Но теперь, без денег, которых так и не дал Карсон, даже такое скромное существование было им не по средствам.

У него не было иного выхода, кроме как обратиться за помощью к Моррису.

В соседней комнате он услышал радостный голосок Джошуа. Тот указывал своим пальчиком на иллюстрации к детской книжке, которую Летти взяла на время из школьной библиотеки. Когда Сайлас выходил из комнаты, сын сидел на коленях у его невесты. Джошуа обожал сидеть на коленях у Летти. Преподобный Седжвик смотрел на них преисполненными любви глазами и курил трубку. Рядом, у камина, вязала Елизавета. Эта полная покоя сцена разительно диссонировала с мрачным настроением Сайласа. Мужчина отстранился от письменного стола, поднял глаза и уставился на писанный маслом портрет Бенджамина Толивера, который тот заказал еще в молодости. Душу Сайласа переполняла горечь. Он вытянул вперед дрожащую руку и ткнул в портрет пальцем.

– Ты мог бы избавить меня от этого, отец. Если бы ты любил меня хотя бы немного, то не забыл бы… Я ведь твой сын…

– Ты порицаешь собственного отца, Сайлас.

Тот резко обернулся: Моррис неслышно вошел в кабинет. Он был грузным мужчиной, движениями своими, да и внешностью похожий на медведя. Из‑за его неуклюжести хозяйки испытывали неподдельный страх, когда Моррис оказывался неподалеку от их хрупких этажерок, но временами его глаза выражали такую доброту, какой Сайлас ни у кого другого во взгляде не замечал. Вот и сейчас глаза Морриса светились добротой. Сайласу показалось, что он заметил в них блеск слез. Мужчина удержал вертящуюся на языке резкую отповедь и собрал раскиданные по столу бумаги. Моррис глубоко и искренне любил отца и переживал утрату, а Сайлас в очередной раз оскорбил того на глазах у брата. Сайлас не мог утешить Морриса в его горе.

– Я рад, что ты пришел, Моррис. Мне надо кое-что с тобой обсудить.

Сайлас встал, освобождая стул за письменным столом для хозяина кабинета, и сел на другой, но Моррис грузно опустился в кресло напротив.

– Я тоже рад, что вы живете в доме этом, – произнес брат, – и ты, и Джошуа, и Летти.

Моррис ежедневно читал Библию. Он часто выражался языком Библии короля Якова[15]. Его манеру говорить Летти находила очень милой. Иногда реакция девушки на его реплики вызывала в глазах Морриса огоньки удивления, столь редко наблюдаемые Сайласом в глазах брата. Он понимал, что Моррис уже чувствует пустоту в доме. Без Джошуа и Летти Квинскраун превратится в пустошь. Вот только до понимания Сайласа не доходило то обстоятельство, что ради того, чтобы удержать здесь его сына и будущую жену, Моррис откажет ему.

– Нет, брат. Я тебе не помогу, – произнес этот увалень, когда Сайлас изложил ему суть дела. – Твое место – здесь, в Квинскрауне, рядом с матерью и мною. Я согласен дать тебе денег, если ты отправишься в Техас один, но я не согласен платить за то, чтобы ты вез туда Джошуа и Летти.

– Я не оставлю их здесь, Моррис.

– В таком случае ты не получишь от меня ни доллара.

– А ты не считаешь, что наш отец обошелся со мной не по справедливости?

– Скорее я склонен считать, что он не вполне верно понимал, что для тебя будет лучше.

– Если ты так считаешь, то отдай мне половину плантации. Она по праву должна была достаться мне. В этом случае я останусь, хотя мне этого не особо хочется.

– И вновь ты противишься последней воле отца. Ты не веришь в то, что он рассудил правильно. Боюсь, Сайлас, я ничего не могу с этим поделать.

– Ты разговариваешь загадками, Моррис.

– Я говорю вполне понятным языком, это ты, брат мой, слеп и не хочешь видеть очевидного.

Переубедить Морриса не удалось. Сайлас пообещал отдать ему фургоны в счет взятых у него денег. Он сможет продать их федеральной армии и неплохо на этом заработать.

– Почему бы тебе самому не продать их федералам? – предложил Моррис.

