– Хорошо, сир, – поклонился Вильгельм и отправился поприветствовать Маргариту.

Она жестом показала, чтобы он занял место ее фрейлины за шахматной доской. Вильгельм не собирался оставаться, но не мог отказаться от приглашения. Это было бы грубо. Она спросила об его успехах на турнирах, и он любезно рассказал ей о том, что там происходило.

– А теперь мой муж отправляется в Иль-де-Франс, – заявила Маргарита, после того как они закончили обсуждение турниров, и бросила взгляд на Генриха. Иксбеф и де Куланс присоединились к нему, и все трое хихикали, как юноши-подростки. Она поджала губы, – Я боюсь, что приближается буря.

– Подобная той, что случилась раньше, когда он восстал против отца?

Маргарита передв инула пешку на две клетки.

– Я не знаю. Он со мной не разговаривает. Он никогда не разговаривал, но теперь общается со мной еще меньше, после… – Маргарита замолчала и посмотрела на шахматную доску. – Его настолько снедает то, что, по его мнению, у него должно быть, что он не видит уже имеющегося. Меня пугает его негодование – из-за него самого, – она посмотрела на Вильгельма. – Остановите его, если сможете. Он все еще слушает вас. Вы все еще в состоянии до него достучаться, – Маргарита опустила руку ему на рукав.

Вильгельм в этом сомневался. Он больше не был молодым рыцарем на белом жеребце, который ослеплял детское воображение Генриха. Теперь разбега к столбу со щитом на перекладине и удачного удара копьем по щиту больше не хватало для завоевания уважения и привлечения внимания молодого короля. Да и Вильгельм не был склонен прыгать сквозь горящие обручи ради этого.

Я сделаю все, что смогу, – ответил он и успокаивающе накрыл ее руку своей.

Когда Вильгельм вставал со стула, Адам Икебеф очень внимательно наблюдал за ним и Маргаритой и явно что-то просчиываал. Не отводя от них взгляда, он склонился к де Кулансу и паре других рыцарей и что-то прошептал.

Несмотря на сложную политическую ситуацию и чувство надвигающейся опасности, Вильгельму понравился Иль-деФранс. Королю Филиппу было семнадцать лет и, хотя при его дворе шла борьба за власть и плелись интриги не меньше, чем у его анжуйских родственников, молодой человек хорошо все это переносил. Как и Генрих, он высоко себя ценил и осознавал собственную важность, но он знал, чего хотел,и обладал железной волей и терпением. Это обещало, что Филипп добьется цели. Вильгельм заметил в нем и некоторую безжалостность. В этом Филипп походил на Ричарда, брата Генриха, но он обладал и хитростью Иоанна. Тем не менее он был приятным молодым человеком, в некоторой степени податливым и уступчивым. Он наслаждался обществом молодого Генриха так, как можно наслаждаться грандиозным пиром или бродячим зверинцем. Это отвлекало его от обычных ежедневных занятий – но отвлекало лишь на короткое время.

Настроение Маргариты улучшилось сразу же после того, как она оказалась дома. Хотя она росла при анжуйском дворе и ее передали королеве Алиеноре почти что из пеленок, это все равно был ее народ, а Филипп приходился ей сводным братом. Маргарита снова стала улыбаться, а когда двор собрался вечером, она присоединилась к танцам и осталась смотреть развлечения. Вильгельм также участвовал в праздниках, отдаваясь удовольствиям с энтузиазмом человека, которого мучают дурные предчувствия. Танцы вскоре прекратятся и не возобновятся очень долго. Он оттачивал боевое мастерство регулярными тренировками на поле вместе с французскими рыцарями. Вечера, пока не догорят свечи, он проводил в их обществе, обмениваясь историями, в которых было много хвастовства и преувеличений. У них с Анселем при французском дворе были родственники. Ротру, граф Перча, приходился им кузеном через Солсбери, и они проводили с ним много времени. Ротру очень поправился общительный Ансель, его мастерство во владении мечом, и он предложил ему, место в своем боевом отряде.

– А ты меня отпустишь? – спросил Ансель у Вильгельма, когда они спешились во дворе перед конюшнями после дня охоты со двором.

Вильгельм пожал плечами.

