— Шэрон, Шэрон, подожди! Посмотри на этот свет,— взмолилась Дженис.

— Я смотрю. Я ничего не вижу за этими вспышками, — ответила Шэрон. — Это может быть какой-нибудь маяк.

И тут ожило радио. Хриплый голос проскрипел: «Помогите». Слова звучали невнятно, голос осип: «Помогите. Трейси Кайл из Вестбрука, Иллинойс. Я нахожусь на...»

— Трейси! — взвизгнула Дженис. — Это моя сестра, Шэрон, это моя сестра! А-а, это моя сестра!

Через пятнадцать минут высокая Трейси безвольно повисла в объятиях Дженис, которая была на восемь дюймов ниже, но находилась в приподнятом настроении и не сомневалась в том, что может легко отнести кузину в Чикаго на руках. Лицо Трейси представляло собой сплошную маску из воспаленных бугров от укусов насекомых, кровоподтеков и шелушащейся кожи. Одного рукава не было, а ее короткие волосы прилипли к голове, как у непослушного маленького мальчика. Правой рукой она поддерживала левую кисть, которая безжизненно свисала вниз. Трейси вся была покрыта глубокими ожогами. Дженис казалось, что нос Трейси поджаривался не на солнце, а на гриле. Ее ноги, испещренные глубокими царапинами, распухли, а пониже коленей приобрели фиолетовый оттенок. Она представляла собой самое фантастическое зрелище из всех, которые доводилось видеть Дженис.

— Я нашла тебя. Я нашла тебя, — шептала Дженис.

Ноги Трейси подкосились, и она опустилась на песок. Дженис и Шэрон наполовину занесли, наполовину втащили Трейси в катер.

— Я нашла тебя, — продолжала повторять Дженис.

Губы и язык Трейси так распухли и растрескались, что она не могла говорить. «Эти несколько слов, которые она произнесла, пытаясь позвать нас, могли стать для нее последними», — подумала Дженис, всхлипнув, и жестом попросила подать ей воду, чтобы напоить сестру.

— Чуть-чуть, — предупредила Шэрон. — Если она выпьет слишком много воды, ей станет плохо. — Она смочила чистую ткань и положила ее на язык Трейси. Затем Шэрон вскрыла стерильный пакет с лимонным увлажняющим гелем, выдавила гель на язык Трейси и покрыла им ее губы.

Трейси старалась изо всех сил, но не могла издать ни звука. Шэрон дала ей глоток «Гаторада». Наконец раздался звук, более всего напомнивший Дженис скрежетание несмазанных шестерней, и слово «...меня». Реджин помог им поднять ее на борт «Биг Спендера».

— Я тебя не уроню. Теперь ты в безопасности, — говорила Шэрон. — Ложись на койку. — Реджин сдернул покрывало, под которым оказались хрустящие полосатые простыни. Трейси упала на них, жестом попросив Дженис наклониться пониже. Сестра выполнила ее просьбу, и Трейси, подняв грязную руку, скорее напоминающую лапу, прошептала:

— Кэмми... Холли...

— Кэмми в безопасности, Трейс. Она сейчас в техасской больнице, — ответила Дженис, предусмотрительно не упоминая о Холли. — Тебя тоже туда отвезут. Шэрон уже сообщила. Скоро ты будешь с Кэмми. — Трейси кивнула и издала звук, который, по мнению Дженис, должен был означать «хорошо».

Дженис выпрямилась и обняла сперва Шэрон, а затем Реджина.

— Спасибо вам за то, что вы избавили меня и мою семью от необходимости пережить весь ужас, который бы стал одной из самых жутких трагедий в нашей жизни.

— Когда придет судно береговой охраны, отправляйся с ней, — сказала Шэрон. — Теперь ты можешь позаботиться о своей семье. Ты это заслужила.

Дженис притихла и задумалась. После довольно продолжительной паузы она вопросительно посмотрела на капитаншу и произнесла:

— Если вы не возражаете, я хотела бы пока остаться здесь. Вы говорили, что снять «Опус» с мели будет нелегко. Я не моряк, но я относительно молода. Я сильная и могу помочь. Мне кажется, я в долгу перед Ленни. Я не знаю, что здесь произошло, но я уверена, что, если Ленни был вашим другом, значит, он был хорошим парнем. И я ни секунды не сомневаюсь, что он сделал бы все, что в его силах, чтобы спасти их. Я думаю, здесь произошло что-то вроде автомобильной аварии. Ты все делаешь по правилам, но что-то идет не так, а затем и вовсе происходит ужасное. Наверное, это судьба. По рассказам, он не похож на человека, который бы покинул свой корабль.

