Он улыбнулся в ответ, осматривая гору по колено из извивающихся вокруг нас трупов:

— Жду с нетерпением.

Мне нравился Янси; конкретный чувак.

Обычные фосфорные, или даже зажигательные, гранаты разработаны так, что очень быстро разгораются, а потом так же быстро гаснут. Они наносят повреждения, от которых разбегаются вампиры, гули, даже ликантропы и люди, но не зомби. Они не пугаются, не паникуют и не сдаются когда вы увечите их, потому что не чувствуют боли. Ученые силились разобраться в нервных импульсах зомби, что помогали им двигаться, но при этом не передавали болевые сигналы. Выяснив это, можно было бы парализовать ходячих мертвецов. Но это до сих пор остается загадкой, потому что если вы отсекаете руку от тела, она должна просто валяться. Конечности не должны скакать по полу, как обезглавленные змеи, потому что нервная система людей работает иначе, а зомби в прошлом были людьми.

Посреди коридора горела куча частей тел, которые нам помогли собрать ребята из СВАТА. А горели они потому, что мы разбросали вокруг них европейские гранаты. Они не были рассчитаны на быстрый взрыв и сгорание, как американские. Эти были рассчитаны на то, чтобы взорваться и накрыть радиус поражения огнем. Огнем, который цепляется за все и продолжает гореть, пока вокруг есть «пища» для этого пламени.

И не представляйте оранжевое зарево, как в камине; это пламя — ослепительно-белое, такое яркое, что если долго смотреть, можно обжечь сетчатку и просто ослепнуть. Всех присутствующих мы предупредили, чтобы не смотрели. Жар был столь сильным, будто слизывал с нас кожу, но для сравнения у нас догорали останки в костре, так что мы стояли недостаточно близко, чтобы это было действительно так. И все равно мы отступили назад.

— Зомби всегда так ярко горят? — спросил Янси.

— Нет, это все фосфор, — ответила я.

Запах горящей плоти не всегда столь ужасен; иногда пахнет просто жареным мясом, но когда горят волосы, и некоторые внутренности, которые обычно вы вынимаете перед приготовлением большого шмата мяса, они издают… странный запах. Так что амбре не всегда тошнотворное, и при сжигании зомби обычно не так уж, чтобы совсем ужасно воняют, так что… Я попыталась припомнить, но толи у меня нос окончательно привык к запаху гниющих зомби, толи эти просто не из смердящих. Мои зомби не воняли, даже если и выглядели разложившимися. Один из старых аниматоров объяснил мне, что магия, вызывающая зомби из могилы, не дает им какое-то время гнить, а именно из-за гниения зомби с душком.

Я тронула Эдуарда за руку:

— Для тебя зомби пахнут разложением?

Эдуард вроде задумался над этим, а потом ответил:

— Нет.

Я глянула мимо Эдуарда на стоящего прислонившись к стене Дева. Глаза у него были слишком широко раскрыты при таком свете от горящих тел.

— Для тебя они пахнут как гниющие трупы?

Он просто покачал головой, слишком медленно моргая. Словно пребывал в шоке, но об этом буду волноваться потом.

Я повернулась к Никки, по другую сторону от меня:

— Ты чувствовал, что они гнили?

— Нет, но зомби не пахнут как гниющие трупы.

— Мои не пахнут, — заметила я, — а этих подняла не я.

— Верно, но ты напугана; почему?

— Большинство зомби пахнут именно тем, что они есть — трупами; чем гнилее зомби — тем сильнее амбре. Мои зомби не воняют, потому что я достаточно сильна, чтобы они не разлагались. Но гниющие вампиры не воняют, пока сами того не захотят; они скверно выглядят, но не пахнут. Те вампиры и зомби в горах, они же не воняли, верно?

— Нет, — подтвердил Никки.

— Я что-то упускаю, — сказал Янси. — Почему это было сказано так, будто это плохо?

Заверещала пожарная сигнализация, но так как после стрельбы слух у нас еще восстанавливался, звук эхом доносился будто из конца туннеля, а не с потолка. Включились разбрызгиватели и вот мы уже под дождем.

