– Давай, – сказала математичке Серия Мау.

«Белая кошка» врубила двигатели и по низкой стремительной дуге рванулась через Южный полюс, излучая призрачные сигнатуры, отстреливая обманки и ложные бакены для детекторов частиц.

– Ты глянь! – заорал Билли Анкер. – Ты вниз глянь!

Под ними засверкал Южный полярный артефакт. Серия Мау мельком углядела бесформенный зиккурат цвета ружейной стали, возрастом миллион лет и длиной пять миль у основания, а потом объект пропал за кормой.

– Он открывается! – завопил Билли Анкер. И благоговейным шепотом: – Внутри, я вижу, что там внутри…

Небо позади полыхнуло белым, и Билли Анкер взвыл от горя. Корабли звена, поддавшись фрустрации, выместили зло на зиккурате и скинули туда что-то мощное. Что-то из арсенала ЗВК.

– Что ты видел? – спросила три минуты спустя Серия Мау; они прибыли во вторую редлайновскую точку Лагранжа и затаились там, пока математичка пыталась просчитать маршрут отхода под носом у преследователей.

Билли Анкер не ответил на вопрос.

– Как они могли? – заголосил он. – Это был уникальный исторический памятник, и притом действующий. Он продолжал принимать данные откуда-то с Тракта. Мы бы могли чему-то у этой штуки научиться.

Он сидел, весь побелев, посредине жилой секции, переводил дух и утирал с лица адреналиновый пот скомканным тюрбаном; верхнюю половину грязного скафандра для вакуумных работ он уже сбросил. Теневые операторы успокаивающе ворковали и вились вокруг, порываясь вправить Билли вывихнутый палец, но тот отгонял их свободной рукой.

– Эти старые артефакты, – возмущался он, – и есть наш единственный ресурс. Это все, что у нас есть!

– Куда ни глянь, что-нибудь да отыщется, – сказала Серия Мау. – Дело всегда заходит дальше, Билли Анкер. И даже потом – всегда заходит дальше, чем думаешь.

– Тем не менее всему, чему я научился, я был обязан этой штуке.

– А чему ты научился, Билли Анкер?

Он постучал по крыльям носа.

– Тебе бы понравилось, – ответил он со смешком, словно надеясь подчеркнуть остроту своей интуиции. – Но я тебе не скажу.

Он был из пляжников-серферов, и приливы на Пляже выскоблили его личность. Великое открытие вышвырнуло его на берег. Ему требовалось сначала убедиться, что Серия Мау неподдельно заинтересована разделить с ним новое знание о природе вещей, сколь бы придурочное оно ни было.

– Я тебе лучше расскажу, зачем ЗВК приперлись, – предложил он взамен.

– Уже в курсе. Им нужен ты. Они у меня на хвосте от самого Мотеля Сплендидо – искали тебя. И ты вот еще о чем подумай: звено Муара реально хотело со мной потягаться. Они считали, что достаточно хороши для этого. Но кто бы ни сидел в том корабле, кто бы ни отдавал им приказы, он им не позволил, опасаясь, что тебя зацепит случайным огнем. Вот почему «Муар Кришны» взорвал твой драгоценный артефакт, Билли. Он разозлился на свое начальство.

Билли Анкер усмехнулся ленивой усмешкой.

– А они достаточно хороши? – осведомился он. – Чтобы с тобой потягаться.

– А ты как думаешь?

Билли Анкер счел это аналогом утвердительного ответа.

– Я не нужен ЗВК, – сказал он погодя. – Им нужно то, что я нашел.

Серию Мау в баке продрал мороз.

– Оно на борту моего корабля? – спросила она.

– В известном смысле да, – согласился он. Сделал широкий жест, словно обводя им весь Радиозалив, а может, и все просторы Пляжа. – И там тоже.

Цирк Патет Лао[36]

Эд Читаец вскоре после убийства Эви Крэй оказался на свалке за новочеловеческим Крольчатником.

Там было темно, хоть глаз выколи, только со стороны доков иногда падали под странными углами полосы света. Время от времени взлетал K-рабль, оставляя по себе вертикальную линию продуктов сгорания, и на эти две-три секунды Эду становились видны низкие холмы, ямы, пруды, кучи инженерного мусора. Тут пахло металлом и химикатами. С верфей, подобно туману, стелились ядовитые испарения. Эда снова вырвало, голоса бака зазвучали в его голове. Он вышвырнул оружие в первый же подвернувшийся пруд. Жизнь у него выдалась еще та, но он впервые кого-то убил. Он вспомнил, как хвастался Тигу Волдырю:

– Когда добьешься всего, чего стоило бы добиваться, волей-неволей переходишь к тому, чего добиваться не стоило.

