Она с явным воодушевлением поглядела на него.

– Жаль, что ты не застал нас. Мы вот точно так и выглядели, правда, я бы не прочь побольше ленточек заиметь. – Она рассмеялась. – А что под пальтишком, я тебе не покажу.

– Готов побиться об заклад, ты выглядишь обалденно, – сделал ей комплимент Эд.

– Но я там не совсем Нина Волдыриха. – Она задумалась, и, вероятно, на более долгий срок, чем рассчитывала.

– О чем бишь я? – спросила она Эда.

– О славных деньках.

– О да, Эд, были у нас славные дни, были! Жизнь для нас текла точно так же, как для вас, ну, может, немного лучше. В один момент все словно на пирушке в раю, и тут же – быстрый переход из блаженных грез к реальности. Ну, ты в курсе. Ад кромешный. Мы на этой пирушке несколько перемен блюд высидели. И видел бы ты, чего мы добились, Эд! Мы кроили меню по своему желанию. Код у нас был как ручной. Мы получили все ответы, каких вы, люди…

Она осеклась и указала в небо.

– А потом наткнулись вот на это. Говоря начистоту, Эд, мы словно лбом о стенку на полной скорости влетели. Когда мы явились сюда, эта штука была стара. Те, кто побывал тут до нас, – они успели одряхлеть, а мы еще на свет не родились. Мы жадно набросились на их идеи, так же как сейчас вы. Мы попытались раскусить этот орешек…

Шрэндер, казалось, передернула плечами.

– …и ничего у нас не вышло. Но, Эд, ты бы нас видел! Мы научились кое-чем управлять. Восхитительное было времечко. А в итоге мы ничего особенного не добились. Ну потолкались, посуетились, и все.

Она склонила голову и нацелила длинный костяной клюв на Тракт. Затем опустила его к пыли у своих ног.

– О, я не жалуюсь, – произнесла она. – Даже сейчас все отлично. В смысле это ж было приключение, наше собственное. Мы без этого не могли. – Вот в этом вся засада, Эд. Мы в это вляпались. Мы увязли по самые помидоры в том, чем стали.

– Тебе этого не хватает, – сказал Эд.

Раздался вздох Шрэндер.

– Да, – признала она. И добавила: – Мы запутались. Так бывает с этой штукой. Она отшвыривает. Она калечит. Сердца разбивает. И наши тоже: она сломила наш интеллект, нашу способность к постижению. В конце концов наш запал угас.

Последовала пауза; оба размышляли о пределах возможного, и Эду это было приятно, поскольку он всю жизнь положил на то, чтобы отодвинуть их.

Ощутив, что пауза слишком затянулась, он нарушил молчание:

– И что тогда случилось?

– Эд, ты не отвлекайся. Не теряй нити. Стоит признать: мы кое-что упустили. Но этот факт сам по себе послужил нам указанием. Нам Тракт недоступен; ну мы и решили создать нечто, способное туда пробиться. Я последняя из своего племени, Эд. Ты прав: меня оставили следить за исполнением проекта.

Шрэндер умолкла.

Помолчав, добавила устало:

– Я давным-давно устарела, Эд.

Эд чувствовал горечь и тяжкое одиночество в ее словах. Как смягчить эти чувства у чужака? Обнять за плечи? Сказать: «Мне жаль, что ты вышла в тираж?» Шрэндер, наверное, поняла, о чем он думает, потому что спустя миг бросила как ни в чем не бывало:

– Да ладно, Эд. Не стоит напрягаться.

Затем, собрав силы, величественным жестом обвела низкие холмики развалин, необъяснимые артефакты в пыли, припавший к поверхности, подобно злому демону от технологии, K-рабль, чьи системы источали радиацию, а оружейные установки бесцельно крутились из стороны в сторону, словно фиксируя потенциальные угрозы где-нибудь эдак в сотне световых в обе стороны по Пляжу.

– Я обитала в этих развалинах, в этих объектах и многих других, по всему гало. В каждом из них – частичка меня, и все эти частицы суть я. Когда ЗВК стали внедрять K-технологию, я переселилась в навигационное пространство этого корабля. Я его похитила. Располагая его математичкой и пользуясь мостиком как биологическим коннектором, я действовала в четырнадцати измерениях, не исключая четырех измерений времени. Я растянулась до пределов гало, я металась взад-вперед во времени, как йо-йо. Я стала вмешиваться в развитие событий.

