Холли обнаружила, что практически готова расхохотаться из-за того, как отвратительно прошла её попытка сбежать от реальности.
— Мужчины, — сказала она. — Во все времена всегда идут на поводу у чувств. Она ощутила секундный прилив гордости за свой остроумный комментарий, и слега улыбнулась, когда расправила свою смятую рубашку и открыла дверь.
И обнаружила, что оказалась лицом к лицу с, вздрогнувшей от неожиданности, Кэми. Какое-то мгновение Кэми просто молча таращилась. Её темные глаза блестели, будто она ожидала, что вот-вот произойдет нечто прекрасное. У неё на плечах была вездесущая кожаная куртка Джареда, а одна её рука была поднята, будто она собиралась постучать в дверь. А потом свет в Кэминых глазах потух. Холли видела, как многое промелькнуло в её глазах: смятая постель, Джаред и его футболка, и расстегнутые джинсы.
Джаред замер на месте, глядя на Кэми.
Кэми заговорила первой.
— Мне ужасно жаль, — сказала она, голос её звучал до смешного вежливым. — Я лишь хотела отдать тебе вот это. Потом я уйду.
— Не надо! — сказал Джаред, его голос был слишком громким, как будто он приказывал. Холли повернулась на этот звук: он поймал взгляд Холли, а затем покраснел так, что его шрам остался одним белым пятном на его лице. Он отвел взгляд.
— Пожалуйста, не принимай это на мой счет, — сказала Холли, а затем её попытки казаться спокойной провалились. — Мне очень жаль, это...
— Не моё дело, — с уверенностью сказала Кэми. — И тебе не за что извинятся.
— Я уже собиралась уходить, — сказала Холли. — Простите. Я уже ухожу.
Кэмина рука стала опускаться на рукав Холли, словно она собиралась попросить её остаться. Эта идея была настолько омерзительна, что Холли обогнула её и заспешила вниз по лестнице, через паб и на улицу, где она пустилась бежать.
Холли понятия не имела, куда направлялась, пока не очутилась перед домом Анджелы, таращась в пустые глазницы черных окон. Анджелы дома не было. Холли не хотелось останавливаться, или признаваться себе, что же она делает, так что она едва притормозила у ворот. Она развернулась и побежала к бакалейной лавке. Ржавый с Анджелой всегда там тренировались, и теперь они наверняка были именно там: Анджела должна быть там.
Холли бежала так быстро, что чуть ли не задыхалась, а её штаны издавали звуки, похожие на рыдания, но она твердила себе, что это все ерунда. В бакалейном было темно, когда она прошла насквозь, полки были переполнены тенями. Холли вздохнула с облегчением, когда добралась до лестницы. Она вбежала наверх, а потом застыла как вкопанная, приложив руку к двери.
Через стекло, затянутое рабицей, Холи были видны Ржавый с Анджелой, борющиеся на матах, лампы дневного света превратили бирюзовую комнату в некое подобие аквариума, светящийся в ночи. Ржавый стоял спиной к ней, однако она могла слышать рокот его голоса. Он, должно быть, сказал что-то смешное, потому что Энджи улыбалась.
Волосы Энджи собранные в конский хвост, сияющим черным потоком струились по её плечу. Её рот сверкал, зубы блестели, выглядывая из-за накрашенных губ, которые были всегда накрашенными, даже если на ней были тренировочные штаны майка. Она всегда была похожа на девушку в кино. Она и мир заставляла вести себя вокруг неё так, будто она была девушкой в кино, все остальные оставались не в фокусе, поскольку камера скользила с тени, падающей от ее ресниц, на щеку, потом к бледной тонкой линии ее шеи и темному уголку возле её ключицы, мягкой выпуклости и нежной кривой внутрь ее тела под растянутым белым хлопком.
Разве что это была не камера, и это было не кино. Это была Холли.
Холли присела на верхнюю ступеньку и опустила голову на руки.
Она не знала сколько она так стояла, пока не услышал скрип, открывающейся двери, и почувствовала как все её тело напряглось, а потом расслабилось, когда Ржавый сказал:
— Холли? В чем дело?
