В боевом донесении об этом, вылете сказано скупо и строго:
«…В ночь на 28 июня 1942 года экипаж Никулиной — Рудневой производил бомбометание по мотомехчастям и живой силе противника в п. Покровское, в результате чего экипаж был обстрелян зенитной артиллерией и схвачен шестью прожекторами. Умелым маневром пилотирования вышли из лучей прожекторов и зенитного обстрела, прямым попаданием поразили цель, вызвав три очага пожара».
И летчицу, и штурмана этот вылет сделал намного опытнее.
А однажды случился диковинный курьез. Дина с Женей вылетели на бомбежку немецкой переправы. Под нижними плоскостями подвешены две стокилограммовые бомбы. Прорвавшись сквозь зенитный огонь, вышли к переправе. Женя тщательно прицелилась и дернула «шарики» бомбосбрасывателя. Внизу блеснула вспышка… Одна. Другая бомба не упала. Сделали второй заход. Женя дернула «шарики» — бомба на месте. Попробовали третий раз — бомба точно когтями вцепилась в плоскость. Стало ясно — отказал бомбосбрасыватель. Не помогли ни крутые пике, ни виражи… Домой возвращались с чувством обреченности. При посадке, когда самолет колесами касается земли, получается толчок… В этот момент бомба может сорваться, тогда — взрыв и неминуемая гибель. Обидно умирать ни за грош, от своей же бомбы, на своем аэродроме. Женя достала тетрадку и описала, что с ними случилось, — может быть, взрывной волной отбросит тетрадь, ее найдут и прочтут. Неподалеку от аэродрома они встретились с «мессершмиттом». Дина резко спикировала, очереди «мессера» прошли мимо, немец потерял их из виду. Зашли на посадку. Летчица, мобилизовав все свое мастерство, посадила самолет так, что Женя почти не ощутила толчка. Пробег был закончен. Мотор замолк, только продолжает мелькать бесшумно вращающийся винт. Некоторое время Дина и ее штурман сидели неподвижно, еще не веря в спасение. Затем Женя выбралась из кабины, осторожно встала на плоскость, плавно, чтобы не раскачать машину, спрыгнула на землю. Заглянула под крыло — бомбы не было. Решили, что сорвалась, когда шли на посадку.
С рассветом техники, вооруженцы, бойцы БАО (батальона аэродромного обслуживания), а так же Дина с Женей принялись за поиски неразорвавшейся бомбы. Прочесали всю прилегающую к аэродрому местность — бомбы нет, как не бывало. «Куда же она могла провалиться? — спрашивала себя Женя. — Куда?»
И вдруг она увидела колодец.
— Девочки, а если она в колодец… провалилась?
— Да ты что?..
Все же в колодец в бадье опускается с шестом парнишка, солдат из БАО. Техники медленно раскручивают цепь, весело стращают парня:
— Не удержим, искупаешься.
— Плавать-то умеешь? Слышь, Степа?
— Я вам дам! — глухо и тревожно звучит из колодца.
— Сейчас раскрутим и завтракать пойдем. Поднимать не будем.
— Ну зачем так, девочки? — укоризненно говорит Женя.
Техники хохочут. Руки у них в ссадинах и царапинах, но крепкие, удержат, конечно, и вытащат. Им смешно, что Степа боится.
— Без бомбы тащить не будем. Ну как там?
И вдруг снизу доносится:
— Есть! Тут она!
Техники ошеломленно смотрят на Женю:
— Нашел.
— Ты что, целилась?
А Степа тем временем дергает цепь:
— Тащите.
Весь день полк веселится по поводу «удачного» попадания в колодец. Жене не дают прохода, требуют написать заметку в боевой листок, поделиться опытом.
— Значит, ты и Гитлеру в темя попасть сможешь? Хлопни ты его, чтобы не встал.
Женя смеется вместе со всеми, что-то отвечает, обещает прочитать лекцию: «Как попасть бомбой в колодец».
Слух о поразительном случае разносится по дивизии.
Погода нелетная. Трехслойные облака, напитанные влагой, грузно оседают, того и гляди, лягут на землю. Время от времени принимается моросить дождь, негромко шуршит по крыльям, как по крыше.
Мы дремлем под плоскостями, ждем погоды. Облака поднимутся в конце концов, но случится это ближе к рассвету. Ночь — время нашей работы — проходит зря.
