Для вечерних прогулок Кучинский выбрал Нюру. Она показалась ему более интересной, чем Маша. Но после того как он сообщил ей, что Курбатов может скоро уехать на навое строительство, девушку словно подменили. Она ходила как в воду опущенная, а на другой день и вовсе отказалась от прогулки.

Это обстоятельство не укрылось от хитрого глаза Кучинского. Кто-кто, а он-то разбирается в девичьей грусти. Причина может быть одна. Улучив момент, когда Нюрина подруга ушла, — а было это в один из вечеров, еще до отъезда Кучинского за оборудованием, — он решил вызвать Нюру на откровенность. В уме его уже созрел новый план.

— Не торопитесь, Нюрочка? — спросил он, присаживаясь рядом. — Хотелось бы посоветоваться.

Нюра нервно теребила бусы и с удивлением слушала непривычные для нее излияния Кучинского. Прежде всего он начал расхваливать Павла Ивановича. Говорил о чуткости и красоте его души, о принципиальности, честности, о том, что он несчастен в личной жизни, а потому замкнут, нелюдим, чувствует себя обиженным и не хочет слушать дружеских советов.

Нюру интересовало все в жизни Павла Ивановича. Насчет дружеских советов она пропустила мимо ушей, но зато постаралась узнать о несчастье. Что же случилось с Павлом Ивановичем?

— Обыкновенная история, — небрежно, с кривенькой усмешкой ответил Кучинский. — Как говорится, не сошлись характерами. Она, конечно, мещанка, но он до сих пор переживает…

Кучинский вращался в обществе таких же беззаботных попрыгунчиков, как и он сам, где между танцами обсуждались любимые «вкусные сплетни». Все знал Кучинский — семейные неурядицы профессоров, что сказал один ответственный товарищ по поводу новой пьесы, сколько получает заместитель министра и сколько поэтам платят за строчку. Как же он мог не знать о несчастье Павла Ивановича! Весь институт знал, а Кучинский в первую очередь.

— Павла Ивановича многие жалели, — рассказывал Жора. — Но говорят, что жена его. Любовь Степановна, была ограниченной, сварливой бабой. Не понимала она Павла Ивановича.

— Почему была? А где же она сейчас?

— Не знаю. Вышла замуж за какого-то боксера.

Заметив, что это известие обрадовало Нюру, — чего она по простоте душевной не сумела скрыть, — Жора вздохнул и взял ее за руку.

— Если бы вы знали, Нюрочка, как я люблю этого человека! Боюсь за него. Он и не подозревает, какие неприятности его ждут.

Нюра по-детски всхлипнула, скомканный платок поднесла к глазам, но тут же опомнилась.

— Зачем вы мне это говорите?

— А кому же? Кто его может понять? Вы знаете, Нюрочка, Павел Иванович не должен переезжать на новое строительство.

И Кучинский рассказал ей довольно ясно, к чему может привести ошибка изобретателя. Он настаивает на строительстве медного комбината, но слишком преждевременно.

— Убухают люди миллионы, а потом выяснится, что зря. За такое дело по головке не погладят. Надо бы предупредить Павла Ивановича…

— Пойду скажу. — Нюра решительно поднялась со скамейки.

Кучинский мысленно выругался — и удержал ее за платье.

— Куда вы? Все испортите.

Она покорно села, выслушала сначала нотацию, а потом подробный рассказ чуткого Жоры, почти так же, как и она, влюбленного в своего начальника. Под страшным секретом он сообщил ей, что в главке известно о старении зеркальных плит, что ему поручено их проверить — и тогда будет вынесено решение продлить еще на год испытания фотоэнергетического поля. Тут же Кучинский предложил Нюре отколоть небольшой, кусочек на каком-нибудь дальнем секторе, лучше всего на восьмом.

— Вам это удобнее, Нюрочка. Меня Павел Иванович сразу увидит. Обидится еще, что не в свои дела вмешиваюсь… А вы на поле каждый день. — Заметив ее колебания, Кучинский сказал равнодушно: — Если вам трудно, я попрошу Марусю.

Хоть бы кто подсказал Нюре, посоветовал — как тут быть? Как поступить? Ей так хотелось самой что-нибудь сделать для Павла Ивановича! При чем тут Маруся, когда она, Нюра, замирает от страха: а вдруг уедет, а вдруг навсегда? Жора так ласково говорит, он ученый, он знает, что грозит Павлу Ивановичу.

