Успокоившись, Синицкий поднял голову и встретился взглядом с человеком в квадратных очках, сидевшим на противоположной стороне кабины.

Пассажир задумчиво теребил клочковатую бородку и внимательно рассматривал картинку в журнале, лежащем у него на коленях. Журнал был раскрыт на странице, где в зеленоватой воде темнела решетчатая башня. Видимо, не только одну девушку интересовала статья о достижениях инженера Гасанова!

Человек, за которым сейчас наблюдал Синицкий, и другой пассажир, его сосед, были одеты как заправские охотники, собравшиеся в далекую поездку. Над окном висели два охотничьих ружья в потрепанных брезентовых чехлах. Еще выше, на полке, лежал чемодан, перевязанный веревкой.

Студенту почему-то стало стыдно. Вот ведь обыкновенные люди, может быть два бухгалтера или врача, во всяком случае — не геологи, но интересуются морской нефтеразведкой. А он, будущий специалист разведчик недр, вдруг обнаруживает перед девушкой кокетливое равнодушие к этому большому делу.

— Скажите, пожалуйста, — робко обратился он к девушке: — где в Баку находится Институт нефти?

— Так вы, значит, к нам направляетесь?

— Вот это здорово! — обрадовался Синицкий. — У вас директором Агаев?

Девушка замялась и недовольно проговорила:

— О делах потом… Покажите ваш магнитофон, я немного разбираюсь в этой технике.

Синицкий обрадовался. Ему хотелось сделать что-нибудь приятное для соседки, и он с увлечением начал демонстрировать свою конструкцию: вертел ручки, щелкал переключателями, открывал крышку, где были уложены тонкие коричневые листки, показывал, как электромагнитный рекордер чертит на этих листках невидимые строчки. Он даже открыл отделение усилителя, где торчали лампы величиной с горошину, и показал миниатюрные батарейки и репродуктор.

— Но это еще не все, — восторженно заявил Синицкий. — Каких только игрушек мне не приходилось делать! Один раз я сконструировал рентгеноаппарат из простой электрической лампочки. Правда, его лучи были слабенькими, и для того, чтобы получить снимок руки на пластинке, я держал ее под аппаратом сорок минут. Так вот и сидел не шелохнувшись, пока рука не затекла… — Изобретатель рассмеялся. — А то еще строил походный спектроскоп для анализа минералов… Ничего не получилось!…

Синицкий рассказывал буквально с упоением. Он видел, что девушка слушает его с искренним интересом, и это льстило ему.

Самолет летел над полями. Внизу проплывали, словно куски зеленоватого стекла, озера, болота, маленькие речки… Медленно уходили вдаль прямые линии железных дорог и широких автострад, как будто вычерченные на желтой бумаге.

Наконец Синицкий закончил свой рассказ и робко, почему-то краснея, произнес:

— Простите… За меня представился магнитофон, а я так и не спросил ваше имя и отчество…

— Можно без отчества. Все равно забудете! Меня зовут Саида. Запишите на вашем магнитофоне.

Между креслами проходила девушка в темном кителе с блестящими пуговицами. В руках она держала поднос с бокалами и бутылками.

Небрежно, как будто бы ему каждый день приходилось выполнять роль предупредительного спутника, Синицкий спросил воды и тут же налил пенящийся бокал Саиде.

Она старалась не смотреть на студента, чтобы не рассмеяться. Уж очень трогательной ей показалась эта робкая внимательность!

Юноша пил медленными глотками, украдкой посматривая на Саиду.

…Самолет приближался к морю. Уже показалась исчерченная голубыми линиями бесчисленных рек желтая земля: это дельта Волги в зарослях камыша.

Сверкнуло море. А вскоре выплыли, будто из морской глубины, туманные горы.

Через полчаса самолет подлетал к Баку…

Вот уже близок берег. Самолет шел на посадку.

На минуту у Синицкого заложило уши, он не слышал вопроса, с которым к нему обратилась Саида. Виновато взглянув на нее, он показал, что ничего не слышит. Так всегда бывает при резкой смене давления воздуха, когда самолет снижается. Синицкий проглотил слюну, что-то щелкнуло в ушах, словно мгновенно вылетели из них ватные тампоны, и снова стал слышен рокот мотора и говор пассажиров.

