– Жду приказа, мой фюрер.

Положив трубку, Скорцени сунул руки в карманы брюк и несколько минут смотрел в окно, покачиваясь на носках до блеска начищенных сапог.

«Он последует, этот приказ» – Гитлер не мог сказать нечто подобное просто так. А значит, в ближайшее же время нужно быть готовым… К чему? Он даже не пытался предугадать. Это невозможно. Интересно, кому фюрер поручит огласить свой приказ: Кальтенбруннеру? Шелленбергу? Гиммлеру?..

Он предпочел бы иметь дело с начальником полиции безопасности и службы безопасности (СД) Кальтенбруннером. Достаточно высокий уровень полномочий и минимум мелочной опеки – именно то, что больше всего устраивало Скорцени. Конечно, он мечтал о дне, когда будет иметь свою собственную диверсионную службу, а значит, право не отчитываться о ее и своих действиях ни перед кем, кроме фюрера. Но такого положения в службе имперской безопасности и СС еще нужно достичь.

Корабельная сирена, пробивавшаяся в его апартаменты со стороны Дуная, долго и заунывно вспахивала душу, пытаясь вернуть ей привычное течение обыденной жизни. Но Скорцени, как мог, сопротивлялся этому. Звонок фюрера все еще взывал к его амбициям к фантазии.

Впрочем, задание может оказаться настолько конфиденциальным, что получать его снова придется в кабинете фюрера в «Волчьем логове». Как это было с заданием по освобождению Муссолини. Такой вариант еще более предпочтительный. По крайней мере он, Скорцени, вновь оказался бы предоставленным самому себе. Хотя бы на время одной операции.

– Я еще вернусь в этот мир! Я еще пройду его от океана до океана!

Скорцени оглянулся. В комнате никого. Забывшись, он произнес это вслух. Как девиз. Впрочем, это и есть девиз. Начертанный на его родовом гербе Высшими Силами.

– Господин гауптштурмфюрер!

– С этой минуты штурмбаннфюрер, – спокойно заметил Скорцени и, выждав, пока Хеттль переварит и усвоит эту новость, жестко привел его в чувство: – Слушаю вас, Хеттль, слушаю. Вы разволновались так, словно это не меня, а вас повысили в чине.

Стоявшие за спиной Хеттля Ланцирг и лейтенант-десантник Ханске с трудом сумели сдержать смех. Да и то лишь потому, что старались пощадить самолюбие бывшего морского офицера, которому на суше действительно не очень-то везло с чинами.

– Господин Муссолини просит вас зайти, – Хеттль лично отвечал за охрану дуче, поневоле превращаясь в его адъютанта и телохранителя.

– Он уже знает о звонке? – кивнул Скорцени в сторону аппарата.

– Знает.

– Тем лучше. Что тревожит дуче? Здесь, в безопасной для него Вене?

– Не может понять, почему его сразу же не перебросили в Берлин или в ставку Гитлера в Восточной Пруссии. По крайней мере лично я так расшифровал бы его волнение.

Скорцени молча прошел мимо Хеттля. В коридоре он оценивающе осмотрел поприжимавшихся к стенам, затаившихся за колоннами и в нишах десантников генерала Штудента. Выглянув в окно, отыскал взглядом нескольких своих курсантов, «коршунов Фриденталя» в гражданском.

– Появлялись ли какие-либо подозрительные личности? Настораживающие обстоятельства? – негромко спросил следующего за ним по пятам Хеттля.

– Не замечено.

– Представляю себе, какое осатанение происходит сейчас в разведках и контрразведках новых союзников итальянского короля и маршала Бадольо. Особенно нервничают, естественно, англичане. Проглотить такой диверсионно-собачий пудинг на виду у всего мира им будет непросто.

Оставшись наедине с Семеновым, капитан-переводчик почувствовал себя свободнее, предложил атаману американскую сигару и какое-то время все с той же иезуитско-вежливой улыбкой наблюдал, как тот вальяжно раскуривает ее. При этом он смотрел на генерала такими глазами, словно ожидал, что сигара вот-вот взорвется во рту русского.

– Словом, не нравится вам, что немецкая разведка заинтересовалась группой Курбатова, – по-простецки возобновил разговор Семенов. – Ясное дело, не нравится, в соболях-алмазах. Соперничество по всей линии невидимых фронтов. Объяснимо… объяснимо.