– Ты сам себе хозяин. Тебе не нужно у меня спрашивать.

– Но ты предоставил мне возможность проявить себя, и ты мой брат…

– А Ротру – наш кузен и граф Перча. Боже, воспользуйся шансом и лети! – Вильгельм хлопнул Анселя по плечу. – При нынешнем положении дел тебе, вероятно, будет лучше у Ротру. Иди. Обеими руками хватай свою жизнь и предоставляющиеся возможности. Я сам так делал.

Ансель, у которого энергия била через край, крепко обнял его.

– Ты об этом не пожалеешь!

– Пожалею, если не дашь мне дышать! – рассмеялся Вильгельм.

Качая головой, он смотрел, как Ансель передает коня конюху, а затем спешит на поиски рыцарей из отряда Ротру. Улыбка оставалась на лице Вильгельма, но он сжал губы, а в глазах появилась легкая грусть. Между ним и Анселом было шесть лет разницы, но сейчас она ощущалась, как расстояние между поколениями. Он где-то растерял оптимизм и жизненную силу, которые Ансель нес, словно кошель с только что отчеканенными монетами.

– Я старею, – со вздохом сказал он Рису.

Конюх осмотрел его с головы до ног и хмыкнул.

Я поверю в это, когда увижу признаки старения, сэр, – ответил он. – На турнирном поле вы обставите всех молодых.

Вильгельм улыбнулся:

– Это просто опыт.

Рис взял в руки узду, чтобы почистить, и потер большим пальцем один из желто-зеленых значков из эмали.

– Опыт много значит. Так мне говорит жена, – сообщил Рис.

– Правда?

– Да, сэр, и она знает, что говорит. При всем моем уважении к вам, я на несколько лет старше… И я еще не готов признать себя стариком, в постели или вне ее.

Вильгельм посмотрел на коренастого темноглазого конюха и почувствовал, как у него улучшается настроение.

Да, Рис, ты прав, – сказал он. – Мужчине не следует объявлять себя стариком, пока он на самом деле не завоевал право на отдых, пожив полной жизнью. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы не подвести тебя.

Рис вопросительно приподнял бровь, и Вильгельм с громким смехом дал ему две серебряные монеты.

Купи что-нибудь своей жене, – сказал он и ушел в сгущающихся осенних сумерках.

Я тебя совсем не вижу, – недовольно заявила Клара, когда он нашел время зайти к ней на постоялый двор, где поселил ее на время их пребывания в Париже. – Меня вполне могло тут и не быть, судя по тому количеству внимания, которое ты мне уделяешь.

Вильгельм пожал плечами.

– Это не турниры, – сказал он. – Я должен прислуживать молодому королю, и у меня есть другие обязанности. Я думал, что тебе понравится Париж и рынки. У тебя достаточно серебра?

– Я хочу не денег.

Вздох Вильгельма был неправильным ответом, потому что она повернулась к нему спиной и вышла в другую комнату.

– Как я предполагаю, ты поужинал при дворе, поэтому не захочешь есть со мной.

– Клара…

Он посмотрел на стол, накрытый в комнате и застеленный скатертью с искусной вышивкой – ее работой, которой она занималась, дожидаясь его. Там стоял свежий хлеб и блюдо с фаршированными грибами, одно из его самых любимых. Вильгельм обратил внимание, что Клара надела голубое платье, расшитое жемчугом, и почувствовал себя виноватым.

– Нет, – сказал он. – Я не ужинал при дворе.

Это было не совсем так. Он съел гору ватрушек, пока играл в кости с Генрихом и несколькими его рыцарями. Потом были финики с миндалем внутри и маленькие пирожки с мясным фаршем, поднос с которыми поставили у его локтя, пока одной из фрейлин Маргариты пересказывала романтическую историю Тристана и Изольды. Он снял плащ и повесил его на крючок на стене.

– Я взял бы тебя с собой, если мог бы, но…

– Но шлюх ко двору не допускают?

Вильгельм сел за стол, потер глаза и внезапно понял, насколько устал.

– Шлюх ко двору допускают, но я не считаю тебя одной из них. Они принадлежат любому мужчине, способному заплатить их цену, даже куртизанки.