– Моего интереса тут нет, – заявил он. – Я предпочел бы вернуться в город ближайшим поездом и выбросить все из головы, но теперь это практически невозможно.

– У меня была звуковая запись разговора моей жены с Джимми Вейлом, отрывисто бросил Данди.

Хикс встретился с его сердитым взглядом.

– Что за звуковая запись?

– Сделанная с помощью сонотела, иначе говоря, электронного подслушивателя. Год назад сыскное агентство по моей просьбе поставило это устройство в кабинете Вейла. У меня были основания полагать, что компания «Репаблик» перехватывает некоторые наши формулы, и я был уверен: если это так, то тут замешан именно Вейл. В течение целого года я не получал никакой информации, во всяком случае такой, за которой охотился. А потом вышел кое на что. – Данди выглядел довольно мрачным. – Получил значительно больше того, на что рассчитывал.

Запись разговора своей жены с Вейлом в его кабинете. Она сказала, что надеется, он останется доволен тем, что она принесла ему. А он ответил, что так оно и будет, если это окажется чем-то вроде карботена. Проклятый плут. В 1938 году мы разработали один состав и уже хотели его запатентовать, но выяснилось, что патент уже взяла компания «Репаблик» на совершенно идентичный продукт и технологию изготовления. Они назвали это вещество карботеном и теперь заработают на нем миллионы.

– Когда это было? Этот разговор?

– Пятого сентября. С тех пор прошло ровно две недели.

– И вы уверены, что голос принадлежал именно вашей жене?

– Этот голос я слышу уже двадцать пять лет.

Хикс кивнул:

– Достаточно долго. Как выглядит эта звукографическая пластинка?

– Это круглая пластинка, вроде аудиодисков. – Данди указал на стопку дисков на столе. – Их изготавливают из одного из наших пластиков. Этим я тут и занимался, искал ту запись…

Хикс покачал головой.

– Давайте возвратимся немного назад. Где и когда вы последний раз видели эту пластинку?

– Я видел ее всего один раз. В моем офисе, в комнате для испытаний. Я подумал: а вдруг я взял ее…

– Когда это было?

– Во вторник. Неделю назад.

– Но вы сказали, что разговор происходил пятого, а прошлый вторник падает на десятое.

– Ну и что? – Голос Данди отнюдь не стал дружелюбнее. – Я оплатил чертову дюжину таких записей в кабинете Вейла, и все впустую, гак что потерял к ним всякий интерес. Уложил их в коробки, которые стоят в комнате для испытаний, и изредка прослушивал. Я занимался этим и в тот день после полудня и вдруг услышал голоса моей жены и Вейла. Я был потрясен, буквально потрясен. Я стал прослушивать запись еще раз, и тут как раз кто-то вошел. Я остановил запись, снял пластинку и поставил ее в самый конец коробки. Потом зашли другие сотрудники. У нас было намечено совещание. Среди других вопросов мы собирались обсудить и различные типы веществ для производства того самого пластика, из которого сделаны эти пластинки. Мы продаем его для различных видов звукового воспроизводства. На совещание приехали сотрудники из Бриджпорта, с фабрики. Я побыл какое-то время – столько, сколько смог выдержать, потом вынул из коробки пластинку, ту, что положил с самого края, отнес ее в кабинет и запер на ключ в своем письменном столе. Пошел домой, и… тогда-то и состоялся мой разговор с женой.

– Почему вы не взяли пластинку с собой?

– Сам не знаю, – с горечью признался Данди. – Мне не хотелось слушать эту чертову запись у себя дома. Слуги… да и вообще это дела производственные. Моя жена все отрицала…

– Это мне известно.

– Очень хорошо. Эту ночь я провел в гостинице.

На следующий день предложил жене…

– И это мне известно. Она должна была приехать к вам в офис к четырем часам и ознакомиться с доказательствами, в три вы позвонили ей и сказали, чтобы она не приезжала.

– Да. Потому что я достал пластинку из письменного стола, пошел в комнату для испытаний, включил проигрыватель, но запись оказалась не той.