Капли воды как мимолетные, кусачие пощечины ледяной водой барабанили по нам, помогая снять часть напряжения после боя. Я впервые пожалела, что не напялила шлем, который терпеть не могла таскать с собой, когда выполняла ордер с поддержкой спецназа. Пришлось смотреть в пол, чтобы вода не заливала глаза, и в рот не попала кровь и прочая гадость. Да-а-а, я знала, что нужно держать рот закрытым, но все же… было что-то мерзкое в том, когда твоих губ касаются определенные вещи, а кусочки зомби определенно входили в число мерзости.

Сквозь шум воды, пожарную сигнализацию и шипение огня я расслышала издаваемые Девом звуки, похожие на выбеленную версию ада, и они были достаточно громкие раз мои пострадавшие уши могли расслышать их через весь этот шум.

Он судорожно вытирал лицо, и я поняла, что ему чужды правила сантехников и охотников на монстров — держи рот закрытым.

Он отшатнулся от стены, упал на колени и блеванул рядом с горящей кучей, пока вода ручьями стекала с него. Я подошла к нему, присела и попыталась убрать с его лица волосы, но они так слиплись от воды, что мне пришлось приподнять мокрые пряди и заправить их за уши. Волосы у него достаточно короткие и послушные, чтобы мокрыми оставались там, куда я их заправила. Он искоса глянул на меня, глаза у него были чересчур расширены и слегка навыкате, как у лошади, которая вот-вот понесет. Потом он заметил что-то у меня за плечом, и глаза расширились еще больше, а страх заполонил все лицо. Я развернулась, сидя на корточках, готовясь прицелиться, но за мной ничего не было, кроме белого пламени и извивающихся частей тел, похожих на щупальца осьминога, пытающегося выбраться из кипящей воды.

Я перевела взгляд обратно на Дева, пытаясь понять, на что именно он смотрит, и обнаружила руку зомби, на которой сохранилось достаточно пальцев, чтобы продолжать к нам карабкаться. Я крутанула винтовку за спину, вынула из кобуры Браунинг и пальнула в клешню, чтобы она торопилась не так резво, затем подняла ее и швырнула обратно в огонь.

Когда я повернулась обратно к нему, он смотрел на меня с выражением ужаса на лице, как будто я сделала нечто кошмарное. Я хотела дотронуться до его плеча, но потом сообразила, что, скорее всего, он не хотел, чтобы я дотрагивалась до него той рукой, которой только что прикасалась к зомби, поэтому опустила руку.

— Поднимись наверх, проверь охранника, Миллера.

Дев закивал, слишком быстро и часто, а потом произнес одними губами: «Мне жаль».

Я не спросила, о чем. Потому что и так это знала. Дев был моим телохранителем, но пока он сражался сегодня рядом со мной, что-то сломалось внутри него. Будущее покажет, сможет ли он с этим справиться или ущерб окажется непоправимым. Когда-то и меня выворачивало на местах преступления, но Эдуард ввел меня в гущу событий примерно в том же возрасте и мне удалось не сломаться, но это я.

Дев поднялся на ноги, опираясь о стену, и споткнулся на первом же шагу. Я подхватила его под руку, чтобы помочь. Он напрягся, но не вырвался, а затем слабо и неуверенно мне улыбнулся, что ж, какая-никакая а попытка. Я приняла это за добрый знак, что после всего этого он смог улыбнуться и не шарахнуться от меня. Были у меня друзья и любовники, которые не смогли сократить дистанцию, после того, как от меня отдалились.

Он направился к лифту, все еще слегка нетвердой походкой. Я могла бы пойти с ним и помочь, но честно говоря, не хотела. Считалось, что, вроде как, ему полагалось заботиться обо мне, а вместо этого, мне самой пришлось нянчиться с ним. Это было полной противоположностью сути телохранителя, и я не настолько была в близких отношениях с Девом, чтобы восполнить такую потерю. Потерю чего? Доверия. Я никогда больше не смогу снова доверить ему сражаться рядом со мной или стоять за себя против кошмаров моей жизни. Я запомню этот момент и он будет на все бросать свою тень, впрочем, и Дев этого не забудет.

Эдуард наклонился ко мне и сказа:

— Чем так плохо, что зомби и вампиры не воняют?

Я улыбнулась, глянув на Эдуарда — уж кому бесспорно можно довериться в том, что он в первую очередь будет думать о деле. Я последовала его примеру и ответила: