— Не поедешь?… — выдохнула она. — Но как же?… У тебя ведь переговоры и…

— Я могу отправить в Москву Петра, — отрезал Максим. — А сам останусь здесь, с тобой, — он внимательно смотрел на нее, следя за реакцией на свои слова, и разглядывая родные черты лица.

Он не мог поверить. Как он мог в чем-либо ее заподозрить?! Во лжи… Ее! Он не хотел верить.

Разглядывая черты ее лица, пробегая беглым взглядом по подрагивающим губам, по моргающим ресницам, по красным пятнам на щеках, он все еще не хотел верить.

Он пытался отыскать хоть какое-то подтверждение своего заблуждения. Но не находил ни одного.

Лена лгала.

Она смутилась и, сглотнув, проговорила:

— Ну, если ты этого хочешь… — запнувшись, осеклась. — Просто я подумала, что генеральный директор должен присутствовать, и вообще…

— Что — вообще? — прямо спросил он, глядя на нее и не веря тому, что видит.

Ложь. Изворотливость. Уверения… От Лены!

Каменные стены стали двигаться прямо на него. Домовина готова была накрыть его с головой.

— Ничего, — отмахнулась девушка. — Если ты не хочешь ехать…

— Нет, не хочу, — перебил он ее, ощущая, как яд проникает в кровь, отравляя его изнутри. — Но мне придется, — медленно, с расстановкой, сдержанно выдавил он из себя. — Я не могу отправить одного лишь Петра, ты права. Я должен сам присутствовать на заключения договора. Да и подписать все бумаги без меня не смогут. Я должен буду поехать в Москву…

И Боже, что он видит?! Облегчение на ее лице?! Не может этого быть… Он, наверное, сходит с ума.

Смотрит и не верит. Не может признать, принять, как факт. Его Лена, его дорогая, родная… Она не могла его обманывать. Неужели он так ошибся?…

Подняла на него быстрый взгляд и легко, беззаботно улыбнулась, а ему хотелось рыдать от боли.

— Когда ты выезжаешь?

Больной тугой комок застыл в горле, мешая говорить.

— Завтра, в двенадцать, — сглотнув, выдавил Максим из себя, не отводя взгляда от ее лица.

Не дай мне в тебе усомниться! мысленно взмолился он. Пожалуйста, не дай мне в тебе усомниться!

— Хочешь, я…

— Нет, не нужно, — перебил он, догадавшись, о чем она хочет спросить: — Не хочу… нарушать твои планы.

Она обратила внимание на его заминку и, побледнев, опустила глаза.

— Ты не нарушаешь! Просто я…

— Мне нужно кое-что сделать перед отъездом, — сказал Максим, не отводя глаз от ее лица.

Он ощущал ту дрожащую струну, что сейчас оказалась натянутой между ними, и не мог ее перешагнуть.

Воздух накалялся, плавился, превращался в пепел, посыпая их серым горячим осадком собственных лжи и предательства. Он молил, он просил, он, умоляя, почти стоял на коленях, но разрывающая душу боль, не проходила, не исчезала, рана становилась все глубже, движения болезненного сверла не прекращались.

Не в силах больше смотреть в ее чистые, казавшиеся такими невинными, глаза, он, зажмурившись, резко наклонился к ней и поцеловал в щеку холодными губами.

Отстранился и, не глядя на девушку, направился в комнату.

— Мне нужно позвонить.

Она не остановила его, ничего не сказала. Просто промолчала. Как всегда.

А он уже принял решение. И уже ничто не смогло бы его остановить.

Ему, действительно, нужно было позвонить. И он позвонил. Договорился о встрече в парке.

И сейчас, нервно постукивая носками туфлей по земле и сжимая в руках конверт, Максим ужасался самому себе. Как он мог дойти до такого?! Было ли оправдание его действиям?! Что его вообще может оправдать?!

Подумать только, — он нанял частного детектива! Установил слежку за собственной женой. За Леной!

Разве мог он когда-нибудь подумать, что будет следить за ней?! Уличать ее во лжи и неверности!?

Какой бред, просто безумие. Может быть, он действительно спятил!? А не стоит ли уйти отсюда? Прямо сейчас, пока он еще не отдал конверт сыщику, пока еще не ступил за ту грань, из-за которой не возвращаются в привычный и устоявшийся мир.

Готов ли он услышать то, что ему скажут по окончании расследования?!