Мы томимся от безделья и скуки. Я спрашиваю лежащую неподалеку Женю Рудневу:
— Штурман, когда ты полюбила звезды?
— Не знаю… Наверное, когда увидела впервые…
— Значит, еще в пеленках? — усмехнулся кто-то.
И снова слышен в темноте чуточку певучий голос Жени:
— Смешно, конечно. И вовсе не так… Меня занимало: как вообще человек осознал необъятность звездной Вселенной? Представляется: человек встал на ноги и взял в руки палку, чтобы попробовать дотянуться до звезд. Правда ведь, кажется, они рядом… Астрономия, пожалуй, древнейшая из древнейших наук. Индусы, китайцы, халдеи, египтяне, арабы… Главное из их научного наследия — математика и астрономия. В названиях созвездий — история и мифы. Жила такая царевна в древности. Звали ее Береника. Ее очень любил фараон. Но вот она неожиданно умерла. Возлюбленный ее был неутешен. Тогда жрец-астроном открыл новое созвездие и назвал его — «Волосы Береники». Легенда. А какая красивая! И сколько их!
Хотелось сказать: «Рассказывай, рассказывай, милая, добрая душа, Женечка! Рассказывай, нам от этого легче».
Может быть, и правда, так чуточку поспокойнее.
— Откуда она все это знает? — спрашивает меня недавно пришедшая в полк молодая летчица.
— Наша Женечка много чего знает, это наш звездочет, наш «ученый муж».
Вдали мелькает луч фонаря — к нам кто-то идет. Над головой раздается голос Иры Ракобольской, начальника штаба:
— Полетов не будет, можно идти спать. Командиры эскадрилий к командиру полка.
Началась горькая пора отступления. Фашисты собрались с силами и попытались окружить всю группировку советских войск, находившуюся в районе Среднего Дона. Войска Южного фронта, глубоко охваченные противником с северо-востока и востока, оказались в тяжелом положении. Ставка приняла решение оставить Донбасс и организовать оборону на левом берегу Дона. Красная Армия отступала с боями. В течение месяца противник выдвинулся в большую излучину Дона, непосредственная угроза нависла над Сталинградом и Северным Кавказом.
Вместе с наземными войсками отступала авиация. Напряжение возрастало. Перед «ночниками» командование поставило задачу: интенсивными бомбовыми ударами по переднему краю противника задерживать его продвижение. Но фронт неумолимо сдвигался к югу, и поэтому чуть ли не каждый день после нескольких боевых вылетов 588-му авиаполку приходилось снова, часто в светлое время, подниматься в небо и, рискуя попасть под удар немецких истребителей, перелетать на новое место базирования. Спать удавалось урывками, два-три часа в сутки, болела голова, от недосыпа у девушек вокруг глаз появились черные круги, молниеносные сновидения посещали чуть ли не на ходу. Хуже стало с питанием. Батальон аэродромного обслуживания едва успевал развернуться, как снова приходил приказ сворачиваться, и уходить дальше. Основным блюдом в рационе стала кукуруза. Кукуруза на завтрак, кукуруза на обед, она же на ужин. Когда-то, в мирные дни, эти золотые початки казались такими привлекательными! Идет по пляжу толстая тетка и кричит: «Пшенка, пшенка, горячая пшенка!» Почему-то в Одессе кукурузу называют пшенкой. Лежишь на камнях, разомлев под южным солнцем, и ждешь, когда тетка дойдет до тебя, и чувствуешь неожиданный голод, и представляешь, как возьмешь два, нет, три теплых початка, вотрешь в них соли побольше и будешь вгрызаться в мягкие зерна, а кочерыжку, прежде чем выбросить, хорошенько обсосешь. Теперь же один вид этого деликатеса наводил тоску. Замученные опостылевшей кукурузой, некоторые из нас стали поговаривать о неприкосновенном запасе или бортовом пайке, который выдается каждому экипажу на случай вынужденной посадки. Те, кто желал посягнуть на НЗ, выдвигали, на их взгляд, весьма солидные резоны:
— Вынужденных у нас не бывает, а если и сядем у фрицев и не пробьемся к своим, то все равно живыми не сдадимся. Так что пропадет НЗ. А пока он очень мог бы пригодиться — глядишь, лучше бы фрицев били.
