— Это было бы бесполезно, — ответил Мейер. — Эти люди видели вашу дочь и связали ее облик со своими суеверными представлениями, которым я, конечно, не верю, зная, что ничего подобного быть не может. Но все же без мисс Клиффорд наше дело обречено на неудачу.

— Что касается риска, отец, — проговорила Бенита, — то лично я не придаю этому никакого значения и считаю, что должно случиться то, что определено судьбой. Даже если бы я знала, что мне суждено погибнуть в Замбези, то это не остановило бы меня: умереть здесь или там — для меня разницы не составляет. Однако мне кажется — сама не знаю почему, — что ты и мистер Мейер идете навстречу гораздо большей опасности, чем я. Значит, вам обоим следует подумать, согласны ли вы рисковать.

Клиффорд улыбнулся.

— Я уже стар, — сказал он, — в этом весь мой ответ.

— А я привык к такого рода вещам, — заметил Мейер, пожав плечами. — Кто не согласится подвергнуться некоторому риску ради такого блестящего дела? Богатство, такое богатство, о котором можно только мечтать, и вместе с ним могущество. Сила, дающая возможность награждать, карать, купить себе положение в обществе, наслаждение, все прекрасное, ослепительное, что составляет удел исключительно людей богатых! — И он раскинул руки и поднял глаза вверх в немом восхищении перед золотым божеством.

— Кроме таких безделиц, как здоровье и счастье, — не без сарказма прибавила Бенита. Ее иногда передергивало от низменных стремлений этого человека, особенно когда она мысленно сравнивала его с тем, другим, которого она потеряла навсегда; правда тот, другой, считался в прошлом праздным и никчемным человеком. В то же время слова Мейера интересовали ее, потому что до сих пор она еще не встречала людей, подобных ему: такие дарования, такая жажда удовольствий — и такое бездушие.

— Значит, решено? — спросила она.

Мистер Клиффорд колебался, но Мейер ответил, не задумываясь ни на секунду:

— Да, все решено.

Она подождала ответа отца, но он ничего не сказал. Он подчинялся решению других.

— Отлично. Тогда не будем больше мучить себя сомнениями и рассуждениями. Мы отправляемся в Бамбатсе на Замбези, мы едем в это отдаленное место на поиски клада, и я надеюсь, мистер Мейер, что, если вам посчастливится, это даст вам возможность осуществить все ваши надежды и принесет вам много счастья. Спокойной ночи, отец, спокойной ночи.

— Моя дочь думает, что эта поездка принесет нам несчастье, — сказал Клиффорд, когда за ней закрылась дверь. — Это ее всегдашняя манера говорить.

— Да, — мрачно ответил Мейер, — она в этом уверена, а ведь она принадлежит к числу людей, обладающих даром предвидения будущего. А впрочем, и мисс Клиффорд может ошибаться. Поэтому весь вопрос сводится к тому, нужно ли нам воспользоваться удачным стечением обстоятельств, несмотря на все опасности, или же оставаться здесь, чтобы всю оставшуюся жизнь разводить дешевых лошадей. А как она будет смеяться над нашей трусостью! Нет, я еду в Бамбатсе.

Мистер Клиффорд снова не дал прямого ответа, ограничившись вопросом:

— Сколько понадобится времени, чтобы достать ружья и все необходимое, и что это будет стоить?

— До Ваккерструма и обратно около недели пути, — ответил Мейер. — Старик Потджайтер, тамошний торговец, только что получил сто ружей «Мартини» и сотню «Уэстли Ричардсов». По пятьдесят штук тех и других, да десять тысяч зарядов обойдутся фунтов в шестьсот, а как раз такая сумма лежит на нашем счету в банке. У нас также есть новый фургон и достаточное количество хороших волов и лошадей. Можно захватить с собой дюжину лошадей и продать их на севере Трансвааля за хорошую цену, раньше чем мы въедем в полосу обитания мухи цеце. Волы, вероятно, довезут нас, так как в большинстве своем они не так чувствительны к укусам.

— Я вижу, вы обо всем подумали, Джейкоб, но ведь это к тому же будет стоить огромных денег, не говоря уже о прочих трудностях.

— Да, огромных денег, ружья эти слишком хороши для кафров. Для них больше бы подошла бирмингемская дешевка, но где ее достанешь! Однако что значат деньги и ружья по сравнению с тем, что они нам принесут?

