девушка может быть опорой для пятерых детей. Это тяжелая ноша, в Англии им будет легче.

— Сейчас в газете отличный коллектив, вы сами говорили, — настаивала Эдвина, — а в свое время Филип займется этим.

— А если нет, тогда что?

— Тогда и посмотрим. А пока у меня есть другие дела. Мне надо думать о детях, о газете же нечего беспокоиться, — вспылила Эдвина.

Она устала: столько всего сразу на нее навалилось. У папы были кое-какие акции, облигации, у мамы тоже. Еще была небольшая недвижимость в Южной Калифорнии, и Эдвина решила ее продать. И дом надо вести, и теперь еще эта газета. И так все чертовски сложно, дети еще не пришли в себя после пережитой трагедии, Джордж плохо учится и все время ссорится с Филипом, а Филип боится провалить экзамены, и она с ним занимается по вечерам. А ночами — слезы, постоянные кошмары.

Эдвине казалось, что она крутится на карусели и никогда с нее не слезет: то одно надо решить, то другое спросить, о том позаботиться, об этом разузнать. И некогда ей побыть одной, вспомнить Чарльза… некому позаботиться о ней самой, и что так будет вечно.

— Эдвина, разве не лучше поехать в Англию и пожить какое-то время у Хикэмов? Пусть они помогут тебе.

Она обиделась.

— Я не нуждаюсь в помощи. У нас все в порядке.

— Да-да, я знаю, — примирительно сказал Бен, — но это же несправедливо, что ты все взвалила на себя. А они ваши родственники и искренне хотят помочь.

Но Эдвина так не считала.

— Ничего они не хотят помочь. Они хотят у нас все отнять. — Слезы навернулись ей на глаза. — Наш дом, наших друзей, наш образ жизни. Разве вы этого не понимаете? — Она жалобно посмотрела на Бена. — Мы же все потеряем.