Литмир - Электронная Библиотека

А он бы смог. Она это знала. Он смог бы! Просто не хотел. Ему было УДОБНО быть с ней.

А она не могла иначе.

Почувствовав горячую слезу, пробежавшую струйкой по щеке, Лена смахнула ее пальцами и втянула в себя воздух.

Она плачет?… Боже, да она плачет.

Девушка горько усмехнулась.

Вновь плачет, скрывая свои слезы за натянутыми улыбками. Сколько фальши, сколько лжи!

Она привыкла прятать боль, скрывать ее ото всех. Потому что показывать ее было некому. У нее никого не было. Только Максим… Но и его у Лены, по сути, не было.

Сегодня утром она обнаружила, что потеряла обручальное кольцо. И побоялась сказать ему об этом. Она прекрасно знала, что он скажет. И от этого чувствовала себя еще более ненужной ему.

«Я куплю тебе новое!».

Но разве это она хотела бы от него услышать?! Хотя бы слово, единственное слово утешения или сожаления?! Ведь он прекрасно знал, КАК она ко всему этому относится! И как дорого ей все, что связывает ее с ним! Но он не скажет слов утешения. Потому что полагает, что ей они не нужны.

Свое же обручальное кольцо он носил постоянно. А мог бы не носить. Ведь никогда не считал их брак настоящим. Но он носил золотой ободок с выгравированным на внутренней стороне именем — ее именем! — словно оковами связывающий его с ней.

Носил, словно специально напоминая ей о том, почему ему пришлось его надеть.

Он никогда не скрывал, как относится ко всему, что они пережили. И она понимала его. Ей даже не приходилось просить объяснений, она все прекрасно понимала и сама. Он никогда ничего от нее не скрывал. У него бы и не получилось. Она давно научилась читать по его глазам.

И ей было больно каждый раз, когда он напоминал ей том, что было.

Ей было больно, но она терпела. Скрывала боль. Потому что любила. Любила его, как сумасшедшая, так отчаянно, так сильно, так безгранично и неистово, так безнадежно. Так безумно и безудержно, что могла простить ему все. И прощала. Каждый раз прощала. Вновь и вновь.

И он всегда возвращался к ней. Всегда.

А она ждала. И он, знал, что она ждет.

Это был замкнутый круг.

Они девять лет ходили по замкнутому кругу, не находя выхода… которого не было.

Лена часто задышала, приоткрыв рот, вдыхая теплый воздух бабьего лета. Ощущая носом запах осенней листвы и аромат малины, щекочущий ноздри своей сладостью и пряностью.

Голуби уже почти все разлетелись с надеждой на то, что скоро получат новое лакомство.

Лена убрала пакет в сумку, торопливо справляясь с молнией.

В кармане завибрировал телефон. Она вздрогнула, посмотрела на дисплей. Максим.

Он всегда звонил, когда ей было плохо. Всегда, словно чувствуя, что что-то не так. Словно проверял ее.

— Да? — проговорила она тихо, стараясь, чтобы дрожащий голос звучал спокойно и размеренно.

— Где ты?

Вот так, без предисловий, слов приветствия! В этом был весь Максим. Она уже привыкла. За девять лет.

— В парке, — тихо ответила она. — Кормлю голубей.

Молчание и тяжелое дыхание в трубку, чтобы она слышала его, чтобы чувствовала, что он недоволен.

— Ты мог бы тоже присоединиться, — тихо предложила Лена, мгновенно пожалев о своих словах.

Тихий едкий смешок стал ей ответом.

— Нет уж, избавь меня от этого! — сказал он почти грубо, а потом, почти без паузы выпалил: — Сегодня в семь ужин у родителей, ты не забыла?

Разве она могла об этом забыть?! Она никогда не забывала о том, что касалось его.

А вот он не мог похвастаться тем же.

— Я помню, — прошептала Лена и закрыла глаза. — Помню…

— Ты хорошо себя чувствуешь? — раздраженно спросил Максим. — У тебя голос словно бы нездоровый!

Лена сглотнула. Все-то ты чувствуешь! Не чувствуешь только, как мне больно он твоего равнодушия!

— Со мной все в порядке.

— Точно?

Пришлось солгать еще раз.

— Точно.

