— Скоро… проплывут мимо…
— Я видел… Они всегда катаются там!
— Да, там… На берегу старое святилище…
— Царевна и возлюбленная…
Возлюбленная? Дети говорили "мерит". Любимая, возлюбленная… Вообще-то у египтян было такое женское имя. Так звали наперсницу царевны в одном старом историческом романе. Кажется, он называется "Служанка фараонов"…
Дойдя до раскидистой сикоморы, окутавшей тенью часть улицы с тремя домами, я опустилась на колючую, сухую траву. Я не собиралась тут долго рассиживать, но чертовски захотелось хотя бы минутку передохнуть в тени. Сикомора — священное дерево египтян. Древо Жизни, соединяющее небо и землю, на ветвях которого сидят боги… Я вздрогнула, поймав на себе взгляд круглых жёлтых глаз. Коричневато-серая кошка замерла на одной из нижних ветвей, прогнувшихся почти до земли. Изящная и величественная в своей неподвижности фигурка среди зелёных теней и солнечных бликов. Да, здесь всюду боги. Только ты решил, что укрылся от всевидящей Сехмет, а её маленькая сестра Баст тут как тут. Сестра или другая ипостась? Неважно.
Серая фигурка ожила, когда справа от меня раздался резкий, хрипловатый голос. Из ближайшего дома вышла старуха — такая высохшая, что, когда умрёт, из неё и мумию делать не надо. Кошка потёрлась о её ноги и что-то сказала на своём кошачьем языке. Я думала, старуха тоже что-нибудь скажет, например, спросит, кто я и что делаю возле её дома, но она минуты две молча смотрела на меня своими бесцветными глазами, потом сделала рукой какой-то знак и скрылась в полумраке убогого жилища, похожего на склеп. Мумия вернулась в свою гробницу. Смерив меня неодобрительным взглядом, кошка последовала за хозяйкой. Впрочем я не знала, кто тут госпожа. В этом царстве зверобогов люди слушают своих зверей и кое-что видят лучше, чем мы. Желтоглазая наперсница Баст разоблачила меня, вот почему старуха ушла от меня, сделав какой-то отвращающий жест.
Мимо пронеслась очередная стайка ребятни, опять что-то говоря о царевне и старом храме на берегу. Я встала и последовала за ними. Речь вполне могла идти о царевне Анхесептамон, которой предстояло умереть не то в шестнадцать, не то в семьдесят и которая определённо была как-то связана с той, из-за кого я тут оказалась.
Пыльная дорога постепенно сужалась, притесняемая с обеих сторон густой травой, и в конце концов совершенно в ней затерялась. Потом потянулись заросли тростника. Я пробиралась сквозь них вслед за мальчишками. Они с любопытством оглядывались на меня, явно недоумевая, с чего это вдруг за ними увязалась рослая, поджарая тётка в нелепых сандалиях и коротком до неприличия платье. Похоже, некоторым из них очень хотелось позубоскалить на мой счёт, но они не решались. У меня вообще странные отношения с детьми. Тётя Фэй считает, что у меня совершенно отсутствует материнский инстинкт, и, наверное, она права. Меня абсолютно не тянет к детям. Они же ко мне наоборот липнут, но это когда я в хорошем настроении. Сейчас моё настроение даже отдалённо не напоминало хорошее, и хотя мой вид вполне мог вызывать смех, никакого смеха я не слышала. Однажды Лиза Торн, моя бывшая, которая работала в средней школе, пригласила меня провести с учениками шестого класса беседу о рыцарях Храма. А потом долго восхищалась тем, как идеально вели себя дети. Оказывается, это был самый неуправляемый класс в школе. "Мне бы так, — вздыхала потом Лиза. — Вот глядя на тебя сразу понимаешь, что тебя лучше не злить".
Не желая пугать детей и вызывать их враждебность, я соблюдала с ними дистанцию, но старалась держаться достаточно близко, чтобы слышать, о чём они говорят.
— …девушка без Ка[18]…
— Любимая сестра царевны? Это правда?
— Один старик может их видеть… Двойников… Говорит, у неё нет Ка!
— Нет, она не человек без Ка. Она… Ка!
— Никто не знает, откуда…
— Бабушка говорит, тут сейчас… неправильное происходит.
— Отец будет бить, когда узнает… я ходил к реке…
— Меня тоже…
— Мы быстро. Мы посмотрим на царевну и её новую сестру!
— Зачем эта страшная женщина идёт за нами?
— Она не страшная. Красивая!
— Да (смех)… Мой старший брат мог быть здесь… Он мог её…
— Замолчи! Она… страшная. Ты видел глаза? Она может быть не человек. Сейчас всё неправильно. Сехмет гневается. Урожай горит… Вокруг злые духи. Бабушка не видит, но знает. Она знает! Когда Сехмет гневается, она посылает к нам злых мёртвых! Бабушка говорит, царевна в опасности. Рядом с ней девушка из того мира! Девушка без Ка…
— Она потеряла Ка?
— Надо помочь… найти.
— Эта женщина тоже чужая… В ней много силы и нет страха. Женщина не может быть такая. Она посланница Сехмет! Она тоже…
— Тихо, Рени, она может услышать… Мы её не видим, не слышим, и она нас не трогает…
Пробираясь сквозь тростниковые заросли, я вспоминала египетскую мифологию. Львиноголовую Сехмет считали грозной богиней, которая могла наслать на людей злых демонов, а также мёртвых, не нашедших покоя. В последнее время здесь что-то не так, и люди, восприимчивые к тонким материям, это чувствуют.