— Тут ты права, — сказал Реджин. — У Ленни было большое сердце. И мощное чувство ответственности. Мореплавание напоминает полеты в воздухе. Оно не прощает ошибок, хотя и считается вполне безопасным.

— Поэтому я хотела бы почтить его память. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам вернуть «Опус» его жене и маленькому мальчику.

Шэрон улыбнулась.

— Я люблю это в людях, Дженис. Силу духа. Добро пожаловать на борт.

Часом позже медсестра приоткрыла дверь в комнату с опущенными шторами, где под воздействием легких седативных препаратов спала Кэмми.

Она, как волчица, сражалась всю дорогу до Техаса, пытаясь вскочить с кресла. Испанская медсестра, сидевшая рядом с ней, мягко уговаривала ее, но, слыша акцент, Кэмми еще больше шарахалась. Ей казалось, что она слышит голос Эрнесто, который требовал, чтобы она сняла одежду. Избалованная девчонка, думала медсестра. Американская сучка.

В больнице всех изумила физическая сила Кэмми. Врач и довольно крупная медсестра с трудом выволокли девушку из отделения неотложной помощи, где ее опять осматривали на предмет переломов, трещин и повреждений внутренних органов — на этот раз при помощи рентгеноборудования. В штате не было пластического хирурга, но кто-то нашел врача, женщину, славившуюся своими легкими ласковыми руками и согласившуюся прийти на работу в выходной. Она дала Кэмми двадцать миллиграммов валиума, обработала самые глубокие порезы и зашила края ран с точностью пуантилиста[87]. Красивая девочка, думала врач. И рука, и нога, над которыми она трудилась, тоже были красивыми. Инфекция, проникшая в раны, распространилась бы очень быстро, но вводимые внутривенно антибиотики изгонят ее в течение нескольких дней.

Врач, которая сама была матерью четырнадцатилетней девочки, осторожно смазала ожоги Кэмми и накрыла марлей особенно большие. Сильная молодая иммунная система была союзником пострадавшей девушки. С трудом верилось, что можно было получить такое количество ран всего за три недели в открытом море. Видимо, на нее навалилось очень много бед. В конце концов, они ведь находились на яхте, хотя, по слухам, судно было повреждено. Врач вспомнила одну семью, мать и двоих детей, снятых береговой охраной в заливе с надувной лодки, в которой они провели три недели под палящим солнцем после того, как их монокорпусную яхту перевернул ураган Дэниел. Как им удалось пройти мимо суши, для всех осталось загадкой. С ними был отец, англичанин, который когда-то участвовал в парусных регатах, один из печально известных самоуверенных капитанов, отправившийся в длительное плавание, несмотря на то, что его навыки уже десять лет как не применялись. Он был уверен, что мореплавание сродни езде на велосипеде. Следовало отметить, что, к его чести, то немногое количество воды, которое у них было, он отдал детям. Тем не менее самый маленький ребенок, а вслед за ним и отец семейства умерли уже через несколько часов. Видя муки матери, врач думала: «За какого же идиота ты вышла замуж!»

Врач закончила свою работу, удовлетворенная стабильным состоянием Кэмми и тем, что, по крайней мере физически, она находится вне опасности, и перепоручила ее двум медсестрам. Они сделали все возможное, и с помощью губок обмыли ее с головы до ног, обходя повязки и самые сильные ожоги. Боль, причиняемая их прикосновениями, несколько утихомирила Кэмми. Им было очень жаль ее длинные густые волосы, которые необходимо было отрезать. Пока же они заправили ее сбившуюся гриву под хирургическую шапочку, а саму Кэмми уложили в чистую постель. Но она вдруг откинула простыни и вскочила, вырвав из вены иглу и требуя, чтобы нашли ее мать или хотя бы дали телефон, так как ей необходимо позвонить отцу. Медсестры опять ее уложили. Кэмми, не обращая внимания на их увещевания, вновь встала. Они сидели рядом, осторожно удерживая девушку в постели. Однако, как только они отвернулись, она вскочила в очередной раз. В конце концов ее, совершенно обессиленную, пристегнули к койке ремнями.