— Львы, — сказал мистер Клиффорд, быстро вскакивая и бросая сухие сучья в костер, который тотчас запылал ярким пламенем.

После этого заснуть было невозможно. Хотя львы их и не трогали, но, почуяв близость лошадей, продолжали рыскать вокруг, не переставая рычать. Так продолжалось до трех часов утра, когда хищники наконец оставили их в покое, в чем они убедились по удалявшемуся реву. Считая себя на этот раз в безопасности, они подбросили дров в костер и попытались хоть немного поспать.

Проспав, как ей казалось, очень недолгое время, Бенита внезапно проснулась, разбуженная каким-то новым шумом. Было еще совсем темно, и она видела при свете звезд, что лошади оставались совершенно спокойными: одна из них улеглась на землю, а другая пощипывала листья с нависавших веток дерева, у которого она была привязана. Следовательно, шум исходил не от диких зверей, которых они все время опасались. Бенита внимательно прислушалась и вскоре различила глухой гул, словно от говора людей, где-то у подножия холма. Она тотчас разбудила отца и сообщила ему о своих подозрениях, и они вместе стали прислушиваться, но не разобрали ничего, кроме неясных звуков шагов.

Наконец небо начало светлеть. Вокруг них на склоне холма воздух был прозрачен, вверху сиял розовый свет зари, но под ними стлался густой перламутровый туман. Мало-помалу он начал рассеиваться под лучами восходящего солнца, и Бенита вдруг увидела казавшуюся в тумане исполинской фигуру дикаря, закутавшегося в свой каросс. Он ходил взад и вперед, держа в руках тяжелый ассегай, и лениво позевывал.

— Смотри, — шепнула Бенита, — смотри!

Мистер Клиффорд тревожно взглянул в ту сторону, куда указывала Бенита.

— Матабеле, — проговорил он. — Боже мой, это матабеле!

Не могло быть никаких сомнений, что перед ними находились матабеле. Вскоре к сторожившему дикарю приблизились еще двое или трое и стали разговаривать с ним, указывая длинными копьями на склон холма. По-видимому, они обдумывали план нападения на путешественников, чтобы привести его в исполнение, как только станет достаточно светло.

— Они заметили пламя нашего костра, — прошептал старик, — если мы хотим спастись, то должны уехать раньше, чем они двинутся на нас. Их войско, вероятно, раскинуло свой лагерь на противоположном склоне холма, так что нам придется ехать по той же дороге, что привела нас сюда.

— Но она идет назад к Бамбатсе, — прошептала Бенита.

— Бамбатсе лучше могилы, — сказал ей отец. — Моли Бога, чтобы нам удалось туда добраться.

Возразить против этого довода было нечего, поэтому, выпив воды и проглотив несколько кусков мяса, беглецы тихонько подкрались к лошадям, сели в седла и стали спускаться с холма, стараясь производить как можно меньше шума.

Теперь часовой был опять один, остальные дикари уже ушли. Воин стоял спиной к Клиффордам. Когда они подъехали к нему совсем близко, он услышал цокот лошадиных копыт, быстро повернулся на одном месте и увидел всадников. С громким криком матабеле поднял ассегай и кинулся на них.

Клиффорд, ехавший впереди, вытянул ружье — у него не было времени приложить его к плечу — и нажал на курок. Бенита услышала, как пуля ударила в кожаный щит дикаря, и в следующее мгновение увидела, что матабеле лежит, отчаянно размахивая руками и ногами.

Она также увидела позади кустарника, который они огибали, сотни приближавшихся к ним людей и двигавшееся за ними стадо скота. Первые утренние лучи золотили острия копий и рога волов. Бенита посмотрела вправо и увидела там еще большее количество людей. Оба крыла неприятельского войска двигались им наперерез. Только в самой середине еще оставалось узкое свободное пространство, через которое им необходимо было проехать раньше, чем его займут матабеле.

— Вперед, — прошептала она, ударяя свою лошадь каблуком и прикладом ружья и дергая за уздечку.

