Прошло три месяца, но никакие угрызения совести ее не тревожили. Вот и сейчас, когда девушка в который раз прокрутила события того вечера, то ощутила лишь удовлетворение от того, как ловко тогда кинула того хама из ресторана.

Она вспомнила все: свою робкую улыбку, букетик цветов, которые попросила купить для рыжеволосой красавицы, его пронзительные злые глаза и мерзкое высокомерие. Обиднее всего, что он все же купил этот букетик, словно бросил нищенке медный пятак. Потом грубый охранник выпроводил ее на улицу, потом этот мужик выскочил из ресторана и поспешил в магазин напротив. Лиза зашла следом, чтобы перекусить. Бросила взгляд через спину и отчетливо увидела все четыре цифры, который тот с остервенением вдавливал в клавиатуру…

Дальше все как во сне. Пустой банкомат, карточка в приемнике и цифра на дисплее: пятьсот пятьдесят тысяч. Пришлось опустошить два банкомата, но Лиза почувствовала себя отомщенной.

Лежа под палящим солнцем, она вдруг подумала: «Интересно, как там поживает та рыжеволосая девушка, что сидела рядом с этим стариканом. Наверное, бросила его после того вечера».

Близнецы умудрились подраться в автокреслах, хотя между ними сидела гувернантка. Людмиле пришлось разнимать, давя авторитетом, жестокими угрозами лишить десерта и подкупом в виде засахаренных яблок. Мальчики, поломавшись, милостиво приняли подкуп и дружно зачавкали, отложив боевые действия.

Аделаида, единственная гувернантка, которая выдержала напор фантазии близнецов, тридцатипятилетняя крайне хладнокровная женщина с затейливой фамилией Вайлави, любила детей и имела ангельское терпение. Единственной ложкой дегтя была ее манера одеваться. Аделаида была фанатом готов. Первое время ее траурный облик, черные губы и обилие металлических украшений немного нервировали Людмилу, но потом все как-то само собой стало естественным и привычным.

Убедившись, что на заднем сиденье воцарилось затишье, Людмила покосилась на мужа. Модест, почувствовав взгляд, чуть скривил в улыбке тонкие язвительные губы и торопливо-небрежным жестом похлопал ее по колену. Мол, держись, мать, если что, я рядом. И тут же убрал руку, сосредоточившись на дороге. У него был пунктик по поводу безопасности.

Людмила посмотрела в зеркальце, освежила блеском губы, взъерошила локоны. Она всегда немного волновалась перед встречей с дедом. В последнее время они виделись все реже. Сказывалось то, что дед переехал за город, а у нее хлопотливой чередой шли выставки в картинной галерее, отнимавшие все свободное время. Хорошо хоть на новогодние каникулы ей удалось вырваться.

— Приехали, — известил Модест и обернулся к ней. Его лицо сияло удовольствием, как у выучившего урок ученика, — Дорогая, ты выглядишь великолепно.

Людмила привычно улыбнулась. Но не надоевшему комплименту, а радостному мальчишечьему восторгу в его глазах. Когда-то это чувство, которое она по невнимательности отнесла к своей персоне, заставило ее сказать то сентиментальное «да», закончившееся маршем Мендельсона. А Модест всего лишь увлекся в тот момент собирательством (так он называл коллекционирование картин), и долгие экскурсии по галерее радовали его, как ребенка. Когда же его интерес к картинам угас, она убедила себя в том, что никогда не была источником его страсти. Людмила была готова порвать эту иллюзию отношений, но появились близнецы, и она оставила все как есть. И хрупкий мир ее семьи обрел прочность выброшенного на берег корабля.

Муж вышел из автомобиля. Разминаясь, повел плечами, кому-то помахал рукой и большими, стремительными шагами направился к дому. Людмила обернулась к детям:

— Слушай мою команду, бойцы. Сейчас Аделаида вас отстегнет, и мы пойдем в дом. Идем тихо и без штурма. Команда ясна?

Близнецы переглянулись и дружно кивнули. Лица у них были очень сосредоточенными.

— Людмила Ивановна, — гувернантка оценивающе оглядела близнецов, — Вчера на елке было пятнадцать хлопушек. А когда мы уезжали, их осталось пять. Что будем делать?