Произнося это, атаман рассматривал свою заметно дрожавшую между пальцев сигару и упустил тот момент, когда лицо переводчика стало суровым, а в глазах заиграли хищные огоньки азиатского коварства.

– Немцы тоже убеждены в этом, генераль, – это «генераль» у капитана получилось на французский манер. – Как только Курбатов окажется в Берлине, там же окажется и наш агент, который получил задание убить его.

Семенов мрачно уставился на японца.

Жестко сцепленные губы переводчика с презрительно опущенными уголками могли означать лишь абсолютное презрение его к мнению и эмоциям собеседника.

– Что значит «убить»? Что произошло? – нервно спросил главнокомандующий вооруженными силами Дальнего Востока. – Готовя эту группу, мы достаточно полно информировали штаб Квантунской армии. Переход границы рейха задуман нами не для того, чтобы остатки маньчжурских легионеров смогли наняться на службу к немцам, в соболях-алмазах. Обычный пропагандистский рейд.

– Наш агент в самом деле получил задание убить ротмистра Курбатова. Но он не успеет сделать этого, поскольку окажется схваченным гестапо. Буквально за час до того, как должны будут прозвучать выстрелы, – спокойно продолжал переводчик. – Что поделаешь, даже очень опытным нашим агентам тоже иногда не везет, даже опытным агентам… Особенно если этот агент – поляк.

– Опять эти ваши «невинные забавы разведки»?

– В соболях-алмазах, – добавил за генерала переводчик.

– Честно скажу, мне бы не хотелось, чтобы с этим моим офицером произошло что-либо подобное тому, что произойдет с вашим поляком.

– Несостоявшееся покушение на Курбатова будет объяснено тем, что он не желает работать на японскую разведку и стремится перейти на сторону немцев, будет объяснено… Жизни в Маньчжурии или Японии ротмистр предпочитает жизнь в Европе. Нам это не нравится, разве не так?

«Объяснил бы ты все это попроще, – мысленно возмутился Семенов. – Что ты мне рога бараньи на шею вешаешь?»

– Но по-настоящему Курбатов начнет работать на вас лишь тогда, когда станет немецким агентом? – молвил он вслух. – Верно я понял?

– Английским.

– Простите?

– Я сказал: «английским».

– Ну и размах! Агент четырех разведок? – скептически покачал головой Семенов.

– Но при этом ротмистр Курбатов станет одним из лучших диверсантов Скорцени. Для нас главное, чтобы он держался поближе к Скорцени. Нам нужно знать все, что делает первый диверсант рейха, нам нужно знать… – Теперь капитан уже не улыбался. Он гортанно выкрикивал каждое слово, будто произносил речь перед полком Квантунской армии. – Японская разведка должна располагать всеми сведениями о Скорцени, всеми сведениями.

– Вы же союзники.

– Конечно, союзники. Поэтому ротмистр Курбатов всегда должен быть рядом со Скорцени. О любой операции Скорцени мы должны знать задолго до того, как о ней узнает сам Скорцени, о любой операции…

– То есть нам предстоит как-то подвести его к штурмбаннфюреру.

– Подвести.

– Значит, моим людям следует надежно связаться с немцами. – Семенов с таким нетерпением заерзал в своем бамбуковом кресле, словно порывался сейчас же подхватиться, чтобы поспешить наладить эту самую связь, в соболях-алмазах.

– Это будет нелегко, генераль.

– Естественно. До сих пор мы не имели никакой особой связи с германской разведкой. Да и вы, японцы, не поощряли это.

– Не поощряли, да, – вдруг вспомнил японец об обязанности расточать свои истинно азиатские улыбки. – Однако ротмистра Курбатова это не касается. У нас нет связи, но о Курбатове Скорцени уже знает.

Семенов внимательно присмотрелся к переводчику.

– Откуда вам это известно? И каким образом он мог узнать о Курбатове?

– Мы ему сказали, – простодушно улыбнулся японец. – Вежливо сказали. Через наших агентов. И Скорцени уже намерен связаться с Курбатовым.

– Значит, штурмбаннфюрер готов будет принять ротмистра?