Ее отец также понял, в чем дело, и последовал ее примеру, пустив лошадь в галоп. Между тем от каждого крыла отряда выдвинулось по группе воинов, которые ринулись вперед, стараясь отрезать им путь. Удастся ли им проехать раньше, чем матабеле встретятся? От решения этого вопроса зависело, сколько им осталось жить. Глупо было ожидать пощады от этих кровожадных животных, после того как был убит один из них. Беглецы, правда, убили его, защищая свою собственную жизнь, но разве стали бы дикари принимать во внимание это соображение, равно как и то, что они были мирными путешественниками! Они прекрасно знали, что белые не пользовались в то время популярностью среди матабеле; к тому же убийство двоих европейцев в двухстах милях от ближайшего поселения белых должно было остаться безнаказанным, и даже весть об этом никогда не дошла бы до их соотечественников; словом, это было бы самое безопасное из всех преступлений, совершенных когда-либо.

Все эти мысли промелькнули у них в голове, в то время как они мчались вперед. О, как это было ужасно! Еще двести ярдов — и судьба их решится! Или они спасутся, хоть на некоторое время, или для них все кончено. Их могли, впрочем, взять в плен, и тогда им грозила еще худшая участь. Но Бенита решила не допустить этого. У нее были ружье и револьвер, данный ей Джейкобом Мейером, и она всегда могла найти минуту, чтобы воспользоваться тем или другим. Она крепко стиснула зубы и погоняла лошадь, летевшую как стрела. Матабеле тоже напрягали все силы, чтобы настичь их, и будь у них еще лишних пять секунд, они несомненно достигли бы успеха. Но эти короткие пять секунд спасли жизнь беглецам.

Они пронеслись между «клешнями» отрядов, когда между ними оставалось ярдов двадцать. Матабеле, видя, что опоздали, остановились и метнули им вслед целый град ассегаев.

Один из них пролетел возле щеки Бениты, едва не задев ее, так что она даже почувствовала движение воздуха. Другой разорвал платье, а третий попал в заднюю ногу лошади мистера Клиффорда, повыше коленного сустава, на несколько мгновений засел в теле животного, потом упал на землю. Сначала бедное животное, казалось, не почувствовало раны и только помчалось еще быстрее. Бенита обрадовалась, думая, что ассегай просто нанес небольшую царапину. Но вскоре девушка забыла об этом, так как некоторые из матабеле, имевших ружья, принялись палить по ним, и хотя они не отличались меткостью, одна или две пули пролетели в неприятной близости от всадников. Наконец один из дикарей, мчавшийся быстрее всех, закричал по-зулусски:

— Лошадь ранена. Вы оба будете в наших руках еще до заката солнца!

В ту же минуту Клиффорд и Бенита скрылись за выступом холма и на время потеряли своих преследователей из виду.

— Слава Богу, — задыхаясь, прошептала Бенита, когда они снова оказались одни. Но мистер Клиффорд только покачал головой.

— Ты думаешь, что они будут нас преследовать? — спросила девушка.

— Разве ты не слышала, что сказал тот человек, — уклончиво ответил старик. — Они, по-видимому, направляются к Бамбатсе, а по пути совершили нападение на какое-нибудь другое злополучное племя, у которого угнали замеченный нами скот. Мы видели стадо. Да, я боюсь, что они последуют за нами. Весь вопрос заключается в том, кто из нас раньше достигнет Бамбатсе.

— По всей вероятности, мы, отец, так как мы едем верхом.

— Да, если только с лошадьми ничего не случится.

Не успел он договорить этих слов, как его лошадь внезапно резко припала на заднюю ногу, раненную ассегаем, но тут же встала и снова пустилась в галоп.

— Ты видишь? — спросил он.

Она утвердительно кивнула головой и сказала:

— Не спешиться ли нам, чтобы осмотреть рану?

— Конечно нет. Вся наша надежда на спасение в том, чтобы лошадь не останавливалась. Если ее нога потеряет гибкость, все кончено. Я не думаю, что у нее повреждено сухожилие, иначе она уже давно не могла бы бежать.

И они продолжали мчаться вперед.

Везде, где только дорога была ровнее, они пускали лошадей рысью и, несмотря на все усиливающуюся хромоту кобылы мистера Клиффорда, к полудню уже достигли того места, где провели первую ночь после отъезда из Бамбатсе. Здесь усталость и жажда заставили беглецов остановиться.