– Зачем?

– Потому что мы хотели создать тебя, Эд. Мы тебя построили, начиная с аминокислот. Мы предположили, чего именно нам не хватает, и создали твоих предков такими, чтобы они произвели на свет именно то, чем нам стать не под силу. Долгосрочный проект, старше всех в этой части Пляжа. Наверное, не такой заметный, как солярная инженерия. Но разве она принесла плоды? Оглянись вокруг: навряд ли, сказала бы я. Мы считали, что стоит рискнуть, Эд. Проект получился элегантным и низкотехнологичным одновременно, и, что еще интереснее, мы позволили Вселенной вмешаться и оставили кое-какие моменты на волю случая. И все это время я за ним присматривала.

Тракт Кефаучи.

Сингулярность без горизонта событий. Место, откуда изливаются покореженные и нарушенные законы природы, подобное дешевой цирковой лавке: инвентарь фокусника, ненадежными экспонатами разложенный в ретровитрине, может сработать, а может и не сработать. Логически рассуждая, ловить тут нечего, но и оставить попытки не получится. Просто не получится.

Зрительная кора Эда, возбудясь не слабее ионной пары в устройстве Тэйта – Кэрни, визуализировала галлюцинаторные символы игры в кости на мерцающем небосклоне. Он увидел дымчато-призрачных Близнецов, Лошадь, клипер в облачной башне. Эмблемы удачи и неудачи нависали над астероидом, чья поверхность – если она была тем, чем казалась, – уходила прочь, в общем ровная, покрытая тонкой белой пылью. Там и сям торчали развалины приземистых прямоугольных построек, сточенные до шишек трехсантиметровой высоты неведомыми аблятивными силами Тракта. Рай для entradista. Повсюду угадывались очертания артефактов поменьше, скрытые слоями пыли, и каждый стоил бы небольшого состояния в квартале закройщиков Мотеля Сплендидо.

Он попытался представить себя артефактом.

Нагнулся и приник ухом к поверхности. Он слышал, как совсем рядом напевами церковного хора звучит K-од.

– Ты все еще там, – прошептал он.

– Там, внизу, и во всех остальных местах. Так чего ты хочешь, Эд?

Эд разогнулся.

– Чего я хочу?

Шрэндер рассмеялась.

– Я же тебя сюда не на прогулку привела, – сообщила она. – Знал бы ты, чего стоит, в термодинамическом смысле, просто сохранять тебе жизнь в этом… – она запнулась, подыскивая подходящий термин, – невероятном месте, ты бы описался от страха. Честное слово. Нет, Эд, я бы с радостью устроила тебе обычную экскурсию, но не могу себе позволить подобной расточительности.

– Ну и что? – отозвался Эд.

– Не будь наивен, Эдди. Ты только делаешь вид, что не торопыжка. Тебе же на месте не сидится. Иначе закиснешь. И что в том будет хорошего?

Эд усмехнулся. Он начал лучше понимать Шрэндер.

– Ты и в том твинк-баке побывала, – сказал он, хмыкнув. – Рита Робинсон! – припомнил он. – Готов поклясться, ты и Ритой Робинсон была.

Он подошел к скелету, опустился на колени в пыли и коснулся коричневатых костей. Приподнял полоску побелевших лохмотьев, что пристала к грудной клетке, и позволил ей медленно упасть, наблюдая, как тащит ее вниз слабая гравитация.

– А что с ним произошло? – спросил он.

– А-а! – махнула рукой Шрэндер. – Это Кэрни.

– Кэрни? – повторил Эд. – Иисусе! Тот самый Кэрни?

– Се человек, предавший сам себя, – молвила Шрэндер, – в точности как я и говорила. Он подавал большие надежды, но и перепугался сильнее всех остальных. Я видела, как он возгорелся из ничего, Эд, а потом внезапно погас, совсем как свет. О, я знаю, что ты сейчас скажешь. Они с Брайаном Тэйтом привели вас сюда. Без Кэрни у вас бы не было квантовых машин. И крупномасштабных параллельных вычислений. А без этого вы бы ни за что не нашли дороги сюда. Но, Эд, в конечном счете он меня разочаровал. Его слишком напугало то, что он узнал. Мне бы не стоило приводить его сюда, но я себя чувствовала его должницей.

Она засмеялась.

– Впрочем, он ведь украл нечто, принадлежащее мне, и убегал всякий раз, как я хотела попросить его это вернуть.