Сузи отчаянно вскрикнула, услышав это страшное извещение, но Сигамба поспешила успокоить ее, шепнув: «Не верь, Ласточка! Он лжет, чтобы только помучить тебя».

— Да, он умер на вторую ночь по прибытии на вашу ферму, — продолжал ван Воорен. — Твой отец являлся искать меня в известном тебе месте и был увезен оттуда тяжело раненным. Жив ли он еще, не знаю, потому что я тотчас же после схватки с ним отправился догонять тебя. Дорогой я узнал, что твоя мать топит свое горе в вине, — (вот греховодник-то! Я с роду не пила никакого вина!), — и тоже, наверное, скоро…

Тут уже Сигамба не смогла выдержать и перебила своим звенящим и насмешливым голосом:

— Эх, Бычья Голова! Прежде чем начать врать, ты бы хоть поучился этому искусству у нас, кафрских знахарок, а то очень уж у тебя нескладно выходит… Ты говоришь, что муж Ласточки умер на вторую ночь по прибытии домой, а я знаю обратное — что он был на пути к выздоровлению даже на третью ночь, и сейчас он живехонек. Хеер Ян ван Ботмар вовсе не был даже ранен. А что касается фроу Ботмар, то она никогда, кроме кофе, воды и молока, ничего не пила и пить не будет. Значит, все, что ты наговорил, — наглая ложь, в которой, как видишь, тебя совсем не трудно уличить. Убирайся же подобру-поздорову туда, откуда пришел, вылезай скорее из норы, в которую ты забрался, чтобы напугать нас, а не то вон идут наши защитники; если ты попадешься к ним в руки — будет плохо.

В это время действительно приближались передние ряды войска. Когда Сигва узнал о присутствии поблизости Пита, он сейчас же приказал обыскать все холмы и прилегающую к ним местность, но найти его нигде не могли. Поэтому вождь красных кафров решил, что молодым женщинам просто послышались горные отзвуки и они приняли их за голос Пита и даже истолковали по-своему, сообразно со своими расстроенными мыслями. Но Сузи и Сигамба знали, что они не только слышали Черного Пита, но и говорили с ним; разуверить их в этом, понятно, было трудно.

Сознание близости злейшего врага действовало на Сузи угнетающе. Хотя из всего сказанного им она поверила только тому, что он следил за ней все время и везде будет ее подстерегать, но и это приводило ее в отчаяние. Если упомондвана не примут ее с Сигамбой, то она неминуемо опять очутится во власти ван Воорена; если же и примут, ей придется вечно сидеть в селении и не отходить от него ни на шаг, чтобы опять не попасть в руки своего упорного, неутомимого преследователя, который постоянно будет сторожить ее. Словом, куда Сузи ни обращала свой взгляд — везде она видела одну темную, грозную тучу, собирающуюся над ее головой.

Когда войско стало приближаться к горе Упомондвана, с нее спустилась толпа испуганных дикарей, явившихся узнать, что означает появление такого большого войска, в то время как прочее население с криками ужаса стало разбегаться в разные стороны, таща на себе свое имущество и маленьких детей и угоняя подальше в горы скот.

Сигва распорядился сделать остановку и послал двух человек объявить упомондвана, что он идет к ним не войной, а с мирными намерениями и желает поговорить с вождем племени.

Упомондвана, немного успокоенные, поднялись обратно на гору и вскоре возвратились назад в сопровождении двух стариков в дорогих меховых шкурах, доказывавших их знатность и почетное положение.

Обменявшись с ними обычными приветствиями и пригласив их сесть, Сигва объявил им свое имя, а затем спросил, кто из них вождь.

— Увы, — грустным голосом ответил один из стариков, — у нас сейчас нет вождя; мы находимся в большом горе и беспокойстве. Наш вождь только что умер от оспы, которая недавно свирепствовала среди нас. Она унесла не только нашего вождя, но и всех его детей, так что после него даже не осталось наследников. Мы вообще страдаем от гнева духов. Вы видите, наши поля кругом сожжены засухой, и если не будет вскоре дождя, нас ожидает голод. Тогда останется только прийти нашим врагам, зулусам, и покончить с нами.

— Вы, наверное, чем-нибудь навлекли на себя гнев духов ваших предков, — сказал Сигва, — иначе вас не могли бы постичь сразу все эти бедствия… Кто же у вас теперь имеет законное право быть вождем?

— Среди нас никого нет, — ответил старик. — А жива ли наша настоящая законная инкосикази, дочь нашего прежнего вождя, — нам неизвестно. Она была нашей первой знахаркой и славилась даже далеко за пределами наших владений. Имя ее Сигамба Нгеньянга, потому что она с самого раннего детства любила ходить одна при луне и собирать травы, цветы и камни, которые очень скоро научилась различать. Когда отец ее умер, управлять нами стала она, потому что, кроме нее, оставался только сын вождя, рожденный от рабыни, и, следовательно, только полузаконный…

Рассказав йотом, почему ушла от них Сигамба (точь-в-точь так, как говорила она сама), старик добавил:

— С тех пор как она скрылась от нас неизвестно куда, дела наши пошли все хуже и хуже. Зулусы, с которыми мы кое-как заключили мир, требуют от нас такой дани, какую мы едва ли в состоянии давать; оспа унесла почти половину нашего племени, не пощадив даже Кораана, нашего полузаконного вождя, заступившего на место Сигамбы; засуха съела всю нашу жатву. Кроме того, мы со дня на день ожидаем появления Дингаана, вождя зулусов, противостоять которому мы теперь не можем. Увидав вас, мы подумали, что это он идет окончательно разделаться с нами. И вообще, мы совсем растерялись и решительно не знаем, что делать.

— Сигамба Нгеньянга и Белая Ласточка, теперь ваша очередь говорить, — обратился Сигва к молодым женщинам, которые сначала были скрыты среди войск.

Сигамба, приодевшаяся на последнем ночлеге, вышла вперед, ведя за руку Сузи, поверх белого платья которой был накинут роскошный каросс из леопардовой шкуры, подаренный ей Сигвой.

— Кто эти женщины? — спросил Сигва, обратившись опять к старикам.

— О белой я могу только сказать, что она прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видал, — ответил тот же старик. — А ее спутница… Великий Дух! Если глаза мои не обманывают меня, то это наша Сигамба Нгеньянга.

— Да, это действительно Сигамба Нгеньянга, — сказал Сигва. — Она узнала от духов своих предков о постигших вас бедствиях и пришла помочь вам. Пусть она сама расскажет вам свою историю и историю Белой Ласточки, которая сопровождает ее.

Сигамба рассказала все, что нашла нужным, о себе и о Сузи. А потом произнесла такую речь, что старики слушали ее, затаив дыхание и боясь пропустить хоть одно слово.

Речь свою она закончила следующими словами:

— Я пришла к вам назад, жалея вас, хотя вы, оскорбившие меня, и не стоите жалости. Но я решила, что вы уже достаточно наказаны, и хочу помочь вам и вывести вас из вашего бедственного положения. Если вы примете меня вместе с Белой Ласточкой, с которой я поклялась никогда не разлучаться, то счастье вновь озарит вас; если же оттолкнете нас, то все погибнете от копий Дингаана. Но мы вам не навязываемся; делайте, как хотите. Нам ничего от вас не нужно; мы жили и проживем без вас, и если пришли к вам, то только потому, что желаем вам добра. Но помните, что мы будем жить у вас как правительницы, слово которых — закон и воля которых священна. Если вы позволите себе хоть чем-нибудь оскорбить нас, участь ваша будет решена бесповоротно. Спросите вот у вождя красных кафров, какая власть у Белой Ласточки; он вам подтвердит мои слова.

Сигва рассказал, что сделала для него Белая Ласточка, и добавил, что очень хотел бы удержать ее у себя, но она не желает оставаться у него, а силой он держать ее не смеет.

О том, что ей нельзя было возвращаться с ним, разумеется, он не сказал, чтобы не давать упомондвана повода думать, что они окажут Сузи благодеяние, если примут ее к себе.

Посоветовавшись между собой, старики объявили Сузи и Сигамбе, что они признают их обеих своими правительницами и просят их управлять ими, как сочтут нужным.

После этого молодые женщины простились с Сигвой, который чуть не плакал, расставаясь с ними, а войско его устроило Сузи самую восторженную прощальную овацию. Сигва приказал передать ей большую часть стада, забранного у пондо. Распростившись с красными кафрами, Сузи и Сигамба торжественно вступили в свои новые владения под радостные крики упомондвана.