Сайлас объяснил, что переговоры с армейскими чиновниками займут несколько месяцев, а этого времени у него просто нет. В Техас он должен отправиться весной, первого марта, а деньги ему нужны прямо сейчас. Надо еще подготовиться к долгому путешествию.

Бесполезно. Моррис остался тверд в своем отказе. Техас нынче представляет собой неподходящее место для женщин и детей. Сайлас должен отложить переезд на год, продать фургоны, подкопить денег, а потом, на следующий год, отправиться весною с другим обозом. Джереми и его люди станут первопроходцами. Мама на некоторое время будет избавлена от страданий, связанных с расставанием с близкими и любимыми ею людьми. Джошуа дольше побудет с обожаемой бабушкой и дядей. Быть может, мальчик их запомнит и однажды решит вернуться в Квинскраун повидаться с родными. Спор окончился тем, что Сайлас выскочил из кабинета, громко хлопнув за собою дверями. Удивленные домочадцы, собравшиеся у камина в своем счастливом неведении, с изумлением уставились на сына, отца, жениха и будущего зятя, бегущего вверх по лестнице в свою комнату. Его красивое лицо искажала ярость.

– Не ходите за ним, Летти, – посоветовал Моррис, стоя в дверях библиотеки. – Он не в себе.

– Что случилось? – спросила девушка, которая едва удерживалась от искушения избавиться от сидящего на ее коленях Джошуа и броситься вслед за Сайласом.

– Его мечта временно разбита вдребезги, – сказал Моррис.

– О чем вы?

– Сайлас не будет петь гимны Господу на чужбине, – произнес тот, подражая словам псалмов из Ветхого Завета. – Другими словами, он не поедет в Техас, по крайней мере весной будущего года. Дело идет к тому, что мы с мамой будем иметь удовольствие жить с вами под одной крышей еще целый год.

Подойдя, Моррис под заливистый смех племянника поднял его в воздух.

– Пойдем смотреть на новые марионетки, мой славный мальчик.

В своей спальне Сайлас стоял, сжимая рукою решетку нетопленого камина, низко повесив голову. Что же делать? У кого попросить денег? Другие заимодавцы могли бы ссудить его нужной суммой, но ведь, узнав о том, что Карсон Виндхем счел его случай слишком рискованным, они тотчас же ему откажут. Переубедить их в обратном будет просто невозможно. Надо будет рассказать Летти о затруднительном положении, в котором они очутились по его вине. Она его поймет, простит и посоветует, как выйти из положения с наименьшими потерями. Для нее следующий год не будет особенно трудным. Летти любит мать своего жениха и Морриса считает «милым человеком». «Сайлас! Если бы ты мог по достоинству оценить эту сторону его натуры». Невесте нравилась плантация Квинскраун, ее сады и акры тучных пастбищ, работающая в доме прислуга, лошади и собаки. Все это разительно отличалось от малюсенького дома священника, в котором протекала ее жизнь до сих пор. Вот только она не поймет и не сможет любить мужчину, который, взяв ее замуж, еще на год останется прозябать в Квинскрауне. Он вряд ли сможет и далее мириться с приказами старшего брата, часто-густо идущими плантации во вред. Почему Моррис не поймет, что земля должна несколько посевных периодов оставаться под паром, чтобы вернуть себе плодородие? Он не сможет более получать ничтожную зарплату в то время, как плоды его трудов набивают деньгами сундуки Морриса. Он не сможет довольствоваться ролью чуть лучше роли простого надсмотрщика, в то время как его брат будет разъезжать на черном жеребце и играть роль хозяина дома, в котором они оба родились.

Он должен найти выход. И за ценой не постоит. Он на все согласен… Сайлас готов был продать душу, лишь бы первого марта 1836 года отправиться в обозе, возглавляемом Джереми Уориком, на покорение техасской целины. Надо только найти того, кто пожелает у него эту душу купить.

– Вилли Мей! Надо что-то сделать с беседкой, – сказала негритянке Юнис. – Мне она напоминает ощипанную курицу. Хоть бы какой-нибудь бантик прицепили ради создания атмосферы Рождества. Ладно. Я подберу кое-какую мишуру, а ты поручи это дело прислуге. О Типпи не забудь. Без ее воображения нам не справиться. Мы вместе пойдем к беседке и решим, чем ее украсить.