– Ты думаешь, я поверю, будто ты не договаривалась с Маршалом об этом свидании заранее? – Генрих впился пальцами ей в плечи.

– Ты охотнее поверишь своим дружкам? – с презрением выплюнула Маргарита. – Половина из них хочет сместить Маршала, и ты это прекрасно знаешь. Разве я так глупа, чтобы соглашаться на любовное свидание там, где за мной наверняка будут следить и обнаружат? Кто рассказал тебе эту сказку, Икебеф?

Генрих помрачнел.

– Тебя видели обнимающей Маршала. Ты это отрицаешь?

Маргарита подняла голову.

– Да. Я только разговаривала с ним как с другом. Тот, кто сказал тебе о прелюбодеянии, врет.

Генрих внимательно смотрел на жену. Она тоже врет ему? Верить ей или Ральфу Фарси и еще пяти рыцарям, которые настаивали, что его жена с Вильгельмом Маршалом обманывают его?

– Ты знаешь, что Филипп из Фландрии сделал с любовником жены?

Это был риторический вопрос. Все знали, что этого человека жестоко избили палачи, а потом повесили вниз головой, опустив ее в канаву, и он висел так, пока не захлебнулся.

Вильгельм Маршал никогда не был моим любовником, – теперь Маргарита немного пришла в себя после первого обвинения, хотя и оставалась бледной, как саван.

– Но ты его любишь…

Она опустила глаза, смотрела на свои руки и терла обручальное кольцо.

– Да, – сказала она. – Я люблю его как друга или как брата.

Это было неправдой: Маргарита отказывалась смотреть мужу в лицо.

Ты лживая шлюха! – заорал Генрих. – Я вправе избить тебя до полусмерти и казнить Маршала за государственную измену!

У нее дрожал подбородок. Она подняла голову и снова посмотрела на него.

– Это будет на твоей совести, – сказала женщина. – А что на моей – я знаю.

Генрих поднял кулак, посмотрел на него, затем раскрыл ладонь и так толкнул ее, что она отлетела назад и едва удержалась на ногах. После этого он развернулся и вышел из комнаты. Он всегда чувствовал неприязнь к жене. Маргарита не блистала ни красотой, ни остроумием, а другие качества, например спокойный характер, неброская привлекательность и интеллигентность, не имели для него значения. С его точки зрения, он был жертвой тягостных обязанностей, долга и обстоятельств. Он признавал, что Маргарита тоже жертва, но мало об этом думал. Правда, теперь, ему, вероятно, надо придумать способ избавиться от нее, если уж он готов пожертвовать своим лучшим рыцарем. Однако, если он прикажет арестовать и казнить Маршала, как пригрозил, дело перерастет в открытый скандал и он станет посмешищем, рога придется носить публично. Он на самом деле этого хочет? Генрих стоял в коридоре, пытаясь принять решение.

– Сир? – мимо проходил Ранулф, его слуга. Он шел спать, но тут он остановился и поклонился.

– До тебя дошли слухи? – спросил у него Генрих.

Ранулф приподнял тонкие седые брови.

– Слухи, сир?

– О моей жене и Вильгельме Маршале.

Ранулф переступил с ноги на ногу.

– Кое-какие, сир, но я обращал на них внимания не больше, чем на собачье дерьмо, и избегал их. Я знаю, что это неправда.

– В таком случае ты знаешь больше, чем я.

Ранулф ничего не ответил, и его лицо ничего не выражало.

– Ты знаешь, где сейчас Маршал?

– Нет, сир. Вы хотите, чтобы я его нашел?

– Нет, – быстро ответил Генрих. – Я не хочу его видеть. Если он попытается ко мне прорваться, не пускай его. Это приказ, и ты должен передать его страже и оруженосцам.

– Хорошо, сир, – произнес Ранулф, которому явно было не по себе.

– Я не позволю, чтобы кто-то заставлял меня выглядеть дураком. Наверное, не нужно предупреждать, чтобы ты молчал об этом.

– Никто от меня ничего нe узнает, сир.

Генрих резко кивнул и широкими шагами направился к себе в покои. Глядя на его удаляющуюся спину, Ранулф думал какое-то время о том, что ему делать, а потом отправился на поиски Болдвина де Бетюна.

Вильгельм проснулся от того, что его трясли, как терьер крысу. Лучи света проникали сквозь ставни. Смотреть на них было больно, и он прищурился. Женщина рядом с ним села и, испуганно вскрикнув, натянула на себя простыню.

