— А где, если отсюда, бетонный? — спросил Серёжка, когда отец вывел его наверх.
— Во-он там! — протянул руку отец. — Ты правильно, ты — туда, а оттуда в посёлок поедешь, от бетонного!
— Па! — задержался Серёга. — А тебе не нужны рекорды? Не нужны, да?
— Кто это тебе сказал? — удивился отец. — Да ну, глупости!.. Почему это не нужны?.. За рекорды, брат, знаешь какая деньга идёт? Нужны!.. — И заторопил Серёгу: — Ну, давай, сынок, во-о-он там!
Около бетонного плотным стадом стояли самосвалы, ворчали, вздрагивали, переезжали с места на место, и Серёжка косился, обходил их бочком, особенно около них не задерживаясь.
Как-то раз он был здесь со своим другом дядей Кудахом и теперь знал, куда ему надо идти — к небольшому деревянному вагончику, стоявшему рядом с бетонным заводом…
Открыл скрипучую дверь деревянной будки и оглядел диспетчерскую. За низеньким столиком сидели двое девчат. Одна что-то писала карандашом, а другая держала в руке маленькое зеркальце и, слегка наклонившись, поправляла волосы. Волосы у неё были светлые и пушистые.
«Как одуванчик», — подумал Серёжка.
— Слушаю вас, молодой человек, — очень серьёзно сказала девушка, которая что-то писала.
— А где сейчас Ивахненко? — спросил Серёжка.
— Ивахненко сейчас на линии, будет через полчаса-час, — пропела та, Одуванчик, не отрываясь от зеркальца. — Мне он тоже нужен…
Она послюнила палец, пригладила брови и, сунув зеркальце в кармашек коричневой куртки, только теперь взглянула на Серёжку.
— А вообще-то сначала надо здороваться, — сказала она строго.
— Добрый день! — Серёжка стащил пилотку.
— Добрый день, вот так вот! — слегка поклонилась и девчонка Одуванчик. — А зачем тебе, мальчик, Ивахненко?
— Я его на дворе подожду, — сказал Серёжка, попятился, спиной открыл дверь и юркнул на улицу.
«Добрый день, — подумал, — добрый день. Только тебя тут и не хватало».
Он сел на колченогую железную скамейку, которая стояла рядом с диспетчерской, и снова задумался.
Конечно, всем им некогда.
Вот дядя Кудах, тот наверняка придумал бы что-нибудь интересное. Он бы посадил всех ребят на свою машину и увёз бы их далеко в тайгу. И там они жили бы совсем одни, днём ловили рыбу, а по вечерам сидели бы вокруг костра и рассказывали друг другу всякие смешные истории, чтобы им не было страшно. Или он бы…
Да много ещё чего интересного мог бы придумать дядя Кудах, хороший добрый Кудах, но ведь у него — институт. И у многих тоже. А те, у которых нет института или ещё там чего-нибудь такого же, — те как придут после работы, вытаскивают на балкон радиолу, крутят пластинки и всегда что-нибудь кричат вниз проходящим мимо девчатам. Тоже им некогда.
А сегодня вот на тебе: «Серёжка, интересно ли тебе будет со стариками?»
А чего интересного, в самом деле?
Серёжка представил себе высокую седую старуху с костлявыми пальцами и, конечно, в очках. Да Дерибаска же будет из этой старухи верёвки вить!
Или хотя бы сам он, Серёжка.
Вот утром выходит он из дома с рогаткой в кармане, а у подъезда его ожидает старуха в очках и с беленьким воротничком.
Серёжка вытаскивает рогатку, чтобы сбить воробья, а старуха эта и говорит:
«Нельзя бить птичек!»
Берёт у него рогатку и рвёт резинку на меленькие кусочки.
Конечно, может, птичек-то и в самом деле бить не стоит, всё-таки жалко, но тут уж Серёжка назло этой старухе сделал бы рогатку ещё получше старой и не дал бы житья ни одной птичке.
Или вот хочет спасти он стрекозу. А старуха хватает его за руку своими пальцами и говорит:
«Мальчик, не лезь под машину…»
А разве позволила бы она протереть на «Волге» удивительные красные стёклышки?
«А если по рукам?» — строго сказала бы такая старуха.
Серёжка с тоской вспомнил Славку, Старика, дядю Кудаха. Они, конечно, другое дело. Да только им всем страсть как некогда…
Серёжка задрал голову и посмотрел на бесконечную кирпичную стену бетонного завода, которая возвышалась над ним. Вон какую громадину отгрохали. Да это ещё что!
