А как сладостно было засыпать и просыпаться в объятиях друг друга! Кермит и Нелл всегда лежали лицом к окну, и занавески постоянно были раздвинуты.

По утрам корпуса стоявших на якоре кораблей казались сделанными из серебра, а по ночам звезды над гаванью были такими большими и яркими, что чудилось, будто они заливают светом весь город.

Когда прошла неделя, сердце девушки тревожно заныло. Осталось так мало времени! Кермит по-прежнему уверял, что с ним ничего не случится, он обещал писать так часто, как только будут позволять обстоятельства и время, и при малейшей возможности вырваться в отпуск.

Однажды, когда Нелл выходила из ворот фабрики, к ней подошла Хлоя. По лицу подруги девушка поняла: что-то случилось. Рот Хлои был сжат в тонкую линию, а в глазах затаились растерянность и скорбь. А потом Нелл увидела, как она вынимает из кармана письмо. Оно пришло из родного поселка, но не от матери. Та умерла две недели назад. Послание запоздало, и Клементину Бакер, конечно, успели похоронить. Надеясь, что Аннели приютили соседи, Нелл отправилась в путь.

Всю дорогу она то плакала от горя, то терзалась мыслями о том, что теперь делать. У них с Аннели не осталось близких родственников, стало быть, ей придется забрать сестру в Галифакс и заботиться о ней. Значит, последней недели с Кермитом не будет: они не смогут жить втроем.

Совсем недавно казавшаяся радужной действительность вдруг повернулась к ней неведомой темной стороной: Нелл потеряла мать, а вскоре ее возлюбленному предстояло уплыть на другой континент, чтобы принять участие в нелепой, жестокой и страшной войне.

Дилан Макдафф жил в большом особняке в районе, где обитало высшее общество Галифакса. Улица была хорошо вымощенной, широкой, а стоявшие на ней дома выглядели просто великолепными: Миранде казалось, будто она каким-то чудом угодила в другой город.

Во дворе окруженного кованой оградой особняка Макдаффов был фонтан, чугунные статуи, оплетенная зеленью беседка, посыпанные гравием дорожки и аккуратные клумбы, а чуть в стороне от дома находился большой гараж.

Миранда не могла взять в толк, почему, обитая здесь, Дилан чувствовал себя несчастным. Что может быть лучше, чем жить в доме, где есть горничные, лакей, повар и личный шофер, в доме, который буквально пронизывало ощущение роскоши!

В столовой, где хозяев и гостью ждал ужин, висели старинные часы, стоял мраморный камин, длинный стол орехового дерева и стулья с высокими спинками. Тяжелые шторы на узких окнах были прихвачены толстыми золотыми шнурами, паркетный пол сверкал, словно зеркало.

Грегори Макдафф не понравился Миранде, как и она ему. Он был неразговорчив и хмур и пристально смотрел на нее из-за круглых очков. Судя по всему, на него не произвели впечатления ни ее красота, ни хорошие манеры. Между тем, собираясь в гости к Дилану, она как никогда тщательно выбирала одежду и украшения.

Платье благородного темно-синего цвета, с узкими длинными рукавами и неглубоким вырезом, струящееся до носков лакированных туфелек. Скромные серьги с аметистом в комплекте с перстнем — подарок родителей на совершеннолетие — и маленький крестик на золотой цепочке.

В разговоре Миранда старалась подчеркнуть, что ее отец — врач, по-своему известный и уважаемый в городе человек. Что ее обучали французскому и игре на фортепиано (хотя, признаться, она не преуспела ни в том, ни в другом). И что в ее личной библиотеке много современных книг. Однако в глазах Грегори Макдаффа все это не имело никакого значения.

Она была из низов, потому что ее родители не заправляли большими деньгами, не построили фабрику, не имели ни собственного дома, ни автомобиля. Их не приглашали на светские вечера, и, значит, они ничего не добились в жизни. А к тем, кто стоит ниже тебя, надлежит относиться согласно определенным нормам и не позволять приближаться к себе. С точки зрения мистера Макдаффа, красота не являлась пропуском в высший мир. Для этого было нужно нечто другое.

Он увидел в Миранде всего лишь ловкую девицу, желавшую выгодно использовать свою внешность, одну из многих тысяч обивавших пороги храма богатства и роскоши, куда им не было доступа.

