— Что-то я не вижу радости на твоем лице.

Почему же он такой проницательный?!

Лена горько усмехнулась и отвела глаза.

— Как тебя занесло на благотворительный вечер, лучше мне скажи? — спросила она, не отвечая на его вопрос, и мысленно молясь о том, чтобы он не настоял на ответе.

Просто не желая затрагивать в своей душе те струны, которые итак надрывно дрожали и нестерпимо болели, кровоточа и гноясь. Уже целых девять лет. Зачем теребить их еще больше?!

Андрей не стал настаивать. Но одного долгого взгляда, словно бы расслаивавшего ее на куски, Лене хватило, чтобы осознать, что он все понял. Как и всегда понимал без слов.

— Да так вот… занесло вдруг… — развел он руками. — Бизнес.

— Бизнес? — удивилась Лена. — Ты подался в бизнесмены? Никогда бы не подумала.

Андрей пожал плечами.

— А почему бы и нет, — вновь пристальный взгляд на нее. — Вот я бы тоже никогда не подумал, что…

Он не договорил, и Лена почувствовала, как ее сердце пропустило один тревожный удар, затем еще один… И почти остановилось.

— Что?… — с придыханием проговорила она.

Андрей же лишь покачал головой, не желая отвечать.

— Ничего. Это я так… — отмахнулся он. — Скажи лучше, что сама тут делаешь?

Лена напряглась, что не укрылось от взгляда Андрея. Его глаза недовольно сощурились, а губы сжались в тонкую линию.

— Я здесь с мужем, — сказала Лена после непродолжительной паузы.

Андрей ничего не ответил, молча разглядывал ее.

Невысокая, по сравнению с ним и его почти двухметровым ростом, так точно. Она всегда едва доставала ему до плеча. Красивая, по-прежнему самая прекрасная девушка на свете. Светлые локоны собраны в высокую прическу, открывая лебединую шею и красивые скулы. Обнаженные руки с тонкими запястьями и длинными пальчиками с ухоженными ноготками. Темно-синее платье облегает стройную фигурку, как вторая кожа. И выглядела она так, словно сошла с обложки журнала…

А вот карие глаза… грустили. В них читалась боль.

И это отозвалось в сердце Андрея собственной нестерпимой болью.

— Ты не хочешь быть здесь, — сказал Андрей без предисловий, чем поверг Лену в шок.

Лена вновь напряглась, передернула плечами, сильнее сжала ножку бокала. Нервничает…

Оглянулась назад, для того чтобы найти глазами мужа, как предположил Андрей. Боится?!!

И, по-видимому, нашла, так как тут же поджала губы и опустила глаза, словно провинившаяся девочка. Обернулась к Андрею, но, не глядя на него, проронила:

— Прости, Андрей, но… мне нужно идти.

— Идти? — Андрей и сам удивился своему голосу, звучавшему так непривычно хрипло.

Лена вновь бросила косой взгляд в сторону, и Андрей проследил за ним. Но так ничего и не увидел.

— Да, — проговорила она и подняла на него глаза. — Я была рада тебя увидеть! — искренне воскликнула она. — И буду рада, если мы встретимся вновь.

Андрей кивнул, словно на автомате, глядя на ее растерянные карие глаза, метавшиеся в поисках того, на чем можно заострить взгляд. На чем угодно, но только не на нем — Андрее!

— Я тоже… — выдавил Андрей из себя.

Лена сделала шаг назад, увеличивая между ними расстояние, как тогда, десять лет назад, в парке, на лавочке, под кустом орешника. И Андрею захотелось приблизиться к ней, чтобы та пропасть, что уже разделяла их, не стала роковой бездной.

Но он устоял на месте, а Лена отошла от него еще на шаг.

Как тогда, когда она не удержала его, когда уходил он.

— Всего доброго, Андрей, — проговорила Лена, заглянув ему в глаза.

— До свидания, Лена, — машинально проговорил Андрей, не узнавая свой голос.

Она еще несколько секунд стояла напротив него, словно бы борясь с желанием остаться, а потом покачала головой, натянуто улыбнулась мужчине на прощание и поспешила прочь.

Едва девушка скрылась в дверях, Андрей поднес бокал с шампанским к губам и осушил его одним большим глотком.