Молчание, долгое и мучительное. Разрывающее тишину старого парка своей звонкой тишиной.

Он ей не поверил.

— Хорошо, — растягивая слова, проговорил мужчина. — Значит, в семь? Ты помнишь?!

— Я помню, Максим.

— Отлично, — раздраженно бросил муж. — До вечера!

— До вечера, — натянуто повторила она и отключилась.

Позже, чем это сделал он, и она успела услышать лишь глухое равнодушное молчание телефона.

До вечера…

Лена еще некоторое время просто смотрела на зажатый в руке телефон, а потом положила его в сумку.

Максим умел подавлять ее, всегда и во всем. Да она всегда сама себя подавляла. Стараясь ему угодить.

Поэтому и сейчас быстро закинула сумку на плечо.

Почему она не может остановить себя от того, чтобы каждый раз ему подчиняться, когда он требует подчинения?! Нет, он никогда не подавлял ее физически, никогда такого не было. Но порой он говорил таким голосом и смотрел в глаза таким взглядом, подавляющим ее волю, способную, казалось бы, к ничтожным попыткам сопротивления. И она сдавалась. Мгновенно перегорала, как спичка.

Он привык к тому, что она всегда делает то, что он говорит.

А она привыкла к тому, что всегда пытается ему угодить.

Лена привстала с лавочки и, засунув руки в карманы бежевого плаща, направилась к выходу из парка медленными, но уверенными шагами.

Максим, Максим, Максим… За что ты так со мной? Ведь я тебя так сильно люблю!

Девушка опустила голову, упираясь взглядом в носки своих темных полусапожек, и улыбнулась, слушая восхитительное шуршание сухих листьев под ногами.

Она любила это место. Особенно осенью.

А Максим его почти ненавидел. И у него на это были причины. Как, впрочем, были они и у нее.

Зачем она предложила мужу приехать сюда? Ведь знала же, что он разозлится. Он никогда не любил парки. А этот — особенно. О многом он ему напоминал. О том, о чем Максим вспоминать не хотел. Но о чем постоянно напоминал ей. Он не забыл. Да такое и не забывается! И до сих пор не простил ее.

И она чувствовала свою вину.

Если бы не Лена, тогда девять лет назад… Если бы так не получилось…

— Мамочка! Мамочка! Посмотри на меня!

Лена вздрогнула, напряглась. Но не подняла головы, не остановилась, сдержалась.

Послышались детские голоса… Веселый смех… Лай собаки… Снова смех…

Лена сжала руки в карманах плаща, но не обернулась. А так хотелось!

Она стиснула зубы и ускорила шаг.

Было слишком больно.

Может быть, именно поэтому она и приходила на старую лавочку в заброшенной части парка, скрытую от всеобщего взгляда? И от собственного взгляда, способного увидеть нечто запретное, — тоже.

Потому что было слишком больно. До сих пор — больно.

Но она постоянно приходила сюда, не могла не приходить. С этим местом было связано слишком много.

Однажды Максим уже просил ее больше не посещать этот парк, не терзать себя, забыть то, что было. И он действительно просил, а не назидательно уговаривал. Но она не подчинилась. И он сдался. Больше слова ей не сказал, но… Лена видела неудовольствие на его красивом лице и раздраженный блеск в синих глазах, когда она говорила, что вновь приходила сюда. Или слышала стальные нотки в голосе… Как сегодня…

И он по-прежнему продолжал ее контролировать. Опасался?… Совершенно напрасно.

В сумке вновь завибрировал телефон.

Нащупывая его пальцами, но, не глядя на дисплей, Лена уже знала, кто звонит. Максим.

— Да?

— Ты все еще там?!

Лена сжалась. Вновь вместо приветствия требовательные вопросы.

— Уже ухожу.

— Я говорил тебе, что ты должна быть дома в пять? — мгновенно сменил он тему.

— Нет, не говорил…

— Ну, так говорю сейчас! — отрезал он. — Приезжай, я тоже скоро буду.

— Хорошо…

И он отключился. Она так и не успела сказать ему что-нибудь еще.

Обида застыла в горле соленым комком слез, но Лена не позволила ей вырваться из груди.

Сглотнув и поджав губы, она положила телефон назад в сумку.

2
{"b":"259533","o":1}