Может быть, ему стоит поговорить с Леной и спросить ее напрямик?

Максим стиснул зубы. Разве он не пытался поговорить начистоту? У нее были возможности признаться ему во всем. Но она молчала. Она улыбалась, когда провожала его в командировку, она поцеловала его на прощание, уже не согрев своим поцелуем, а оставив в его душе осадок обиды, она сказала, что будет его ждать, а он уже не верил ее словам.

Мог ли он теперь верить тому, что она говорила и делала, когда однажды она ему уже солгала?! Солгала, глядя ему в глаза!

Его Лена… Обманщица?… Предательница? Вновь, как и девять лет назад?!

Боже, какой замкнутый круг. Есть ли из него выход?!

Максим тяжело вздохнул и, закрыв глаза, опустил голову вниз, ощущая, как кровь приливает к вискам.

Лучше бы ему не слышать того разговора, не уличать ее во лжи, не разочаровываться.

Но… почему руки так сильно дрожат? Не от холода, вовсе нет. Дрожит все тело, вся душа. В предчувствии потери, в предчувствии правды, которую он не желает знать, но которую требует знать вся его сущность. И он не может отказаться от этого знания.

— Вы Максим Колесников?

Мужской голос заставляет его вскинуть вверх глаза и наткнуться на твердый взгляд глаза в глаза.

Плотного телосложения мужчина с поседевшими волосами протягивает вперед руку.

— Я — Воркутов. Павел Леонидович.

Максим встает с лавочки, не отрывая от него глаз, как зачарованный пожимает массивную ладонь.

— Вам нужна моя помощь? — спросил мужчина, засовывая руки в карманы пальто.

— Да, — едва слышно и как-то неуверенно выдавил из себя Максим.

Воркутов осмотрел Максима с головы до ног.

— Вы уверены в том, что хотите знать правду? — спросил он, словно догадавшись о его сомнениях. — Не все, знаете ли, хотят ее знать. Или принимать ее такой, какая она есть. В глубине души-то надеются на чудо, а когда сталкиваются лицом к лицу с тем, что есть на самом деле, убегают.

— Я уверен в том, что хочу все знать, — решительно перебил его Максим, абсолютно уверившись в том, что поступает правильно.

Орлиный взгляд серых глаз пронзил его словно бы насквозь.

— Нет, не уверены, — коротко бросил мужчина и отвернулся. — Но слово клиента для меня закон. Если вы дадите мне старт, я дойду до финиша.

Максим замер. Ладони, сжимающие конверт, вспотели. Сердце грохотало в горле, настойчиво и громко.

Вот он — выбор. Ему нужно его сделать. Да… или нет… Есть еще шанс повернуться назад, сдаться, поговорить, выяснить. Или этот шанс лишь призрачная надежда и вера в то, чего нет?

— Ну, что вы решили? — повернувшись к нему лицом, спросил детектив.

— Я хочу, чтобы вы проследили за моей женой, — глядя ему в глаза, сказал Максим. — О цене договоримся по окончании расследования, аванс, естественно, получите сразу, — не дрогнул ни один мускул на его лице, когда он это говорил. — Здесь ее фото и координаты.

И решительно протянул Воркутову серо-желтый конверт.

Это не казалось ей неправильным. Может быть, безрассудным или импульсивным, хотя и так ее действия нельзя было назвать, но никак не неправильным. Разве можно было усмотреть что-то неправильное в том, что она хотела работать? По специальности. Она давно мечтала об этом. Когда училась в институте, когда, после брака с Максимом и последовавших через неполных два месяца событий, пыталась спастись в учебе, общаясь со сверстниками и друзьями. Да, она была замкнутой, молчаливой, переживающей свою трагедию в одиночку, но она не лишилась своей доброты, светлости, чистоты сердца, и от нее никто не отвернулся тогда. Все просто с молчаливого согласия самой Лены не подходили к ней, лишний раз ни о чем не спрашивали, тактично обходили стороной те темы, которые могли напомнить ей о том, что произошло.

Но она смирилась. Внешне стала почти той же, что и была. Пережила, встала на ноги, подняв голову, и решительно встала на ступеньку, ведущую в светлое будущее. Если бы она тогда знала правду! Если бы догадывалась, что лишь ее чувствам удастся пройти проверку на прочность. Лишь ее святость останется при ней.