На ужин подали крабовый салат и белую рыбу с молодым картофелем под соусом из муки, петрушки, сельдерея и лимона. На сладкое была клубника со взбитыми сливками, а также несколько напичканных цукатами и изюмом кексов и кремовых пирожных, которых Дилан, конечно, не ел.

Мистер Макдафф не стал пить кофе и, довольно сухо извинившись, удалился к себе. Позже Дилан пояснил, что у отца больное сердце.

«И вместе с тем холодное и безжалостное», — подумала Миранда.

Она чувствовала, что потерпела поражение. Это случалось нечасто.

А ведь она уже рассказала матери и отцу о том, что ей сделал предложение сам Дилан Макдафф! Эбби едва не упала в обморок от восторга, а отец усомнился в том, правду ли она говорит. А еще Миранда сообщила об этом Кермиту.

Вспомнив о нем, она невольно вздохнула. Все же он сильно отличался от Дилана. Увидев человека, который не хочет убираться с его пути, Кермит ни за что не свернул бы в сторону.

Заметно расстроенный Дилан пригласил Миранду пройти наверх. Его комната напоминала ее собственную: ничего лишнего, много книг. Рисунков не было: он хранил их в папке, оберегая от посторонних глаз, и не показывал даже отцу.

— Я не понравилась мистеру Макдаффу, — сказала Миранда, присев на диван.

— Это не имеет значения. Мы все равно поженимся.

— Но он может вас наказать. Например, лишить наследства.

Дилан помотал головой.

— Нет! Он меня любит.

«Разве любовь бывает важнее денег?» — подумала Миранда. Впрочем, она еще никогда не любила.

Ей ничего не оставалось, как сказать:

— Что ж, будем надеяться на лучшее.

— Миранда! — Дилан взял ее за руки. — Я ухожу на войну. Отбываю на другой континент. Отец знает об этом, но пока не может поверить. Мы вступим в брак, когда я вернусь, хорошо? Если он не изменит своего решения, церемония будет скромной, но вы же не против?

Миранда мечтала о пышном венчании напоказ всему Галифаксу, потому ей пришлось покривить душой:

— Конечно, нет.

А потом в ее голову пришла одна мысль. Она давно хотела узнать ту соблазнительную тайну близости мужчины и женщины, о которой писали в некоторых книгах. Отчего-то она полагала, что это станет ключом к свободе, скрытой формой протеста против привычных и потому ненавистных жизненных устоев, того убогого существования, на какое ее обрекала судьба.

И главное, она была уверена в том, что после этого Дилан женится на ней даже вопреки воле отца. Ведь о его порядочности впору было слагать легенды!

— Вы по-прежнему хотите записаться в армию, Дилан?

— Я уже сделал это. Я уезжаю через неделю.

Сколько Миранда ни уговаривала его, он так и не передумал. Это было, пожалуй, единственное, в чем он не желал ей уступать. Она считала, что это ужасно глупо, что он ведет себя, как ребенок, решивший поиграть в солдатиков, но не могла сказать ему об этом.

Продолжая игру, Миранда опустила глаза.

— Я понимаю, это ваш долг. Я знаю, что иногда женщины дарят мужчинам, которых они любят и которые уходят на войну, самое сокровенное, чтобы тем было что вспомнить на полях сражений. Я готова сделать то же самое.

Глаза Дилана выражали испуг, а его поза — величайшую нерешительность. Он был похож на бычка, которого вели на заклание. Похоже, он не вполне понимал, о чем она говорит.

— Расправьте постель, — попросила Миранда.

Он выполнил ее просьбу. Его руки дрожали. Она понимала, что он не решится ее раздеть, а потому сама расстегнула платье, а потом стянула его через голову. К счастью, сегодня на ней не было корсета, только легкая сорочка и отделанные кружевами панталоны, которые Кермит Далтон наверняка сорвал бы в порыве страсти и на какие смущенный Дилан едва осмеливался смотреть.

Миранда сняла белье. Ее груди были полными, а талия — тонкой. Наверняка прежде ее жених не видел обнаженных женщин, потому что его взгляд выражал безмерное восхищение и величайшую стыдливость. Сам он разделся после некоторого колебания, хотя его тело не имело изъянов.