— Когда мы прибивали щит, над нами пролетел еще один самолет, Ливи, — сказала Кэмми, проходя мимо нее. — Может, здесь поблизости есть аэропорт. Это уже второй раз за два дня.
— Хорошо, если это так, дорогая, — ответила Оливия, проводив взглядом Кэмми.
— Итак, Оливия, — продолжила Холли. Она была оживлена, чего за последние несколько дней с ней не случалось. — Расскажи-ка мне... Нет, расскажи мне и Трейси, что это такое?
— Видимо, это принадлежало Мишелю. Он держал их в пластмассовой коробке в ящике, встроенном в его койку.
— И что же это такое? — В глазах Холли загорелся огонь.
— Наверное, это... энергетические плитки.
— В точку, Лив! Отлично! Это действительно энергетические плитки. В них полно витаминов и калорий. Они предназначены для людей, которые расходуют... — Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и Трейси услышала легкий хрип в груди подруги. — Они расходуют горы калорий, нагружаясь физически, например, бегая марафоны. Или для стариков, которые не получают достаточного питания. Или для людей, которые голодают, потому что их еда испортилась или ее выбросили какие-то ублюдки, напавшие на их судно. Эти люди пытаются выжить, экономя оставшиеся в их распоряжении крохи.
— И что же? — поинтересовалась Оливия, не отрывая глаз от горизонта.
— В коробке было двадцать четыре батончика. Я нашла не только коробку, но и аккуратно сложенные под матрацем обертки, кроме вот этих последних шести. И я подумала, что должна показать их тебе и Трейси.
— Ведь ты не съела их, Ливи! — взмолилась Трейси.
— Пожалуй, несколько штук.
— Пожалуй, около восемнадцати, — добавила Холли.
— Ленни и Мишель тоже могли их есть.
— Даже если так? У нас уже несколько дней практически нет еды. Я знаю, что, кроме меня, никто не болен. И причина моей болезни не в недостатке пищи. Но как насчет Кэмми и Трейси? Они подбирали стекла и качали вручную насос в трюме, шили паруса и открывали банки. Они делали много всего другого, что может делать человек, для спасения всех нас. Как ты думаешь, им, наверное, не помешал бы энергетический батончик?
— Я абсолютно уверена, что ни тебе, ни Трейси эти батончики не нужны. Вы обе прекрасно можете жить за счет... накопленного...
— Не оскорбляй меня, сука. Отвечай на вопрос.
— Я маленькая. У меня нет юношеских резервов энергии, как у Кэмми. Мне казалось, что, если от меня требуется помощь, я нуждаюсь в дополнительном питании.
— И все же никакой помощи от тебя мы так и не увидели. Ни хрена, только несколько жалких пилюль.
— Скажи мне, — умоляла Трейси, — ты же не могла просто найти эти плитки и решить, что это будет твоим личным источником калорий?
— Я не хотела отнимать что-нибудь у остальных! И я просто не могла есть эту жареную рыбу и хлеб с маслом, которыми ты и Холли запихивались первые несколько дней. Я устроена по-другому.
— Как ты устроена? — тихо спросила Холли. — К примеру, что тебе вручил волшебник вместо сердца? Ты, по крайней мере, могла бы чувствовать какую-то ответственность в отношении девочки, в отношении Кэмми...
— Заткнись, Холли! — взвизгнула Оливия.
— Нет, графиня, сами вы заткнитесь. Мы все прислуживали тебе в школе, но это уже чересчур даже для тебя! Я должна бы сейчас поступить по отношению к тебе так же, как и к тому несчастному мальчику.
— Да уж, ты у нас героиня! — В голосе Оливии прозвучала неприкрытая насмешка.
— Мы почти стоим на месте, — сообщила Кэмми, сбегая по лестнице с мостика. — Что тут за крики?
— Смотри.— Холли протянула ей пригоршню оберток и конфет.
— Ты нашла энергетические плитки? Тетя Холли! Ты самая лучшая! Как ты... — Кэмми внезапно осеклась. — Что тут опять произошло? Я думала, мы вроде бы договорились больше не ссориться.
— Я не нашла их. Оливия, contessa, спрятала их у себя под матрацем. Вот почему она так хорошо выглядит, Кэмми. Ей не нужно пытаться выжить, съедая по ложке хлопьев и орехов в день. Все это время она питалась вот этим.
— Нет! — Кэмми покачала головой. — Не может быть...
— Я сказала им. Я не могу есть это... жареное дерьмо или консервированную жижу. Я бы уже умерла. У меня совсем нет жировой ткани...
— Блин! И в самом деле! Ее же всю отсосали! — вспылила Кэмми.
