— А она?

— Она все сделала четко по инструкции. Пришла в «Акулу» в начале восьмого вечера, в ту смену, когда Григорьев замерз. Начала строить ему глазки. Он повелся и завелся. Пригласил ее на приватный разговор. Лиана уже знала от заказчика, что бармен поведет ее в холодильник. Мне она сказала, что ничего между ними не произошло, потому что, только они уединились, как в дверь начал стучать другой бармен, Павел, — предупредить товарища о том, что явилась его пассия. Гриша вытолкал Лиану за дверь, указав ей направление в сторону раздевалки, а сам, прихватив бочонок с пивом, как ни в чем не бывало вернулся в зал. Лиана некоторое время проторчала в раздевалке, а потом пришел Павел и по просьбе Григорьева выпустил ее через черный ход.

Дальше включаем воображение и реконструируем события. Григорьев уединяется с Галиной в холодильнике. И во время их рандеву в ресторан заявляется ревнивый муж. Верный Павел вновь предупреждает приятеля об опасности. Галина выскакивает из убежища и идет к мужу, а Гриша вынужден ждать, пока улягутся страсти и супруги уедут. Это его поведение вполне предсказуемо. В холодильнике холодно, он отпивает из бокала, который ему принес Павел. Григорьев делает глоток, потом еще — приятное тепло разливается по телу, его неумолимо клонит в сон, он падает на пол, роняя бокал. А возможно, у него перехватывает дыхание или останавливается сердце — все зависит от вещества, которое добавили.

— А этого заказчика, ну шефа, Лиана в ресторане видела?

— Нет. Но описала его довольно подробно. Упитанный мужчина, около пятидесяти, пышная черная шевелюра, усы, двойной подбородок, крупная родинка на левой щеке. Кого-то напоминает?

Я воззвала к своей памяти, и она подсунула мне образ — да нет, не может быть, к тому же у него голова гладкая, как яйцо, а этот с шевелюрой, но родинка… Журналист вопросительно смотрел на меня.

— Напоминает… Нашего русского директора. Только тот лысый, как яйцо, и никаких усов, но родинка имеет место, а по ее описанию…

— Ну бутафорские парики и усы еще никто не отменял.

— Но это же абсурд! Зачем русскому директору избавляться от Гриши? У них никогда не было конфликтов. Гриша перед ним навытяжку стоял.

Что-то не состыковывалось. Вроде бы все понятно — стрелки указывают на русского директора — Вячеслава Никифоровича по кличке Кефир. Но… Кто-то внутри меня не хотел соглашаться. «Думай, Алиса, думай», — взбадривала я себя. На помощь пришло воображение — в памяти всплыло изображение бутылки джина рядом с трупом Григорьева. Джин, который любил Гриша, но которого у нас в ресторане не продавали. Ну и где тут противоречие? Откуда взялась бутылка этого «Сапфира»? Гриша любил именно этот сорт джина, и именно он оказался рядом с его телом. Почему? Про пристрастия Гриши могли знать только его хорошие или плохие знакомые, те, с кем он более-менее тесно общался. Я про его любовь к именно этому сорту джина слышала пару раз. Продавая из-под полы бутылку «Гордонса» каким-то иностранцам, Гриша процедил Павлику:

— Вот дебилы. За эти бабки «Bombay Sapphire» можно купить, но уж никак не «Гордоне».

Под флагом этой неразрешенной загадки я заступила на свою очередную смену. На сей раз вечером. Мне тоже хотелось принять реальное участие в расследовании, тем более что на кону стояло и мое благополучие.

Гостей в зале практически не было. Я маялась от безделья. Главповар Витек сварганил мне очередного лосося в шампанском, но я умяла любимое блюдо без обычного аппетита. Воспользовавшись моментом, я прогулялась в раздевалку. Я надеялась найти кого-то из коллег, с кем можно ненавязчиво поговорить о том, что произошло. Я уже проделывала это, и не раз — вот только никаких значимых результатов.