Он сел на ступеньку рядом с ней. Когда он устроился поудобнее, то толкнул Холли своим большущим плечом, и та подняла на него взгляд. Её ресницы слиплись от слез, и мутными от слез глазами она уловила его четко очерченные скулы и то кривящуюся, то напряженную линию губ. Он был как Энджи, только парень; масса девчонок в школе была влюблена в Ржавого Монтгомери. И это было совершенно нормально.
И быть может, поэтому, а может потому, что она испугалась, Холли рванулась вперед и схватила в руки лицо Ржавого, приближая его губы к своим.
Ржавый чуть не выскочил из своей кожи. Он схватил её за плечо и отстранил.
— Эй, — сказал он. — Полегче. Ты чего творишь?
Прерывистое дыхание Холли превратилось в настоящее рыдание. Она не могла заставить себя взглянуть на него: она вновь опустила лицо на руки.
— Ну ты чего, — сказал Ржавый, и погладил её по спине. — Успокойся. Не стоит так расстраиваться. Это вполне естественно, душа моя, что все жаждут испробовать моей любви. Ты отнюдь не первая.
Холли икнула и разразилась сквозь рыдания смехом, не отрывая рук от лица. И Ржавый рассмеялся вместе с ней, спокойно и ровно. Такой же была и его рака, продолжавшая гладить её по спине.
— И я всегда этим польщен, — продолжил Ржавый, — но я люблю свою сестру. Не в том смысле, что «я люблю свою сестру и я хочу, чтобы она проводила только со мной все свое время», это было бы ужасно и странно, а в том смысле «я люблю свою сестру и не буду ошиваться ни под каким предлогом возле девчонки, которая ей вроде как нравится». Это ж такой бардак тогда будет. Жизнь и так не сахар, при моем-то неотразимом сексуальном магнетизме. Это реальная проблема, как и то, что теперь каждый мой шаг будет удерживать лидирующие позиции по проливанию слез в Разочарованном доле. Я все время должен сохранять контроль над ситуацией или моя жизнь превратиться в форменное безумие, которое будет идти в режиме нон-стоп.
Холли попыталась утихомирить свою икоту. Какая нелепость, это его сидение здесь, такое расслабленное, непринужденное, учитывая, что Ржавый знал кем была Анджела и его похоже это нисколько не волновало. Её семья, наверное, слетела бы с катушек.
— Ты не понимаешь, — сказала она.
— Считаешь, я недооцениваю эффект своего воздействия на основную массу населения? — Ржавый задумчиво кивнул. — Может быть.
— Некоторые люди геи, — прыснула Холли. — И здесь нет ничего такого. Все нормально, если и ты таким родился. Я знаю. Но, что если ты не родился таковым, что если ты вроде аномалии, что если ты перебывала с кучей парней и тебе все еще нравятся парни, а потом, если ты...начинаешь замечать...что это говорит о тебе? Как называется человек, который просто не знает какую сторону ей выбрать?
— Эээ, может такой человек называется бисексуал, ты так не думаешь? — сказал Ржавый. — А еще я слышал, что это называется «сидеть на заборе и любоваться видом с обеих сторон». Холли, способность любить людей обоих полов не означает, что с тобой что-то не так. С тобой все нормально. Ну ты довольно резкая со всеми этими поцелуями. И на будущее тебе, что поцелуи — это здорово. Очевидно же, что я-то буду в полном порядке, но другие, они, нервные и вполне возможно будут озадачены.
Он продолжил говорить, гладя успокаивающими кругами Холли по спине, как будто то, что она сказала было глупостью. Он был таким странным парнем, так спокойно относился ко всему, казалось, ничего не могло расстроить его.
— Ты не понимаешь, — сказала Холли, начиная плакать сильнее. — Я не могу.
Ржавый замолчал. Через мгновение он встал и Холли услышала скрип открывающейся и снова закрывающейся двери.
Холли не была удивлена, когда кто-то уселся рядом с ней. Анджела не рискнула прижаться к ней, но каждая молекула тела Холли ощущала присутствие Энджи.
— Холли, — сказала Анджела тихим голосом. — Что случилось?
Холли снова подняла взгляд и в этот раз увидела лицо Энджи, лицо ни кого-либо, а лишь Энджи и её темные внимательные глаза, она смотрела на Холли как никто другой в мире не мог, как будто она воспринимала её всерьез.