— Я всегда была худенькой, — заявила Оливия. — Как и ты. Или ты хотела, чтобы я совсем сдала, как Холли?
— Значит, ты ожидала этого от меня, — отпарировала Кэмми. — Мне девятнадцать лет. Я даже еще ни разу не влюблялась. У меня не было настоящей работы, и я никуда не ездила, кроме как... сюда. К черту! Ты была везде! Твоих денег, секса и пластической хирургии кому угодно хватит на десять жизней!
— Кэмми, должно быть, очень неприятно, когда завидуешь человеку, который старше тебя в два раза, — одернула девушку Оливия. В ее голосе было столько желчи, что она, казалось, брызгала, как раскаленное масло на сковородке.
— Я не завидую тебе! Мне жаль тебя! Твое отчаяние так очевидно! Если ты думаешь, что вся твоя пластика незаметна, ты глубоко ошибаешься. Ты выглядишь, словно кто-то стянул всю твою кожу на затылке резинкой и отрезал лишнее!
— Камилла, я сделала легкую пластику в достаточно молодом возрасте, чтобы избежать необходимости принимать кардинальные меры, когда я стану постарше. Это очень важно — заботиться о своей внешности, Кэмми. У тебя хорошие гены, так что тебе будет проще. Тебе повезло. Когда ты станешь старше, ты не будешь выглядеть, как твоя мать сейчас — вся в веснушках и морщинах...
— Господи, Оливия, о чем это ты? — изумленно спросила Трейси. — Почему ты именно сейчас решила обсудить относительные преимущества хирургической подтяжки лица?
— Она обвинила меня...
— Ты говорила, что моя мать — самый лучший человек из всех, кого ты знаешь! — перебила ее Кэмми.
— Так и есть. Но быть доброй и красивой — это не одно и то же. Добрыми всегда пользуются все кому не лень. Всю жизнь находились люди, которые с удовольствием садились Трейси на голову. Она уверена, что все дело в ее доброте. Она права. Но добро не всегда побеждает. Конечно, если бы твой отец заполучил меня, так бы и произошло, но мне одного раза хватило...
— Что? — опешив, спросила Трейси и уставилась на Оливию.
— О Джиме. Вернее, о нас с Джимом.
— О вас с Джимом?..
— Ну да. Речь идет о маленьком тайном свидании, которое, уверяю тебя, совершенно ничего для меня не значило. Ты тогда скакала с мячом по баскетбольной площадке...
— Ты спала с Джимом?
— Неужели ты об этом не знала? А если нет, какое это имеет значение? Мы тогда договорились ничего тебе не говорить. Вы уже были обручены.
— Ты лжешь, Оливия.
— Хорошо, я лгу. Я бы лгала, сказав, что Дейва там не было, что он не ожидал с нетерпением своей очереди. Хотя Крис показался мне несколько неопытным.
— Ты лжешь! — закричала Кэмми. — Тебе удалось соблазнить только какого-то старикашку, за которого ты вышла ради денег.
— Франко был хорошим человеком. Но в Европе молодой жене позволяются определенные вольности, Кэмми. Уверяю тебя, моя жизнь была полноценной во всех отношениях. Я была ею вполне довольна. И я намерена продолжать в том же духе.
— Ты продемонстрировала это на Сент-Томасе!
— Вот именно, потому что существуют вещи более притягательные, чем молодость, дорогая. Я знаю, как доставить мужчине радость...
— Ты не спала с Джимом, — произнесла Трейси дрогнувшим голосом. Она бы расплакалась, если бы у нее еще оставались слезы.
— Тебе, я думаю, лучше спросить у него. Это случилось, когда мы были на втором курсе, как раз перед тем, как я уехала в Италию, где встретилась с Марио. Боюсь, все зашло слишком далеко, но ведь тебя это не огорчает, не правда ли, Трейси?
— Что с тобой? — спросила Трейси.
— Мы говорили о краже еды, — вмешалась Холли. — Незачем заходить так далеко. Ситуация и без того безобразная.
— Просто мне все это слишком надоело! Вы обе ведете себя так, как будто женщина, у которой есть хоть капля женственности, больна какой-то неизлечимой болезнью. Вы ведете себя, как мужественные пожарные, демонстрирующие силу и героизм, и обращаетесь со мной, словно я полное ничтожество. Я устала слушать нотации Холли о том, что я не выполняю свои обязанности, в то время как все ее усилия сводились к приготовлению какой-то гадости, а потом она просто валялась в постели. Моя кожа обгорела на солнце, и единственное, о чем я мечтаю, это помыться и оказаться наконец дома. Я вообще не хотела ехать в этот чертов...