Близнецы усиленно разглядывали пейзаж, старательно делая вид, что обсуждение хлопушек их не касается. Людмила усмехнулась. Мальчики явно подготовились к поездке. Не к месту припомнилось тщательно накрашенное лицо Светланы Игоревны, так старательно пытавшейся заменить ей мать, но так и оставшейся мачехой. Ее театрально вздернутые брови и тонкие пальцы, прижатые к вискам, так настойчиво напоминавшие всем вокруг, как тяжело ей переносить здоровое времяпровождение двух восьмилетних мальчиков.

— Итак, бойцы. Выношу благодарность за подготовку к встрече, — бодро начала Людмила. Близнецы недоверчиво переглянулись и с опаской уставились на нее. — Прошу обязательно поприветствовать Светлану Игоревну. Как только увидите ее, скажите: «Здравствуй, бабушка». Все понятно?

Близнецы радостно засопели и закивали. Аделаида прыснула в ладошку, но тут же сделала серьезное лицо.

Видимо, ей тоже не нравилась эта холеная, высокомерная женщина, которая терпеть не могла, когда ее называли бабушкой.

— Хлопушки изымать будем?

— Даже не знаю, — Людмила задумчиво посмотрела на оттопыренные карманы курток у близнецов, — Что скажете, бойцы?

— Ну, мам, — Сашка торопливо сунул кулаки в карманы, — Новый год же скоро.

— Сегодня только тридцатое декабря, — уточнила Людмила, — Может, оставим на праздник?

— Мы уже поделили, — осторожно добавил Пашка, — На все каникулы хватит.

— Ладно, — решилась она, — Отстегивай, Дэла.

Близнецы еще в первый день знакомства сократили имя гувернантки до емкого «Дэлка», но Аделаида не обижалась и откликалась на все производные своего имени. После нескольких попыток заставить близнецов более уважительно именовать свою гувернантку Людмила бросила эту затею и сама быстро привыкла укорачивать это имя.

Когда близнецы, освобожденные из автокресел, с радостным гиком помчались к дому, Аделаида покачала головой:

— Ой, что сейчас будет.

— А это мы сейчас увидим, — рассмеялась Людмила, — Идем.

Они чинно вошли в гостиную. Картина разрушений от тайфуна под названием «приветствие близнецов» была живописной. Посреди комнаты неподвижно стояла Светлана Игоревна, щедро обсыпанная с головы до пят блестками из хлопушек. На ее высокой, замысловато-величественной прическе из обесцвеченных волос висел клок синего серпантина, трагично оттеняя глубокое потрясение, отразившееся на ее лице.

В кресле у стола сидел отец, отряхиваясь от конфетти, но, судя по довольному виду, который он пытался замаскировать под хмуро сведенными бровями, от бурного нашествия близнецов он был в восторге.

Какой-то незнакомый парень, тоже осчастливленный блестками из хлопушек, сидел в углу, под торшером и с интересом смотрел на Людмилу. Она отметила его приличный костюм и безукоризненно подобранный галстук.

— Привет, пап. Здравствуй, Светлана.

— Привет, солнышко, — отозвался отец, расплываясь в довольной улыбке, — А мы уже заждались.

— Людмила, — Светлана Игоревна откашлялась, — мне бы хотелось…

— На штурм! За мной! — Звонкий девичий голос донесся из соседней комнаты, — Готовь оружие!

Захлопали хлопушки, и раздался смеющийся голос домработницы Верочки:

— А вот я вас сейчас полотенцем.

Шум усилился, и близнецы во главе с Дарьей, тринадцатилетней крестницей деда, живущей по соседству, ворвались в гостиную. Светлана Игоревна вздрогнула и торопливо укрылась за креслом мужа.

Близнецы уже что-то жевали, и поэтому воинственный клич получился невнятным.

— Теть Люд, здрасти, — разгоряченно дыша, выкрикнула Дарья, — Мы тут немного размялись.

— Здравствуй, Даша, — улыбнулась Людмила. — Дед дома?

— Ага. Разговаривает с хмурым дядькой.

— С кем?

— Какой-то там сослуживец. — Дарья встряхнула головой, сбрасывая запутавшиеся в волосах конфетти, — Бывший. Они уже поругались. Теперь вот вроде помирились уже.