– Послала бы ты завтра Типпи к беседке. Пусть поправит там кое-что.

– Ты читаешь мои мысли, дорогой, – ответила ему Юнис.

Лишь время от времени до ее уха долетало легкое шуршание за стеной. Иногда из кладовой, в которой расположился «гость», долгое время вообще не доносилось ни звука. Тогда Сара подходила к двери.

– Ты там? – тихо спрашивала девушка.

Ответ был едва слышен, настолько, что Саре казалось – это шелест ее собственных волос на сквозняке.

– Да…

Сара поставила детскую кроватку в небольшой кладовой, смежной с кухней. Единственное окошко впускало бы внутрь достаточно света и свежего воздуха, но в целях безопасности его пришлось запереть и завесить. Сара благодарила Господа за похолодание. Днем температура держалась на отметке шестьдесят градусов по Фаренгейту. В противном случае беглец сварился бы в запертом помещении живьем. О москитах даже говорить не приходилось. Ночью, когда температура опускалась, чернокожий паренек укрывался несколькими одеялами. Сара временами приносила ему еду, но никогда не позволяла «узнику» появляться в доме. Кто-нибудь вполне мог увидеть негра, к примеру, сквозь щели жалюзи в окне над кухонной раковиной. Самым неприятным во всем этом было то, что приходилось опорожнять его ночной горшок. К этому процессу Сара относилась с не меньшей гадливостью, чем сам негр.

– Извините, пожалуйста, мисс, – передавая ей горшок, смущенно бормотал паренек.

– Ничего страшного, – стараясь лишний раз не дышать, отвечала ему Сара.

Девушка часто думала о том, как ее «гостю» удается выдержать пребывание в замкнутом, полутемном пространстве без общения с себе подобными, без какого-либо дела, занятия. Сама Сара боялась, что сойдет с ума, если пребывание негра в ее доме затянется хотя бы на один лишний день. Девушка чувствовала себя пленницей в собственном доме. Она боялась даже выйти прогуляться, понимая, что если паренек обнаружит ее отсутствие, то может запаниковать, убежать из дома или натворить еще чего-нибудь такого, что подвергнет всю их затею большому риску.

Из предосторожности они не осмеливались разговаривать друг с другом. Если кто-нибудь услышит их разговоры и распознает негритянский говор паренька… Карсон Виндхем сообщил властям о том, что поблизости может скрываться беглый негр. Многие были не прочь заслужить расположение Карсона Виндхема, выдав ему беглеца, а вместе с ним и Сару Конклин.

За секунду «гость» умудрился взять у нее поднос с едой и быстро прикрыть за собой дверь. Девушка едва успела бросить беглый взгляд на его худющее лицо и тело, одетое в мешковатые обноски, которые Сара нашла для него, порывшись в корзине для помощи беднякам, стоящей в церкви. Неплохо бы позволить ему выйти и размять ноги, но рисковать не хотелось. А вдруг его увидят? Добросердечная соседка, прихожанка или мать одного из ее учеников вполне могли, прознав, что до отъезда Сара будет жить в доме совсем одна, наведаться к ней в гости, принести что-нибудь вкусненькое или просто составить ей компанию. Со стороны Седжвиков очень любезно, что они прогостят у Толиверов до вечера следующего дня. Джессика приедет за ней и ее «грузом» после второго завтрака. К тому времени, когда Дурман снова появится у церковных ворот, их и след простынет.

Все скоро закончится. Сегодня последняя ночь их совместного заключения. Сара собрала свои вещи в пароходный кофр и положила в корзину еду для беглеца. Было десять часов вечера. Низко ползущие по небу облака закрывали луну. За окном царила кромешная тьма. Время повесить керосиновую лампу на столбик навеса над задним крыльцом и ждать сигнала «в порту все готово» от связного по ту сторону реки. Три продолжительные вспышки света, одна короткая. Это сигнал агента. В ответ ей следует трижды быстро уменьшить, а затем снова увеличить огонек в лампе. Посторонний наблюдатель, окажись он поблизости, решит, что девушка, испугавшись, как бы не было пожара, решила проверить исправность механизма фитиля. Если что-нибудь пойдет не так, сигнала не будет. Сара стояла и молилась в надежде увидеть три долгих и одну короткую вспышку на том берегу реки.

