Алексей Борисович взглянул на Серёжу.

— Нет, — шепотом сказал Серёжа и обхватил Нока за шею.

Алексей Борисович чертыхнулся и спрыгнул на землю. Проводница старательно закрыла дверь. Вагон лязгнул и пошел, наращивая скорость.

— Фу-ты, как глупо вышло. Юная бюрократка… И не придерешься ведь, инструкцию соблюдает, — сказал вслед вагону Алексей Борисович.

Серёже было очень стыдно. Ну как он не сообразил, что нужен намордник! И Алексей Борисович из-за него остался…

— Вам надо было ехать, — проговорил Серёжа. — Я виноват, вот и сидел бы здесь. А теперь вы из-за меня застряли.

— Ну, брат, что за чепуху ты говоришь, — недовольно произнес Алексей Борисович.

Серёжа виновато помолчал и спросил:

— А что теперь делать?

— Ну, что делать… Сначала намордник. Потом еще раз сыграем в морской бой. Через полтора часа, насколько я помню, должен еще поезд быть… Только вот есть хочется. А? Что за станция, даже завалящий бутерброд купить негде. Прямо хоть ремень жевать начинай. У тебя кожаный?

Серёжа улыбнулся все еще виновато.

— Кожаный. Только его жевать нельзя. Из чего тогда намордник делать?

— А может быть, от моего аппарата возьмем ремешок для намордника? У меня в портфеле фотоаппарат. Жалко, конечно, но… с тебя же штаны свалятся, если ты ремень снимешь.

— Нет, что вы, не надо от аппарата! — даже испугался Серёжа. — Да пусть они свалятся, у меня другие есть. А эти я под мышкой понесу, раз они в чемодан не влазят.

— Попробуем в мой портфель затолкать, — решил Алексей Борисович.

Они вернулись к скамейке. Алексей Борисович забрал у Серёжи ремень, моток проволоки и ножик. Он сказал, что никогда в жизни не делал намордников и хочет попробовать. Подозвал Нока и стал обмерять ему морду. Нок мотал головой и дергал ушами. Попробовал даже улизнуть, но Алексей Борисович ухватил его за ошейник.

— Стой спокойно ты, беспризорник… Никакой культуры в тебе, никакого воспитания. Вот нацепим намордник, сразу почувствуешь, что такое дисциплина.

Серёжа переоделся, вместо брюк надел синие шорты от пионерской формы, а заодно сменил рубашку, которую помял и перемазал, когда возился с Ноком. В коротких штанах и белой футболке он сделался тоньше и словно повыше ростом. И стал похож немного на того мальчика с жеребенком. Особенно когда подошел к Ноку и взял его за шею. Правда, Нок совсем не был похож на изящного жеребенка.

— Отпусти его, пусть побегает, — сказал Алексей Борисович. — Может быть, он себе что-нибудь съестное отыщет.

Серёжа отпустил. Нок отошел, но искать ничего не стал, а сел и с укоризной поглядел на Серёжу: «Эх ты, хозяин. Взял, а не кормишь».

Подошел старичок в красной фуражке, дежурный по станции. Спросил с интересом:

— Что это вы, граждане пассажиры, не уехали? Понравилось, видать, у нас?

— Да вот так получилось. Из-за этого пассажира. — Алексей Борисович кивнул на Нока.

Тот сидел в трех шагах и чесался с такой силой, что от него разлетался ветер.

— Не пустили без намордника, — объяснил Серёжа.

— Правило такое существует, — сказал старичок сочувственно. — А вообще-то как повезет. На кого, значит, наткнешься. Когда пустят, а когда нет… А сейчас, я думаю, для вас, граждане, самый правильный выход — это шагать до тракта да ловить попутку до города. Ежели только вы, конечно, ночевать не расположены.

— Это почему же ночевать? — встревожился Алексей Борисович. — А поезд?

— А какой же поезд, милый ты мой? Сегодня поездов в ту сторону больше не будет.

— Как же не будет? А в шестнадцать двадцать девять? Я же на прошлой неделе ездил на нем.

— Э-э, вон ты про что! Ты это в субботу или в воскресенье ездил. Это точно. Есть такой поезд по выходным дням. Дополнительный, значит, чтобы дачников возить. А сегодня нету.

— Ну, дела-а… — сказал Алексей Борисович, жалобно глядя на Серёжу. — Все, брат, одно к одному.

— Все из-за меня, — убитым голосом произнес Серёжа.