Как-то они были с Кудахом на площадке, где будет металлургический завод. Там грохот, шум, скрежет.
Из земли торчат высоченные железобетонные колонны, покрытые плитами, а над ними — ещё колонны, и там работают смелые монтажники.
Снизу они кажутся маленькими, не больше, пожалуй, его, Серёжки.
А рядом стоит железобетонная труба, такая высокая, что пилотку приходится придерживать, когда смотришь на верхушку.
И всё строят, строят…
Ух, хитрые эти взрослые!
Самим, значит, старики мешают, а на ребят они просто не обращают внимания. И вот додумались: пусть-ка с ребятами возятся старики.
И при новой мысли об этом Серёжке вдруг так стало жаль себя, что он сморщился и даже покачал головой.
Куд-куд-кудах! — засигналили рядом.
И Серёжка замер на секунду, а потом вскочил и из-за будки бросился на дорогу.
Но прежде чем он увидел своего друга, дверь диспетчерской открылась, и из неё, закрыв Серёжку, метнулась эта девчонка, которая смотрелась в зеркальце.
Она бросилась к машине, а Разводчик сделал ещё шаг и невольно остановился.
Эта, Одуванчик, легко вскочила на подножку. Она взялась руками за край окошка и откинулась, и, когда Серёжкин друг просунул в окошко голову, девчонка надвинула ему кепку на брови и засмеялась, а он почему-то не обиделся, а засмеялся тоже.
Серёжка стоял перед самой машиной, и Кудах иногда смотрел на него, только не махал рукой, не звал… Будто и нет его, Серёги, будто не смотрит он во все глаза на Кудаха…
И Серёжка понял, что не нужен он сейчас дяде Кудаху. Он попятился за будку и был уже совсем за будкой, когда споткнулся обо что-то и упал так, что пилотка слетела у него с головы, а он больно ударился локтями.
Не поднимаясь с земли, он посмотрел на свои руки. Крови не видно, но ладони всё равно были перепачканы пылью и кирпичными крошками, и Серёжке было очень и очень больно.
Он сел на землю, упёршись спиной в деревянную стенку диспетчерской, положив голову на руки, и его плечи затряслись под выгоревшей вельветкой.
Сначала Серёжка плакал совсем неслышно, но было ему сейчас так грустно и одиноко, что он сперва тихонько стал всхлипывать, а потом заныл в голос, и чем сильнее он плакал, тем больше ему начинало казаться, что он, Серёжка, — хороший такой мальчишка, добрый, да только вот прямо-таки несчастный, потому что никто его — ну совсем никто — не любит, никто его не пожалеет…
Ему вспомнилось, как накричала на него красивая тётя Лера, и почему-то именно это казалось сейчас Серёжке самым обидным: тётя Лера так ему понравилась, а он ей, оказывается, нисколечко — сопливый мальчишка, вот он для неё кто…
Когда дядя Куд-Кудах уже через несколько минут проходил мимо Разводчика, тот сидел, всё так же уткнув лицо в колени.
— Серёжка? — удивился Куд-Кудах и ладонью приподнял голову Разводчика. — Ты откуда здесь взялся?
— К-как — откуда? — удивился Серёжка. — Как будто не видел!
— На дороге? Неужели мимо проехал?.. Ах ты!..
Значит, и правда не видел он Серёжку, когда стоял тот перед машиной…
И Серёжка снова залился слезами.
— Да ты чего, чего?.. — присел перед ним на корточки дядя Кудах. — Ну, во-от, такой хлопец, а глаза, оказывается, на мокром месте…
— Скажи, Кудах, — всхлипнул Серёжка, — я… я — предатель?
Глава шестая
В магазине толпился народ.
У прилавка теснились девчата в заляпанных известью шароварах. Зашли сюда, наверное, сразу после смены. Девчата суетились, то начинали говорить громко, то совсем шёпотом, а позади них с чеком в поднятой руке неловко топтался здоровенный парень в синем комбинезоне. Он говорил, что очень торопится, и просил девчат пропустить его без очереди, но они только смеялись и не пропускали.
Серёжка поднёс к глазам осколок зеленоватого стекла, который только что подобрал на улице, и сразу же всё вокруг стало зелёным: и девчата, и этот парень в комбинезоне, и пожилая продавщица, и булочки, которые она подавала.