Макс нашел ее почти сразу. Потому что отлично знал, где она может находиться.

Почувствовав, как внезапно проснувшаяся в нем совесть задрожала в груди гулкими ударами сердца, Макс ощутил острое разочарование, граничащее с неприязнью. К самому себе.

Зачем он привел Лену сюда?!

Ей не нравилось данное мероприятие. Все здесь было чуждо ей. Она улыбалась натянуто, отвечая фальшивыми улыбками на не менее ложные улыбки и пожелания всего наилучшего, и старалась не вступать в беседы, которые сопровождались бы градом неприятных ей вопросов, и двигалась она скованно, словно бы мысленно рассчитывая каждый свой шаг, чтобы не допустить ошибку или не нарваться на замечание или очередной неприятный вопрос. И прятала глаза, чтобы их выражение не выдало ее с головой.

Уже через десять минут после того, как они переступили порог зала, Макс пожалел о том, что принял приглашение и привел жену с собой. Нужно было оставить ее дома.

Она не просила его об этом, да и не попросила бы, ведь это была его Лена! Но ему следовало заметить ее состояние еще тогда, когда она грустно улыбнулась ему и кивнула, когда попросил ее надеть его любимое платье. Или когда она, немного помедлив, словно бы собираясь что-то сказать, остановилась в дверях, оглянулась назад, а потом посмотрела на него. Он не обратил внимания на ее взгляд, поторопил ее, потому что они опаздывали, и поспешил вниз, подхватив ее под руку.

Сейчас он отчаянно ругал себя за такую оплошность. Ему следовало заметить. Он должен был видеть.

Лена молчала всю дорогу, и он, как последний дурак, проигнорировал ее молчание. Она всегда была слишком тихой и спокойной, он к этому уже привык. И это молчание было в порядке вещей…

Но… неужели он не мог заметить, как нетерпеливо и нервно она сжимала тонкими пальцами сумочку?! Как скованно держалась в машине?! Как напряжена была ее спина, словно натянутая струна?! Или как она обернулась к нему, решив что-то сказать, а он перебил ее и сказал какую-то глупость?!

Нужно было повернуть машину назад и ехать домой. Чтобы избавить Лену от необходимости играть роль, которая причиняла ей боль.

Но он понял это уже слишком поздно. Когда уже не мог бы просто так уйти.

Может быть, именно потому, что он понимал, как отчаянно она не желает здесь присутствовать, чувствуя свою причастность к ее состоянию, и пытаясь успокоить ее своим присутствием, он и находился рядом, надеясь на то, что это ее успокоит? И не отпускал ее от себя, настойчиво удерживая за талию и прижимая к себе, или просто держа в руке ее ладонь, чувствуя, как бешеный пульс бьется ему в руку. И наблюдал за ней даже тогда, когда разговаривал с друзьями, делая вид, что внимательно слушает их, а на самом деле косо поглядывая на жену?!

Он чувствовал, что ей плохо. Он почти явственно ощущал ее боль на себе. Слышал биение ее сердца. Ощущал дрожь кожи даже тогда, когда она стояла в нескольких шагах от него. Он чувствовал ее отчаяние. Ее скованность и замкнутость. Видел ее блестевшие отчаянием глаза, сжимая ее дрожащие пальцы в своей руке, и видя лживую улыбку на губах.

И обзывал себя последним негодяем. И злился на себя. И отчаянно негодовал из-за того, что не может уйти с вечера так скоро. И глядя на Лену, отчетливо осознавал, что он — самый ужасный человек на свете.

Когда ему пришлось оставить ее, его сердце дрогнуло и пропустило глухой удар, словно барабанным стуком ударивший ему в мозг, раскалывая его надвое. С желанием остаться и необходимость уйти.

Он не хотел оставлять ее одну. Даже на мгновение. И плевать ему на тот факт, что с ней осталась Лидия Короленко, жена одного из его коллег по бизнесу. Плевал он на это! Она будет с кем-то, но не с ним! И это вызывало в его душе щемящую, непонятную, но обжигающую тревогу.

И в тот момент, когда он хотел заявить о том, что останется с женой, что-то в его груди звонко щелкнуло и настойчиво зашептало…

Зависим… зависим… зависим…

И он, упрямо сжав зубы, последовал вслед за мужчинами, оставляя Лену одну.