В то же время в душе ее возникало другое, противоречивое чувство. Неужели Павел Иванович знает меньше, чем этот студент? Неужели Жора может помочь такому знаменитому специалисту? Нет, что-то здесь не так. А если обман? Неверно, не может этого быть. Ведь Кучинский работает в лаборатории. там множество разных плит. Нюра сама сидела. Значит, студенту доверяют. Какое же она имеет право сомневаться в нем?

После мучительных колебаний Нюра согласилась и сказала, что достанет осколок завтра.

— Это не обязательно, девочка, не к спеху. Я на недельку уеду в Ташкент. Сделайте, когда вам удобнее.

Все предусмотрел Кучинский. Дело, конечно, пустяковое, однако на всякий случай пусть колупают без него. В случае чего, легко будет доказать свое алиби. Впрочем, о каком преступлении идет речь? Не выдумывай, Жора, ты получил секретное задание главка.

Однако в Ташкенте после телефонного разговора со своим другом Чибисовым Жора приуныл. Вначале все шло прекрасно.

— Здорово, старик! — кричал Жора в трубку. — Сушеные персики любишь? На днях высылаю. Маман позвонит, зайдешь к ней. Не стоит благодарности, старик. Свои люди, сочтемся.

Чибисов игриво предупредил, что на днях Жора встретится с аспиранткой. Скучать не придется, да и вообще знакомство полезное.

— Говорят, девица талантливая, знающая. Лентяям вроде тебя следовало бы у нее поучиться. Кстати, относительно персиков. Интересно, как их там сушат — на солнце или в печах? Из этого разговора Кучинский понял, что инженер интересуется не только персиками — курбатовскими ячейками, — но и технологией. Иначе, как он намекнул позже, в другом институте невозможны измерения. Новый метод, ничего не поделаешь!

Недаром Кучинский заканчивал институт, недаром проходил практику на заводе в цехе курбатовских плит. Кое-что он знал, а об остальном догадывался. Знал он, что технология изготовления фотоэлектрического слоя засекречена, но по требованию главка ее можно получить. Значит, Чибисова интересует не технология, а изменения в составе курбатовского слоя после долгой эксплуатации. Этими исследованиями будет, видимо, заниматься аспирантка, от которой и желательно получить некоторые материалы. Но какие?

Будто читая мысли Кучинского, инженер подсказал:

— Ты мне персики с косточками послал? Нет? Вот и хорошо. Боюсь синильной кислоты.

— Это, старик, в вишнях.

— Откуда я знаю! Тут один чудак вишневую настойку выдерживал три года. Выпил, поел вишен и заскучал. Чуть не отравился. Кислота, она и через год скажется. Неизвестно, сколько ее там процентов.

Все было ясно Кучинскому: надо узнать изменение химического состава курбатовского слоя. Вероятно, от времени в нем появляются вредные кислоты. Чибисов интересуется, каков их процент и что они собой представляют. Не легкая задача! Настроение Кучинского явно испортилось. Но когда Чибисов намекнул о расширении штатов отдела, Жора повеселел.

К сожалению, первое знакомство с аспиранткой не предвещало ничего хорошего. Жора хитрил, обращался к ней подчеркнуто подобострастно, но это еще больше ее раздражало.

— Эх, Лидия Николаевна! — сочувственно говорил Жора. — При вашем таланте надо бы атомом заниматься. По крайней мере будущее. А здесь что? Артель «Напрасный труд», Вот помянете меня, как построят у нас десяточек атомных станций, так вся эта мура, — он взглядом показал на плиты, — на пуговицы пойдет.

Багрецов сидел за своим лабораторным столом и дрожал от негодования. Какой неприкрытый цинизм!

— Опять ты за свое.

— А что я сказал? Какая бы мода ни была, а без пуговицы, старик, не обойдешься.

— Ну да, это про тебя писал Маяковский: «В моде, в каждой так положено, что нельзя без пуговицы, а без головы можно».

В эту минуту дверь открылась и на пороге показался Курбатов.

— Чем это вы развлекаетесь?

Неудачи последних дней сделали его суровым и раздражительным. Он посмотрел на Багрецова.