— Я думаю, вам лучше всего поговорить об этом с моей дочерью, Джейкоб. У нее, по-видимому, имеется свое особое мнение по этому вопросу.

— Мисс Клиффорд решила, как ей поступить, и не изменит своего решения. Я не стану больше ничего у нее спрашивать, — отрезал Мейер.

И он также вышел из комнаты, чтобы распорядиться насчет предстоящего отъезда в Ваккерструм. Что же касается Клиффорда, то он просидел в гостиной далеко за полночь, спрашивая себя, поступил ли он правильно, решившись на поездку, найдут ли они золото, о котором он мечтал столько лет, и стараясь узнать, что уготовило им будущее.

Если бы только он мог заглянуть в это будущее!

Когда на следующее утро Бенита вышла к завтраку, она тотчас спросила, где мистер Мейер, и узнала, что он уже отправился в Ваккерструм.

— Видно, что он взялся за дело всерьез, — заметила она со смехом.

— Да, — ответил ей отец, — Джейкоб ко всему относится серьезно, хотя до сих пор это не принесло ему удачи. Если наша затея провалится, то уж, конечно, никак не по вине непредусмотрительности или небрежности с его стороны.

До возвращения Мейера прошла целая неделя, в это время Бенита также готовилась к предстоящему путешествию. В промежутках между несложными приготовлениями она при помощи отца часто беседовала с тремя стройными макаланга, которые с удовольствием отдыхали после своего долгого перехода. Их разговор носил общий характер, потому что, по какому-то молчаливому соглашению, никто не упоминал о кладе и обо всем, что так или иначе имело к нему отношение; зато из разговоров с туземцами она вынесла весьма благоприятное мнение о них и об их племени. Бенита убедилась в том, что, хотя макаланга говорили на одном из зулусских наречий, они не отличались храбростью этого народа, а напротив, испытывали постоянный смертельный страх перед матабеле, которые представляли родственное зулусам племя.

Макаланга так сильно их боялись, что девушка засомневалась, помогут ли им ружья, если на них когда-нибудь нападет это храброе племя.

Они занимались тем же, чем и их праотцы: земледелием, выделкой металла, но никогда они не были воинственным народом. Бенита воспользовалась случаем, чтобы познакомиться с их языком, не показавшимся ей особенно трудным, так как она отличалась большими способностями. Она быстро вспомнила голландский и зулусский языки, на которых очень бегло говорила в детстве, и без труда освоила их с помощью чтения и знакомства с грамматикой, на что она тратила все свое свободное время.

Так проходили дни, пока в один из вечеров не появился Джейкоб Мейер с двумя шотландскими повозками, нагруженными десятью длинными ящиками, похожими на гробы, и другими, меньших размеров, но крайне тяжелыми, а также большим количеством всяких запасов и вещей. Как и предсказывал мистер Клиффорд, он не забыл решительно ничего. Так, он догадался купить Бените необходимую для путешествия одежду и револьвер, которого она не просила.

Три дня спустя они уже покидали Роой-Крантц, сказав оставшимся в доме людям, что уезжают по торговым делам и на охоту в северную часть Трансвааля. Стояло великолепное весеннее утро. Бенита взглянула еще раз на аккуратную ферму, на лесистое ущелье позади дома, в которое она чуть было не упала в ту дождливую ночь, на тихое красивое озеро, над которым проносились птицы, спеша в свои гнезда с добычей. Она вздохнула. Теперь, когда ей приходилось покидать это место, оно казалось ей родным домом, и ей пришла в голову мысль, что она никогда больше его не увидит.

Прошло около четырех месяцев. Фургон, в котором находились Бенита, мистер Клиффорд и Джейкоб Мейер, достиг однажды вечером владений Молимо из Бамбатсе, имя которого было Мамбо. Впрочем, это был скорее его титул, так как, по словам Тамаса, каждый вождь, преемник прежнего, назывался Мамбо, хотя далеко не каждый из них был Молимо, то есть жрецом и прорицателем Великого Духа, которого они называли Мунвали. Таким образом Молимо, или жрец Мунвали, и Мамбо, или вождь племени, бывали иногда двумя различными лицами. Рассказывая об этом, Тамас добавлял, что ему самому после смерти отца предстояло сделаться Мамбо, но ему не являлось откровений, а потому, по крайней мере до сих пор, он не имел права называться Молимо.