Моя жизнь разделилась на два этапа. До смерти Гриши и после. После встречи с настырным журналистом я стала присматриваться к коллегам, замечать то, на что раньше не обращала внимания. Какие-то детали, которые раньше ускользали, обрывки разговоров, нюансы поведения. Они теперь фиксировались: словно фанатичный коллекционер, я складывала в копилку памяти все, что могло потом сложиться в цельную картину, собранную из разрозненных пазлов впечатлений. В поисках этих впечатлений я и оказалась в раздевалке (звонок матери был лишь предлогом).

Именно сейчас я услышала странные звуки из гладильной, находившейся рядом с раздевалкой, — словно кто-то втягивал в себя какую-то жидкость. Я заглянула внутрь. На полу, прислонившись к стене, плакала уборщица Рая. Странными звуками оказался ее плач. Я присела рядом, обняла за плечи — субординация никогда не была моей сильной стороной. Рая повернула ко мне заплаканное лицо.

— Что случилось, Раечка?

— Случилось. Меня уволили.

— Кто? И за что?

Рая захлебнулась слезами. Я погладила ее по плечу. Чужое горе всегда вызывало во мне чувство неловкости и желание помочь. Я ждала.

Через несколько минут она успокоилась и заговорила:

— Я убирала зал, как обычно, и наткнулась на какой-то странный предмет под столом. Помнишь того пафосного парня, который подцепил жевачку себе на дорогущие брюки, а потом устроил скандал? Так вот, я решила тщательнее убирать. Под столами тоже. И обнаружила эту штуку. Под столиком, где шефы заседают. Когда это произошло, в зале был только русский директор, я ему и отдала. Он странно как-то отреагировал. Забрал ее у меня, а на следующий день мне сообщили, что в моих услугах больше не нуждаются.

Ладно я, но Петя как же? Он же погибнет, сопьется совсем.

На мой взгляд, Петя гораздо быстрее спился бы на работе в ресторане, впрочем, жене видней.

— А его тоже увольняют?

— Ну это само собой. Кому он тут нужен без меня? — Рая снова хлюпнула носом — так жалобно, что я сама чуть не разрыдалась.

— И что там был за странный предмет?

— Да жучок обычный, — Рая проявила завидную осведомленность. Я вспомнила, что у нее вроде как техническое образование.

— А больше жучков ты не обнаружила?

— Обнаружила, как же. Но решила попридержать. На всякий случай. Вот. — Она извлекла из кармана передника крошечный предмет, похожий на заклепку на джинсах.

Жучок был бесполезен, ведь информацию с него мог считать лишь тот, кто слушал нужный разговор на определенном расстоянии. Значит, кто-то записывал беседы нашего начальства. Но кто? И зачем? Опять все запуталось. И почему расследованием занимался какой-то журналист, у которого не было никаких полномочий? Как-то странно. Почему было не подключить тех же ментов, но за деньги? Или хотя бы нанять частного детектива? Что-то тут не стыковалось.

Накануне я пробила его в Интернете: «Виктор Львовский, журналист». Журналистов с таким именем и фамилией Яндекс мне не выдал. Псевдонимов тоже. Значит, мой оппонент врет. Прикидывается журналистом. Но зачем?

Кто он? Может, он сам и есть убийца? Но тогда зачем весь этот маскарад? Раз экспертиза все равно показала, что смерть Григорьева наступила от естественной причины. Зачем ему светиться и заниматься расследованием? В очередной раз привлекать внимание к этому событию. Нелогично.

А кому могла помешать Рая, обнаружившая жучки? Кто-то решил от нее избавиться — но зачем? Уволить ее могли только русский или немецкий директора. Они? Сами или с чьей-то подачи?

Если предположить, что джин с ядом подсунула в холодильник не проститутка, а Галина, то какой у нее был мотив? Ревность? Но ведь Гриша все сделал, чтобы избавить ее от подозрений, да и проститутку, с которой он до нее уединялся, она не видела. Может быть, Гриша шантажировал Галю? Но зачем ему так подставляться? Терять насиженное место. А если… Если журналист представлялся не тем, кем был на самом деле (предстояло еще выяснить — кем), если предположить, что Гриша тоже был кем-то помимо бармена…

Когда я вышла в зал из раздевалки, оставив там страдающую уборщицу Раю, мои размышления грубо прервал бармен Павлик:

— Слушай, что ты все вынюхиваешь насчет Гриши? В детективов поиграть захотелось? Мой тебе совет — не лезь в это дело!