И через пять дней она позвонила ему вновь. Чтобы расставить все точки над «и», убедиться, увериться…

Он был рад ее звонку, он его ждал, она почувствовала. Что-то волнительное было в том разговоре, что-то волшебное, будто какая-то невидимая сила свела их в одной точке, вынуждая столкнуться.

Или, может быть, дело в том, что Максим тогда упомянул о ребенке?… Впервые упомянул о нем?…

Она думала, что ее сердце остановится. И дрожь тела пронзала насквозь, вводила в оцепенение.

— Я забыл тебе сказать, — проговорил Максим вдруг, — о ребенке…

— Да?… — все дрожит даже у нее внутри. Что он скажет? Обвинит, упрекнет, рассердится? Не похоже…

— С тобой все хорошо? — спрашивает он быстро, будто передумав что-то говорить. — С тобой и… с ним?

— Да, хорошо. Я ходила в больницу, — ответила Лена. — Врач сказала, что плод развивается без отклонений.

Он молчит, будто не знает, что сказать. И надо бы, ведь это шанс, может, последний — кто знает? Но Максим молчит. А в груди все трясется, болит, колется.

— Я, наверное, не могу просить тебя об этом, — спокойно, почти сдержанно проговорил он, наконец, — но я бы хотел сам иногда звонить тебе. Ты мне позволишь?

Он спросил у нее… разрешения?… Да что же это!? Неужели?…

— Мм… да, конечно, — выдавила из себя Лена ошарашенно. — Только, когда я куплю мобильный…

Он тяжело выдохнул, она услышала его вздох. Вспомнил о чем-то или осудил за что-то?… Но промолчал.

Как странно, слышать в нем вот такую непроницаемую, холодную, почти отстраненную сдержанность.

Как-то это не вязалось в ее представлении с тем Максимом, которого она знала. Каким он и был!.. Или не был?… Как все запуталось! Как все изменилось… Или она изменилась? Или он?… Или они оба?!

— Лена?… — окликнул ее муж. — Ты… сообщишь мне номер своего мобильного?

— Да, сообщу, — ответила она. — Как только куплю его.

Замолчали. Будто не знали, что еще могут сказать друг другу. Натянутая струна, острая, как лезвие. Но отчего-то не колющая и не режущая их сейчас. Мягкое, спокойное молчание. А потом…

— А когда ты теперь… позвонишь мне в следующий раз? — осторожно поинтересовался он после паузы.

— Я не знаю, — откровенно призналась девушка. — Как получится.

— Понимаю, — сдержанно выговорил он. — Завтра? Послезавтра?…

— Не знаю, Максим, — честно повторила Лена, прикрыв глаза. — Это же не мой телефон, я не могу…

— Хорошо, я тебя понял, — перебил он ее немного грубовато, а потом добавил уже мягче: — Прости меня.

— За что? — искренне удивилась она.

— За то, что сорвался сейчас, — ответил он. — Я иногда не могу… сдержаться. Потому что ты далеко, а я… здесь. И вообще, все так запуталось. Я хочу иногда слышать твой голос, чтобы не было так… тяжело.

Чтобы не было так больно, подумала она. Без него было больно, именно так. Как и с ним раньше — было больно, а сейчас… спокойно, легко, надежно. Будто душа прощалась с печалью и не лила больше слез.

— Я позвоню, Максим, — твердо выдыхает Лена.

— Я буду ждать, — так же твердо отвечает он.

И они сдерживают свои обещания.

То, что раньше было лишь данностью для нее, справедливым и честным решением, необходимостью, постепенно превратилось в нечто большее, важное и… светлое. Они стали созваниваться все чаще, сократив временно?е расстояние до одного дня, а потом и вовсе до нескольких часов. Не сразу, постепенно привыкая друг к другу и такому общению между собой. Оно казалось странным — общаются, как чужие! Будто и не знакомы друг с другом, а на самом-то деле их связывают девять лет брака!.. Но… это не важно сейчас. Есть только он, есть только она. Мужчина и женщина, предназначенные друг другу судьбой, получившие еще один шанс на то, чтобы узнать самих себя, обнажая перед другим свою душу, свою печаль.

Когда Лена купила телефон, и ей больше не пришлось одалживать тот у Тамары, она сообщила Максиму новый номер, который был радушно предоставлен ей все той же Тамарой, чтобы Лена «деньги не тратила зря», и муж стал звонить ей сам. Не часто, всегда интересуясь, когда он может это сделать. И только позже — звонил без предупреждения. Как раньше, да только не совсем так, иначе — по-другому.