Студент поднес к глазам бинокль и стал смотреть в окно. Море блестело, как мятая серебряная бумага от шоколада.

Вдруг из-под воды вырвался гладкий белый шар, похожий на гигантскую плавучую мину. Он сверкнул на солнце полированными боками и, взметнув в воздух тысячи брызг, закачался на волнах.

Синицкий застыл у окна.

Надо показать необыкновенный шар Саиде!…

Поздно! Металлическое крыло самолета, как занавесом, закрыло шар. Быстро повернувшись, студент бросился к противоположному окну.

Перед окном стоял охотник. Он тоже смотрел в бинокль на море. Губы его были сжаты в презрительную улыбку. Впрочем, может быть, это только так показалось Синицкому.

Охотник опустил бинокль, равнодушно взглянул на юного пассажира и направился к своему креслу.

В это необыкновенно жаркое утро, когда бетонная дорожка Бакинского аэродрома казалась раскаленной добела, за решетчатой оградой в группе встречающих самолет стоял молодой человек с букетом махровых белых цветов. Ветер трепал полы его легкой шелковой куртки. Ее белизна оттеняла его загорелое лицо и иссиня-черные волосы. Человек нетерпеливо всматривался в небо, щурясь от солнца и поворачиваясь, словно ожидал, что самолет может показаться с любой стороны.

…В башне аэровокзала по мерцающему экрану радиолокатора побежал силуэт самолета. Дежурный выглянул в окно и увидел крылатую тень, скользящую по бетонированной дорожке.

К самолету спешили встречающие. Впереди всех быстро шел человек с цветами.

Спустили алюминиевую лесенку. В темном овале двери показалась Саида, за ней — Синицкий с ее ручным чемоданчиком. Саида спокойно и строго смотрела на подбежавшего к ней смуглого человека, молча приняла от него цветы, затем, закрыв глаза, устало положила голову ему на плечо.

Синицкий поставил чемоданчик на землю и стал смущенно рассматривать ручки на магнитофоне. Ему казалось неудобным сейчас напомнить о своем присутствии. Он почувствовал что-то вроде легкой зависти.

«Ну конечно, разве такая девушка, как Саида, может обратить на меня внимание? — думал Синицкий. — Кто я для нее? Мальчишка! Младенец с небесно-голубыми глазами… Мне еще ни разу не приходилось бриться…»

Синицкий поморщился и вздохнул. Он вспомнил все свои обиды. Почему-то, как назло, ему никто не дает его законных девятнадцати лет. А ведь он уже второй раз участвует в выборах, да и вообще «человек с аттестатом зрелости». Как никак, а в институтской лаборатории о нем уже всерьез говорят. Поздравляли с изобретением. Командировку дали в Баку…

Чего только Синицкий не делал, чтобы казаться старше! Перед самым отъездом он купил шляпу только затем, чтобы выглядеть «солиднее». Ничто не помогало!… Студент припомнил еще одну неприятность: и в трамвае и в автобусе к нему часто обращаются уж очень запросто, как будто так и следует: «Мальчик, передайте, пожалуйста, билет!»

Синицкий поежился от досады. «Мальчик!… И как им только не стыдно!»

Человек, встретивший Сайду, приподнял ее голову, пытливо заглянул в глаза и с болью в голосе сказал:

— Ты мне не писала все эти дни. Ну, разве так можно? Я беспокоился…

— Знаю, знаю, мой родной! — Счастье светилось на лице Саиды. — Но ведь ты у меня терпеливый. Умница! А вот Александр Петрович телеграммами засыпал…

— Кто?

— Васильев. — Саида повернулась к самолету. — Но где же мой багаж?

— У меня, — отозвался робко Синицкий, протягивая чемоданчик.

— Нет, не этот, — тряхнув головой, рассмеялась Саида. — Сейчас получим его и отвезем вас в город. Вы же не знаете, где наш институт… Простите, — вдруг вспомнив, сказала она, — я вас не познакомила: мой муж, инженер Гасанов. Вы, кажется, им интересовались?… А этот молодой студент, — Саида указала на Синицкого, — принадлежит к беспокойному племени изобретателей. Сегодня он вручит директору «верительные грамоты», а потом мы с ним займемся… Берегитесь, быть вам нефтяником!