— Нет, Сергей, ты эти речи брось, — тут же воспрянул Алексей Борисович. — Что ты, в самом деле, сразу нос опускаешь… Давай думать. Значит, так: на шоссе нам идти не стоит. Мало надежды. Грузовики нас не возьмут, их за это автоинспекция греет. А в легковую машину нас, такую компанию, тоже никто не пустит.

— Может быть, пешком? — робко предложил Серёжа.

— Шестьдесят-то верст! Да на голодное брюхо… Нет, брат, это не та романтика.

— Это верно, — вставил слово дежурный. — Пешком — это не тот фасон. Так что самое вам хорошее дело — сходить в поселок, в столовую, да остаться ночевать. Ежели негде, то я могу вас у себя устроить, раз уж так случилось. Глядите, в общем… — Он вздохнул и побрёл к домику.

— Спасибо, — сказали ему вслед Серёжа и Алексей Борисович.

Затем Алексей Борисович решительно встал.

— Ночевать нам, Сергей, не годится. Мне вечером надо быть дома. Да и тебе не стоит зря болтаться здесь… Есть один способ. Хватай чемодан, и пошли. Только быстренько!

Он затолкал в карман почти готовый намордник Нока, взял портфель и куртку и, не говоря больше ни слова, зашагал куда-то через кусты, через канаву, прямо в поле.

— Нок, за мной! — крикнул Серёжа. Схватил свой чемоданчик и бросился догонять Алексея Борисовича.

Они шагали гуськом по тропинке, которая то и дело терялась в траве. Позади, рассеянно вертя головой, семенил Нок. Под носом у него пролетали желтые бабочки, и Нок щелкал пастью.

Алексей Борисович шел впереди. Он оборачивался и объяснял на ходу:

— На реке, километрах в полутора отсюда, стоит на приколе баржа. К ней иногда катера швартуются. Если какой-нибудь мимо пойдет — посигналим. Может, повезет нам. Катер, конечно, не экспресс, но в сумерках до города, возможно, доберемся… Ну а если не повезет — что ж, будем считать, что у нас еще одно приключение.

Слово — удивительная вещь. Если скажешь «неудача», кисло на душе делается. А если скажешь «приключение», то сразу веселее. Серёжа догнал Алексея Борисовича и зашагал рядом — не по тропинке, а прямо сквозь траву.

Травы цвели. Высоко, иногда у самых Серёжиных плеч, качались длинные розово-лиловые свечки иван-чая. Желтел в путанице листьев львиный зев-смешные цветки, похожие на щенячьи мордочки. Чиркали по Серёжиным локтям головки мелких белых соцветий, у которых мало кто знает названия.

Путешественники незаметно перевалили плоский пригорок, и когда Серёжа оглянулся, то уже не увидел станции. Только башенка с петухом торчала среди травы.

Иногда открывались лужайки с темно-красными головками клевера. Над клевером неподвижными мохнатыми шариками висели шмели. Неторопливо пролетела очень крупная коричневая бабочка «павлиний глаз».

Нок не выдержал, гавкнул и бросился в погоню.

— Несолидно он себя ведет, — с улыбкой сказал Алексей Борисович.

А Серёжа с беспокойством следил за Ноком: не слопал бы пес в самом деле такую симпатичную бабочку.

Не слопал, не догнал. И, виновато моргая, вернулся к хозяину.

— Будешь пиратничать — намордник наденем, — пообещал Серёжа.

Нок дурашливо фыркнул и замотал головой. К морде прилипли травинки.

— Смотрите, Алексей Борисович, он траву ел! Говорят, если собака траву ест, значит, дождь будет.

— Да нет, едва ли. Это он просто с голоду. Я и сам готов подорожник жевать. А дождя не должно быть, небо вон какое хорошее.

В небе замерли желтовато-белые груды облаков, которые никогда не закрывают солнца и не грозят ненастьем. Ветра совсем не было. В прогретом воздухе стоял густой запах луга. Солнце припекало плечи.

— Придем к реке — искупаться можно будет, — мечтательно сказал Серёжа.

Реку еще не было видно. Она лежала вровень с низкими берегами. Темные полоски прибрежных кустов и высокие травы закрывали воду. Лишь изредка пробивался вдали сквозь зелень синевато-стеклянный блеск.

Но вот кусты приблизились, расступились. Сразу же распахнулась перед путешественниками голубая вода с отраженными облаками. Нок бросился к песчаной полоске, ступил в воду передними лапами и принялся лакать с таким усердием, что внутри у него забулькало.