Они разговаривали не долго, сначала по несколько минут, пять, семь, десять, пятнадцать… Медленно, постепенно, последовательно увеличивая продолжительность своих бесед. Разговаривали всегда ни о чем, и обо всем одновременно. О друг друге — но, не касаясь того, что было когда-то совместным или знакомым, уже известным. Они негласно, с молчаливого согласия друг друга решили, что прошлое — это запретная тема. Они общались, как незнакомцы, которые внезапно ошиблись номером и завели настолько замечательный разговор, что так и не смогли его оборвать. Узнавали друг друга, искали достоинства и недостатки, сначала стесняясь раскрываться, а потом делая это все чаще и откровеннее. Сближаясь.

Лена рассказала ему о том, что нашла дом, устроилась на работу — никаких причин, никаких следствий, только голые факты, без оглядки в прошлое. Для начала. На это еще будет время. Главное — не спешить. Главное — не потерять то, что они нашли с таким трудом. Главное — не упустить шанс, один из миллиона.

Максим рассказал ей о том, что его компания развивается, они заключили контракт и партнерское соглашение, и хотя Лена была далека от всего этого, поняла, что для Максима этот факт был важен.

И как-то легко становилось на душе и на сердце от их общения, от взаимного понимания, от чувств.

Она почти светилась, глаза ее сверкали, а на губах всегда легкая полуулыбка. Изменилась, повзрослела.

— Что же ты, — спрашивала ее Тамара, — помирилась со своим? Простила его?

— Почему ты так решила? — смущенно проронила Лена.

— Да потому что телефон купила, — пожала плечами та, изогнув бровь, — трындишь по нему, небось, вечерами, — она улыбнулась. — Да и глаза у тебя посветлели. Будто в тебя жизнь кто-то вдохнул заново.

Вместо ответа Лена лишь улыбнулась ей. Глаза ее, действительно, стали блестеть.

Месяц общения с Максимом сделал свое дело. Они стали… ближе, будто сроднились. Два потерявшихся во времени, но нашедших друг друга одиноких сердца. Бившиеся когда-то в унисон, но сбившие дыхание.

То, что сейчас происходило между ними, нельзя было никак назвать, этому просто не было названия.

Максим уступил, он сдался, он поддался ее словам, просьбам, уговорам. Хотя, разве уговаривала ли она его?! Он сам — сам! — предложил ей это. Он не настаивал, не давил, не приказывал, он… просил. Он говорил, он слушал, он прислушивался к тому, что говорила она. Он был ей другом.

Волшебно… Но загадывать она боялась. Мечты имеют обыкновение рушиться.

Утром Нового года, когда он ей позвонил, Лена едва проснулась. Лежа в постели, она смотрела в окно н кружащиеся там снежинки. Сладко зевнув, потянула за телефоном, а, услышав его голос, улыбнулась.

— Ты не спишь? — тихо поинтересовался он и тут же: — Не спишь, я чувствую… Как давно проснулась?

— Угадай, — прошептала она ему. — Угадаешь?

— Ммм… часа два назад? — предположил он. — Ты сначала лежала с закрытыми глазами, думая о том, что еще сможешь поваляться в постели, — он хмыкнул, продолжая, — а потом, осознав, что заснуть не удастся, долго лежала, глядя в окно, — он помолчал, а потом добавил: — У тебя, наверное, идет снег. Крупный, легкий и такой пушистый, как вата, — ее сердце стало сжиматься. — И ты смотрела на него и думала, как хорошо было бы сейчас выйти на улицу и покружиться под ним, поднять голову к небу и танцевать, пока голов не закружится… Так? — выдохнул он.

— Как ты узнал?… — с придыханием спросила Лена, ощущая, как стучит ее сердце.

— Я делал то же самое… — признался он шепотом, откровенно, а потом: — Мне жаль, что я сейчас не могу быть рядом с тобой…

Что-то нестерпимо сдавило грудь, Лена приподнялась на подушках.

— Максим, пожалуйста…

— Я не настаиваю!.. — быстро заявил он. — Просто… все так непривычно, нелепо, и неуютно. Меня родители к себе пригласили на Новый год. А я… с тобой хочу побыть. Это первый Новый год без тебя, — сказал он тихо, а потом без паузы: — Хочешь подарок?…