Из прудика поднялся дым, словно там в воде было еще что-то. Вскоре Эд наскочил на брошенную тележку рикши. Она ни с того ни с сего возникла на его пути: одно колесо сломано и уткнулось в яму с какой-то жидкостью, корпус перекошен под странным углом к небесам. Реагируя на его приближение, по бокам колпака поползли рекламные объявления и коалесцировали в мягко сияющую надпись в воздухе над тележкой. Заиграла музыка. Эхом разнесся по мусорке голос:

– Обсерватория и фабрика естественной кармы Сандры Шэн, включающая также цирк Патет Лао.

– Нет, спасибо, – сказал Эд. – Я лучше пешком.

В свете следующей вспышки от ракетных верфей он увидел и саму рикшу. Девушка стояла на коленях, перегнувшись между осей тележки, и дышала резко, с тяжелым присвистом, так что звук походил скорее на ворчание. Ее тело постоянно сжималось, точно кулак, и начинало дрожать, но потом она расслаблялась снова. Пару раз рассмеялась себе под нос и уронила:

– Привет, чувак.

Смерти она отдавалась так же самозабвенно, как жизни: не отвлекаясь больше ни на что. Эд рухнул на колени рядом. Девушка нависала над ним, как ломовая лошадь.

– Держись, – попросил он. – Не умирай. Ты справишься.

Болезненный смешок.

– Да что ты, бля, об этом знаешь! – хрипло проговорила рикша.

Он чувствовал, как от нее веет теплом. Ему казалось, что так из нее вся жизнь вытечет, а потом дыхание остановится и не возобновится более. Он попытался сжать ее руки вокруг тела, чтобы не выпустить эту жизнь. Но она была такая крупная, что он удержал только одну руку.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– А тебе какое дело?

– Если назовешь мне свое имя, останешься жива, – пояснил Эд. – Ну это мы как будто в контакте. Ты мне что-то должна и всякое такое.

Он поразмыслил.

– Я не хочу, чтоб ты умирала, – добавил он.

– Твою мать! – выругалась девушка. – Да оставь ты меня в покое, твинк херов!

Эд удивился, что она догадалась.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у него. – Ты же никак не…

Она задышала резко, отрывисто.

– Ты глянь на себя, – посоветовала она. – Ты такой же мертвяк, как и я, только изнутри.

Ее глаза сузились.

– На тебе кровь, чувак, – сказала рикша. – Ты весь в крови. На мне-то хоть крови нет.

Казалось, ее это развеселило. Она кивнула собственным мыслям и устроилась поудобнее.

– Меня зовут Энни Глиф, – сказала она. – Или звали.

– Посетите нас не откладывая! – вдруг прогремел рекламный динамик. – Обсерватория и фабрика естественной кармы Сандры Шэн, включающая также цирк Патет Лао. А также предсказание будущего. Пророчества. Заговоры на удачу. Аферомантика.

– Я в этом городе пять лет работаю, – сообщила Энни Глиф. – Я сижу на café électrique и другой херне, от которой кишки гниют. На два года дольше обычного.

– А что такое аферомантика? – спросил Эд.

– А хер его знает.

Он уставился на тележку. Дешевые колеса со спицами, оранжевая пластмасса, сделано на Пирпойнт-стрит. Девушки-рикши работали восемнадцать часов в сутки, на заработанные деньги покупали ускоряющую наркоту и опиум для расслабухи после работы; потом их выворачивало. Café électrique и херня, от которой кишки гниют, – на закуску. В итоге у них ничего не оставалось, кроме мифа о самих себе. Были они неразрушимы, и это их уничтожало. Эд покачал головой.

– Как ты можешь так жить? – сказал он.

Но Энни Глиф уже и не жила. Глаза ее опустели, тело завалилось на бок, увлекая за собой тележку. Ему не верилось, что существо, столь полное жизни, вдруг взяло и умерло. На огромном теле блестел пот. Крупное скуластое лицо казалось лицом карлика при взгляде на мышцы плеч и шеи: портняжки обрабатывали рикш дешевыми тестостероновыми патчами. Была рикша по-своему красива, болезненной красотой. Эд пару мгновений смотрел на девушку, потом наклонился и закрыл ей глаза.