Я решил, что после меня кто-то еще поставил пластинку с того же края коробки, хотя я все время поглядывал на нее. После совещания его участники забрали все записи, часть из них отвезли на фабрику, а часть сюда, в лабораторию. Я распорядился, чтобы мне вернули все записи с пометкой «Дж. В.».

– «Дж. В.» означает Джимми Вейл?

– Да, так помечали их люди Шарона – «Дж. В.» и дата карандашом. На этом пластике можно писать и карандашом, и чернилами! Мне прислали обратно все пластинки, я их прослушал, но нужной среди них не оказалось.

– Совпадало ли число пластинок «Дж. В.», помеченных пятым сентября, с их первоначальным количеством?

– Не знаю, я их не пересчитывал.

– А Шарон регистрировал количество передаваемых вам пластинок?

– Нет. Его люди оплачиваются поденно, а не в зависимости от числа записей.

– Слышат ли они сами звуки – разговоры, – когда ведется запись?

– Нет. Это делается таким образом…

– Технические детали я не пойму. Прослушивает ли Шарон пластинки перед тем, как отправить их вам?

– Нет.

Значит, никто, кроме вас, не слышал той записи?

– Думаю, что никто. Надеюсь на это. Но я прослушал ее.

– Понятное дело, я знаю, что вы ее прослушали.

И вы продолжали свои поиски?

– Продолжал. И на фабрике, и здесь. Тут в запасниках скопились тысячи этих записей, десятки тысяч, но с пометками «Дж. В.» больше не было обнаружено. Поэтому я…

Неожиданно Данди замолчал.

Хикс кивнул:

– Поэтому вы здесь и проверяете каждую пластинку, независимо от того, как она помечена.

Подозреваете, что кто-то преднамеренно изменил метку.

– Ничего я не подозреваю, – огрызнулся Данди. – Просто хочу отыскать эту запись.

– И я тоже, – сочувственно подхватил Хикс. – За это мне заплатили двести долларов. А Брегер и ваш сын присутствовали на том совещании?

– Они… – Данди ощетинился. – Мой сын… – проговорил он и замолчал, будто закончил фразу.

Возможно, он и договорил бы ее, но Хикс неожиданно отвел от него глаза и сосредоточенно уставился в окно. Следуя за его взглядом, Данди тоже повернул голову и увидел Хитер Глэдд, которая торопливо пересекала луг. Это был не бег, а быстрое шарканье неуклюжими, заплетающимися ногами. То, как она спешила, говорило о крайней срочности ее дела. На гравийной дороге перед домом она споткнулась и едва не упала, но удержалась на ногах, подбежала к двери и ворвалась в помещение.

Хитер Глэдд запыхалась, но, как ни странно, ее лицо, которое должно было бы раскраснеться от бега, выглядело бледным как полотно, если не считать черного подтека от уголка глаза ко рту.

Данди окликнул ее, но она, не обращая на него внимания, раскрыла кожаную дамскую сумочку, покопалась в ней и что-то извлекла оттуда. «Что-то» оказалось десятидолларовой купюрой. В развернутом виде она протянула ее Хиксу со словами:

– Это задаток. Мне надо с вами посоветоваться.

Данди повторил то, что уже говорил ей:

– Мы заняты, отправляйтесь в дом.

Хикс тут же поднялся со стула. Вынул из внутреннего кармана пиджака своего новенького коричневого костюма сложенный белый носовой платок, поднял его за кончик, встряхнул, разворачивая, а потом удалил расплывшуюся полоску грязи с лица девушки. Он проделал это совершенно бесстрастно, как будто протирал лобовое стекло в машине.

– Что такое? – спросила Хитер.

– Грязь, а также пара царапин.

– В лесу я упала.

– Фу ты, дьявольщина… – Данди чуть не сплюнул от досады, но тут же замер, углядев что-то в окне.

Хикс и Хитер посмотрели в том же направлении и увидели шестифутового здоровяка в униформе полиции штата – он вышел из леса и теперь широко шагал через луг.

– О! – вырвалось у Хитер. – Я хотела…

Хикс взял ее под руку.

– Пошли, – скомандовал он и скороговоркой обратился к Данди: – Займите его. Отвезите его в своей машине в дом, продолжайте заниматься своими пластиками, скажите ему, что мы отправились по лесной тропинке…