– Мне проблемы не нужны, – остерег он ее.

– А кому нужны? – зевнула та.

У Элис оказались отличные ножки и яркие, безлично смотревшие глаза. Пока он ее трахал, девушка лежала, приподнявшись на локтях, и смотрела в иллюминатор.

– Чего там? – спросил он.

– Ты глянь, – сказала Элис. – Что ты об этом думаешь?

Снаружи, в вакууме, на расстоянии восьмидесяти метров от иллюминатора, парил знакомый Эду объект: гробовая клеть длиной футов пятьдесят, бронзового цвета, украшенная декоративными гаргульями, крестовыми сводами и прочими фенечками; тупоносая, словно оконечность ее стесало и оплавило от времени. В клети находился один из чужаков Сандры Шэн. На борт «Превосходной скидки» инопланетяне никогда не ступали. Они прибились к цирку в день отлета с Нью-Венуспорта, летя на странных индивидуальных двигателях, – те источали голубоватый туман или занятные тонкие энергоимпульсы, порождавшие звуковые, вкусовые или обонятельные ощущения. Термин «судно сопровождения» с этими клетками наполнился новым содержанием. С той поры они следовали за кораблем неутомимо и неустанно, лениво нарезая сложные траектории, а когда «Превосходная скидка» отдыхала, сновали кругами, как аборигены в ночных ритуалах древнего кино.

– Чего им нужно? – спросила в пространство Элис. – Знаешь, я тут думаю, а как они, интересно, мыслят?

Эд только пожал плечами.

– Они ведь не такие, как мы. Ну, не больше, чем она.

Внимание девушки привлек мир, у которого они припарковались. Если изогнуть шею и прижаться лицом к узкому иллюминатору, можно было увидеть, что планета похожа на длинную противоминную наделку, окаймленную собственной атмосферой.

– Вот же ж дыра! – сказала Элис. – Планета про́клятых.

Она была права. С экономической точки зрения курс бродячего цирка оказался столь же невыгоден, сколь и непредсказуем. «Превосходная скидка» взяла моду избегать крупных денежных гаваней гало – Поло-Спорта, Анаис-Анаиса, Мотеля Сплендидо, – предпочитая им ночные высадки на сельскохозяйственных мирах вроде Вебера-II или Аренды Перкинса. Представления они давали редко. Спустя время Эд заметил, что на корабле стало просторнее. Он терялся в догадках, что происходит. Сандра Шэн намеков не давала. Ее он замечал лишь на расстоянии, когда директриса улаживала очередную разборку между циркачами, а когда успевал туда протолкаться, Сандра уже исчезала. Он сходил к рубке управления и постучался туда. Ответа не последовало.

– Если мы не собираемся выступать, – говорил Эд, – тогда зачем было так настойчиво меня тренировать?

И возвращался в свою каюту кувыркаться в койке с Элис до седьмого пота под царапанье слабеющих щупалец темной материи о корпус снаружи.

– Вчера вечером еще одна труппа свалила, – мрачно отмечала Элис, кончив.

На корабле становилось все просторнее. Наконец настал момент, когда в очередной гавани Элис покинула его.

– Мы баклуши бьем, – сказала она. – А представлений не даем.

Конечно, в этих обстоятельствах ей не было смысла оставаться.

– Я отсюда спущусь к Ядру, – пообещала она, – у меня связи появятся.

– Держись, – напутствовал ее Эд.

На следующий день оказалось, что цирк опустел: Элис сошла последней. Неужели она ради него оставалась? Скорее, из нервозности, решил он. К Ядру отсюда путь далек.

В одном из ангаров обнаружилась неизменная экспозиция мадам Шэн. Остальной груз как корова языком слизала. Эд постоял немного перед «Майкл Кэрни с Брайаном Тэйтом смотрят в монитор, 1999». Было на лицах ученых что-то опасливое и дикое, словно они, всеми силами выманив джинна из бутылки, только теперь начинали осознавать, что его, быть может, еще придется загонять обратно. Эд поежился. В остальных ангарах отыскались усыпанный стеклярусовыми блестками цирковой костюм из лайкры и детский носок. В коридорах пахло едой, по́том и ромом «Блэк Харт». Казалось, что эхо шагов Эда пронизывает корпус опустевшего корабля и вырывается наружу, в пустоту.

«Превосходная скидка», как и любой корабль, обладала теневыми операторами.