Завернувшись в плащ, девушка повесила лампу на крюк, вбитый в столбик, уменьшив ее огонек до едва различимого издалека. Ждать пришлось недолго. Вспышки на противоположном берегу. Сара трижды повернула механизм фитиля, то увеличивая, то уменьшая горение керосина. Огромное облегчение нахлынуло на девушку. Взявшись рукой за стекло лампы, она совсем погасила огонек внутри. Надо будет сообщить ее «гостю», что все идет по плану. Быть может, он будет лучше спать ночью. Она уж точно будет. Сара опустила руку с лампой и хотела уже идти в дом, когда заметила еще одну вспышку во тьме на том берегу. Сердце сжалось. Что случилось? Была ли последняя вспышка света преднамеренной или случайной? Мог ли ее связной уронить фонарь и быстро потушить его? Девушка прислушалась. Ее взгляд устремился в черноту леса. Ничего, за исключением тихого плеска воды о камни, слышно не было. Однажды, влекомая любопытством, Сара отправилась на противоположный берег реки и нашла то место, откуда связной подавал ей сигналы. Примятая листва в небольшой ямке в земле, от которой в глубь леса уходила едва заметная тропинка.

Чувствуя легкую тревогу на душе, Сара вошла в дом. Она решила не стучать в дверь кладовой и не сообщать пареньку хорошую весть. А то, чего доброго, еще сглазит. Ее дорожный костюм висел возле платяного шкафа в спальне. Сара повесила его туда вечером как напоминание о том, что через восемнадцать часов она будет в дороге, направляясь в Чарльстон, а оттуда поплывет на пароходе домой. Девушка разделась и в одной ночной сорочке легла в кровать, но не смогла заснуть. Все ее мысли вертелись вокруг Джессики.

Сара за нее опасалась. Сильная воля и импульсивность плохо сочетаются в одном человеке, а у ее подруги и того, и другого было с избытком. Если добавить к этому святую веру Джессики в то, что в своей семье она занимает особое положение, то девушка становилась похожа на слепого с заряженным пистолетом, который готов выстрелить в любую минуту. Джессика не воспринимает всерьез предостережений своего отца. Она ошибочно полагает, что его любовь к ней помешает Карсону воплотить свои угрозы в жизнь. Девушка считает, что отец не рискнет ее любовью, которая может превратиться в ненависть, если Карсон вместо дочери накажет Типпи. Джессика не понимает, что, если ее поймают за пособничество тем, кто хочет разрушить социальную систему, от которой зависит богатство, положение в обществе и способ жизни ее семьи, этого прегрешения ей никто не простит. Но Типпи, по крайней мере, это понимает. Тем лучше для благополучия Джессики, а вот что касается Типпи…

– Джессика знает Карсона Виндхема как отца, – однажды сказала ей Типпи, – но она понятия не имеет, что бывает, когда он выступает в роли белого хозяина Виллоушира.

Сара с ней согласилась. Было спокойнее осознавать, что Типпи понимает всю глубину опасности, от которой привыкла отмахиваться Джессика. Вместе они смогут, если повезет, вовремя останавливать душевные порывы их излишне импульсивной подруги.

Типпи не переставала удивлять Сару. А еще ей было грустно. Джессике следует поостеречься. Жизнь ее горничной может быть в любой момент растоптана подошвами сапог кустарного производства, которые носит Карсон Виндхем, или раздавлена каблуком обуви его сына. И тогда чудесный гений, живущий в этой маленькой, немного странной головке, «голове цветной», как выразился Карсон Виндхем во время одного из редких визитов Сары в Виллоушир, будет навсегда потерян. В тоне, каким были произнесены эти слова, учительница уловила нотки ревности и негодования из‑за того, что привязанность, которую его дочь испытывает к этой негритянке-рабыне, не распространяется на него самого и его сына, брата Джессики. В общем, Типпи тоже следовало бы поостеречься.

Свет появившейся на небе луны начал уже блекнуть, когда Сара наконец-то заснула. Девушке казалось, что она все еще спит, когда вдалеке раздался топот подкованных лошадиных копыт. Кони проскакали по дороге мимо жилища священника, мимо кладбища и остановились у ее домика. Проснувшись, Сара встревожилась, вскочила с постели и быстренько накинула на себя халат. Из кладовой послышались испуганные возгласы «гостя». Выскочив из спальни, девушка пересекла кухню, отправляясь навстречу кошмару, которого с самого начала боялась и который, она была в этом уверена, ожидал ее по ту сторону двери.