– Боже, ты решил себя уничтожить? – спросил Болдвин де Бетюн хриплым от ярости голосом. – Вставай, ради всего святого! – он схватил в охапку одежду женщины и бросил в нее. – Вон! – рявкнул он.

– Все в порядке, оставь ее в покое, – простонал Вильгельм.

Он посмотрел из-под полуприкрытых век на Болдвина, кипевшего, словно котел, у которого под крышкой собралось слишком много пара.

– Прекрасно, что ты так считаешь. Ты знаешь, какие у тебя неприятности?

Вильгельм отвел волосы со лба. Почувствовав, как у него воняет из подмышки, он поморщился.

– Не знаю, но могу догадаться.

– Нет, не можешь.

Болдвин еще раз посмотрел на женщину. Вильгельм вздохнул и выругался. Голова раскалывалась от боли. Вчера он выпил слишком много. Вильгельм протянул руку, нашел кошель и заплатил ей. Болдвин нетерпеливо поглядывал на нее, постукивая пальцами по пряжке ремня. Это не была одна из дворцовых шлюх, он знал их всех. Но она оказалась красивой, да и одежда была приличной. С другой стороны, у Вильгельма имелся вкус – в этом Болдвин не мог ему отказать. Самое лучшее или ничего… И это только что стоило ему гораздо больше, чем горстка анжуйских серебряных монет.

Шлюха завязала деньги в платок и отступила в нишу, чтобы одеться и заплести волосы. Вильгельм встал с кровати, вымыл лицо и шею в медном тазу на сундуке, затем вытерся грубым льняным полотенцем, лежавшем рядом, и посмотрел на друга.

– Скажи мне самое худшее.

– Худшее еще впереди, – сердито ответил Болдвин. – Ральф Фарси вчера вечером отправился к Генриху и заявил, что вы с молодой королевой – любовники. Он сказал, что вы совершили прелюбодеяние, и призвал свидетелей, включая Икебефа и де Куланса, для подтверждения его обвинения.

Вильгельм замер на месте, прижимая полотенце к телу.

– Что?

– Ко мне пришел Ранулф, слуга Генриха, и просил предупредить тебя. Генрих очень плохо принял эту новость…

Вильгельм бросил полотенце на кровать и взял чистую рубашку.

– Я должен поговорить с ним, – заявил он, одеваясь. Казалось, кто-то старательно вкручивает нож в его левый висок. Шлюха закончила приводить себя в порядок и тихо вышла из комнаты.

– Ты не сможешь этого сделать, – ответил Болдвин. – Генрих приказал не пускать тебя. Он не хочет с тобой разговаривать.

Вильгельм замер. Он знал, что положение серьезное, но сказанное Болдвином было чересчур.

– Генрих, конечно, не верит слухам? Он же хорошо знает меня!

Болдвин серьезно смотрел на него.

– Я не представляю, насколько хорошо он знает любого из нас, или насколько хорошо мы знаем его. Я могу только повторить тебе то, что мне сказал Ранулф, а сказал он немного.

Вильгельм медленно продолжал одеваться. Из-за головной боли было трудно думать. Пока он искал забытья в вине и объятиях шлюхи, Генрих искал ответы – и большинство из них, судя по всему, вели в ложном направлении. Вильгельм сосредоточился на застегивании пояса.

– Вчера, во время охоты, когда мы остановились на пикник, Маргарита подошла ко мне на берегу ручья… Мы говорили о прошлом, и она поцеловала меня.

Глаза Болдвина округлились в отчаянии.

– Христос на кресте! – пробормотал он.

Вильгельм покраснел.

– Это был дружеский поцелуй. Да, это было глупо, и этого не надо было делать, но никто не собирался обманывать Генриха. Я клянусь тебе телом нашего Господа Иисуса Христа, что ни разу в жизни не прикоснулся к Маргарите как любовник. И она ко мне тоже. Все, кто утверждает обратное, лжецы. – Он протянул руку к плащу. – Мне нужно встретиться с Генрихом.

– Я же сказал тебе: это невозможно, – раздраженно заявил Болдвин. – Он тебя не примет.

– Но я должен хотя бы попытаться – с мрачным видом ответил Вильгельм, направился к двери, потом повернулся к Болдвину. – Я пойму, если ты отвернешься от меня.