Они висели по углам, как пауки в пыльной паутине, не столько заброшенные, сколько сердитые и перепуганные. Пару раз, пока Эд обходил дозором пустое судно, они спускались оттуда и уплывали прочь стайками, словно их что-то преследовало. Они скапливались у иллюминаторов, перешептывались и толкали друг друга локтями, оглядывались на Эда с таким видом, будто он намерен был их предать. На его пути к рубке управления они разбежались и распластались по стенам.

– Есть тут кто? – позвал Эд.

На звук его голоса включилось оборудование.

Три голосферы показывали динаток, серый и бесструктурный. Узнав пилота, оживились прямые выходы на мостик: к драйверам, внешним коммам и математичке модуля Тэйта – Кэрни.

– Нет, – произнес Эд.

Но сел в пилотское кресло и стал смотреть, как несутся мимо тонкие ленты фотино. Он понятия не имел, куда летит корабль. Сандры Шэн нигде не было. Рядом с ее креслом валялся аквариум, знакомый и неуютный, отдававший воспоминаниями, пророчествами и аплодисментами. Он старался его не трогать, но не мог выкинуть из головы присутствие этой штуковины. Внутри словно бы что-то шевелилось. Тут он ощутил перемены в динатоке. Наверное, курсокоррекция. Он соскочил с кресла, словно то его укусило.

– Мадам Шэн? – звал он. – Вы где?

Никого. Затем по всему кораблю завыли сирены тревоги, судно резко вынырнуло из динатока, и на всех трех экранах дурным глазом возник Тракт Кефаучи. Очень близко.

– Твою мать! – выдохнул Эд.

Он прыгнул обратно в пилотское кресло.

– Прямой выход на мостик, – затребовал он. – И справочники.

Он поднял голову к экранам, и оттуда полился свет.

– Я тут был, – сказал он себе, – но не могу… Вот! Повернуть. Снова. Господи, это ж Радиозалив!

И даже хуже. Эд оказался на старой своей игровой площадке – в гравитационной аллейке радиоисточника RX-1. Выбрасывая мягкие рентгеновские импульсы, свирепствовал в небесах аккреционный диск. Корабль снижался туда под острым углом к диску, а факел двигателя полыхал на полную. Коммуникаторы ничего не принимали, кроме сигналов заброшенных исследовательских бакенов – Изивилль, Москар-2, Черпак, затем, едва различимо, напомнила о себе легендарная транссубстанциальная станция Билли Анкера. Тут все проржавело до дыр. Прошлое нахлынуло на Эда, несвязное, декогерентизованное, затвинкованное. В любой миг шварцшильдовский прибой мог дотянуться до корабля и унести его в сливное отверстие черной дыры.

– Уходим отсюда, – передал он по мостику. Ничего не случилось. – Кто тут вообще командует, блин? – Это теневым операторам. – Вы видите, как шевелятся мои губы, или нет?

Операторы отвернулись и закрыли лица руками. Тут Эд увидел скрученную светящуюся пленочку, приставшую к внутренней поверхности аккреционного диска.

Он начал хохотать.

– Твою ж в бога душу мать! – произнес он.

Червоточина Билли Анкера.

– Да ладно тебе, Билли, – сказал Эд, точно Билли сейчас сидел рядом с ним, а не сгинул без вести в этой самой червоточине больше десятка лет назад. – Ну и что прикажешь делать дальше?

Что-то оттеснило прочь корабельную математичку. Внедрилось в преобразования Тэйта – Кэрни, фракталами просочилось меж алгоритмов. Оно было огромным. Эд попытался с ним заговорить, и тут все погасло. Экраны потемнели, а теневые операторы, учуявшие приближение этого еще три дня назад, порскнули по углам в панике, тычась Эду в лицо, точно лохмотьями муслинового платья.

– Не хотели мы этого, – говорили они, – не хотели мы тебя сюда пускать!

Эд начал отбиваться от них. Экраны вспыхнули снова, и появилась червоточина, очень четкая и близкая, как шпиндель пустоты поперек широкой лыбы RX-1.

Тем временем локальное пространство «Превосходной скидки» словно бы расплылось вихрящимся пурпурным облачком, и чужацкие гробы засновали по хаотичным орбитам, все быстрее и быстрее, как челноки на станке. Корабль весь дрожал в преддверии катастрофы, фазового перехода, прыжка в новое устойчивое состояние.