Метров через двести заросли стали реже, и спутники мои прибавили шагу. Я обнаружила, что ступаю уже не по земле, а по каменным плитам, сквозь которые пробивается трава. Это были руины древнего святилища: широкий двор, окружённый полуразрушенными стенами из песчаника, в центре мощный четырёхгранный столб с отбитым верхом, а перед ним жертвенник. Внимание моё сразу привлекла прислонённая к жертвеннику каменная плита с рельефными фигурами человека и льва. Возможно, когда-то эта плита являлась частью столба-обелиска. А тем, кто был на ней изображён, поклонялись. Нет, им и сейчас поклоняются. На жертвеннике лежали лотосы — как старые, увядшие, так и только что срезанные. Я вспомнила, какую божественную пару изображали в виде человека и львицы: Шу и Тефнут. Причём Тефнут в некоторых районах Египта отождествляли с Сехмет и тоже называли Око Ра. Иногда обоих близнецов изображали в обличье львов. Шу и Тефнут… Один из этой пары олицетворял вчерашний день, а другой — сегодняшний. Боги Вчера и Сегодня. Властители времени…
— Вон они!
— Плывут!
Я посмотрела туда же, куда смотрели мои спутники, которые все как один взобрались на остатки стен. Сразу за святилищем берег круто спускался к реке. Этот канал не только опоясывал город-крепость. Как минимум один из его рукавов протекал внутри города.
Картина, открывшаяся моему взору, была мне хорошо знакома. Среди розовато-белых лотосов скользила лёгкая лодка, в которой сидели две девушки. Одна из них, с рыжеватыми волосами, держала на коленях кошку. А кошка смотрела на вторую девушку, чьи волосы, более светлые, чем у спутницы, сияли в лучах солнца чистым золотом. Диана! Девушка, притягивающая к себе солнечные лучи. Моё маленькое солнце. Я иду на этот свет сквозь века и тысячелетия и, видимо, не остановлюсь, даже если моя златовласка и впрямь окажется одним из тех демонов, которые посылает Сехмет.
Эта картина очень походила на стенную роспись в гробнице, но пейзаж был другой. Мастер, расписавший усыпальницу, изобразил лодку с принцессами на фоне дворцового комплекса. Видимо, таково было требование его царственных заказчиков — нарисовать их город-крепость. Их земную обитель. К тому же в той картине, что я видела сейчас, было больше фигур. Впереди и позади красавиц плыли лодки с вооружёнными воинами. Ещё бы! Разве царственные особы гуляют в одиночестве? Меня удивило отсутствие в лодке с девушками гребца. Потом я поняла, что их лодку тянет на буксире та, что плывёт впереди.
Полюбоваться этим зрелищем я не успела. Хорошо хоть, успела предупредить своих спутников об опасности ещё до того, как толком поняла, что происходит. Время — материя, которую невозможно пощупать, но я чувствую её так, что, когда её рвут или сминают, меня словно против шерсти гладят.
— Брысь отсюда! — заорала я. — Живее!
Орала я на интерлэнге, но дети Древнего Царства меня поняли. Их как ветром сдуло с полуразрушенных стен, и через пару секунд гибкие смуглые фигурки скрылись среди зарослей тростника. Я тоже поспешила покинуть развалины святилища. Воздух задрожал и уплотнился, обелиск на мгновение утратил чёткость очертаний, потом весь перекосился, напоминая собственное отражение в кривом зеркале, а когда всё вокруг приняло свой обычный вид, во дворе древнего святилища возникли две загорелые фигуры. Одеты эти парни были по-местному, но я знала, что они совсем из других мест — весьма и весьма отсюда удалённых. Несколько вспышек пронзили чистый, напоённый влагой воздух — и лодки с царской охраной вспыхнули огнём. Воины и гребцы с криками полетели в воду, а девушки… Не знаю, стреляли по их лодке или нет, но она не загорелась. Воздух вокруг неё слегка замерцал. Рыжеволосая царевна, прижав к себе кошку, пронзительно закричала, а Диана принялась трубить в длинный рог, сияющий в её руках, словно золотой месяц. Как ни странно, кошка испуганной не выглядела. Её жёлтые глаза как-то неестественно ярко сверкали. Может, это из-за солнца? Хотя с чего бы? Оно светило так же, как и несколько минут назад… Размышлять над этим мне было некогда — потому что один из типов с лучемётами приготовился стрелять по девчонкам. Я отняла у него оружие, одновременно отключив его ударом по горлу, и успела прикрыться им, когда его напарник направил на меня огненный луч. Воздух наполнили крики, запах горелого мяса и ругань на интерлэнге. Да-а, опять наши люди. Ещё бы здешние не чувствовали, что тут сейчас происходит "неправильное". Вторая направленная на меня огненная струя наткнулась на ту, что я выпустила в своего противника, после чего я налетела на него со скоростью, с какой умеют двигаться только рыцари Храма. Вернее, рыцари Храма, по совместительству являющиеся адептами Великого Грифона. Этот парень был настроен решительно. Лишившись лучемёта, он выхватил из-за пояса кинжал, но, прежде чем он успел им воспользоваться, я свернула ему шею. Теперь следовало позаботиться о девушках в лодке, которые остались без охраны.
