– Он не ошибся.

– Полное имя – Альфабет Хикс.

– Этого Данди Брегеру не говорил.

– Не говорил, но я сама знаю. – Она ступила на мостик. – Я видела вашу фотографию и читала о вас статью. В «Нью-Йоркер». Я очень смекалистая девушка.

– Очень похвально. На сегодня с работой покончено?

– Да. Мистер Данди вытурил меня.

– Поэтому вы собираетесь встретиться с сестрой?

– Да. – Она состроила гримаску. – Хотя мне и не хотелось бы.

– Интересно, почему?

Вместо того чтобы ответить, девушка дошла до середины мостика, и не успел он глазом моргнуть, как она уже сидела рядом с ним, ловко подняв юбку выше колен и болтая над водой ногами. Ее плечо с просвечивающей сквозь зеленую блузку узкой белой бретелькой было на несколько дюймов ниже, чем его, но зато ноги оказались на одном уровне с его ногами – ее нижняя часть была существенно длиннее верхней.

– На деле я совсем не такая сообразительная, – уныло промолвила она.

– Да перестаньте, – успокоил он ее. – Выкиньте из головы дурные мысли. Держите хвост пистолетом.

– Но это действительно так. Два дня назад я была куда умнее и догадливее, чем сейчас.

– Сколько вам сейчас?

– Двадцать три. – Она сделала нетерпеливый жест. – Но дело не в этом. Даже окажись я вашей ровесницей, я все равно не была бы такой сообразительной, как вы. И романтики во мне тоже не прибавилось бы. Я хочу сказать, вы ведь в душе романтик, верно?

– Конечно, романтик, с головы до ног.

Она искоса взглянула на него.

– Не стоит ни над кем подшучивать. Когда я говорю, что не очень сообразительная, это не значит, что я пробка. Когда вы не согласились выполнить то, что требовал от вас тот человек, и отказались от дела, а потом явились в зал суда, заставили взять у вас показания и все выложили, хотя и знали, что тем самым губите свою карьеру, – вот это и есть романтика! Как бы я хотела сделать что-нибудь похожее! А когда ту женщину отправили в тюрьму – как ее звали?..

– Все это очень мило, – грубовато прервал ее Хикс, – но, пожалуй что, хватит – я на диете. Еще я умею шевелить ушами. Так почему два дня назад вы были умнее, чем сейчас?

Она опять посмотрела на него, на этот раз не искоса, а прямо ему в лицо, и серьезно спросила:

– Вы когда-нибудь были влюблены?

– Еще бы. Постоянно.

– Я серьезно.

– Я тоже. Влюбляюсь в среднем по два раза в неделю. Могу втрескаться в девушку вашего возраста или даже моложе, ну и выше тоже, вообще без всяких ограничений, и…

Она потрясла головой и умоляюще сказала:

– Пожалуйста… Я говорю о такой любви, которая… – Она замолчала, подыскивая слово. – О безнадежной любви, вызывающей благоговейный трепет.

– И именно так вы влюбились?

– Избави бог, конечно, не я. Чтобы я так влюбилась!..

– Вряд ли вы станете утверждать, что это противно человеческой природе.

– Не важно, речь идет не обо мне. Но дело серьезное, ужасно серьезное. Допустим, что вы влюбились, отчаянно влюбились, хотя не должны были бы.

Скажем, она не ответила на вашу любовь. Да и вообще вы уже женаты. Как можно было бы погасить такую любовь?

– Ну, к примеру, пристрелить меня.

– Перестаньте. – Ее подбородок задрожал. – Пожалуйста, не острите. Я говорю серьезно, совершенно серьезно. Я ничего не знаю о любви, во всяком случае, о такой любви. Но вы мужчина, умный человек. Неужели я ничего не смогу… Вернее, если человек влюбляется таким образом, разве это неизлечимо? Не считайте меня дурочкой. Не многие девушки моего возраста понимают что-нибудь в подобной любви.

Я хочу знать, что в этом случае можно сделать.

– Ну… – Хикс потер нос. Под их ногами весело журчал ручей. – Если вы хотите сказать, что мужчина превратился в досадную помеху и проблема заключается в том, чтобы избавиться от него…

– Да нет. Меня интересует, как заставить его остановиться.

– Иначе говоря, чтобы он перестал любить? Пристрелить его или выйти за него замуж.

– Похоже, помощи от вас не дождешься, – с горечью вырвалось у нее. – Цинизм в таких вещах не уместен. Я остановилась здесь не для того, чтобы расспрашивать вас об этом. Мне это и в голову не приходило, пока я вдруг не поняла, что почему-то сижу рядом с вами. Спросить об этом мне совершенно некого. Просто дичь какая-то. Два человека несчастны и страдают только потому, что одному из них пришла в голову нелепая мысль. Если это действительно так. Чаще мне кажется, что это просто животное влечение.

Хикс проворчал:

– Вот и скажите ему об этом.

– О чем – об этом?

– О животном влечении. Скажите ему все, что сможете придумать. Пробудите в нем ненависть к себе. В вашем возрасте еще очень живучи инстинкты жестокости. Покажите ему, на что вы способны.

Или наешьтесь чеснока… Впрочем, нет, это не пойдет – он тоже съест дольку и не заметит запаха.

Она попыталась сдержать смех, но все-таки сначала прыснула, а потом и расхохоталась. На мгновение ее хохот слился с журчанием ручья, потом она резко оборвала смех.

– Я не хотела смеяться, – с обидой сказала она, ее щеки пылали.

– Вы в порядке. Это лишь подтверждает то, что я сказал о вашей склонности к жестокости.

– Ничего это не подтверждает! Я не жестокая! Вот вы – другое дело! А сначала вы показались мне другим. Я подумала, что вы, умудренный жизнью, сможете помочь мне…

– Вы переоценили мои достоинства. – Хикс смотрел прямо на нее. – Мне тоже не чужды животные инстинкты. Чеснок я не люблю, но теперь понимаю, что в некоторых случаях он может пригодиться. Чисто теоретически, – торопливо уточнил он. – Во всяком случае, я уверен: ничто, кроме вашего собственного здравого смысла, не сможет вам помочь. Если вы хотите только, чтобы вам не досаждали, тогда это просто.

Но вы же думаете еще о счастье двух других людей, а это больше зависит от них самих. Нежели от вас. Я их не знаю, а вы знаете. Конечно, вы говорите о своей сестре, верно?

Хитер не ответила. Опершись локтями о колени, она наклонилась и, болтая ногами, уставилась отсутствующим взглядом на воду. Пышные вьющиеся волосы на шее почти сливались с кожей, так что трудно было определить, где эта поросль заканчивалась. Хикс раздумывал над этой оптической проблемой, когда она, не изменяя позы, вдруг спросила:

– Как она выглядит?

– Кто?

– Марта, моя сестра. Вы сказали, что видели ее в поезде.

– А… Выглядит она неплохо. Может быть, немного расстроена.

– Еще бы. – Хитер глубоко вздохнула и задержала дыхание. – Какая ужасная история – просто жуткая. Как бы мне хотелось ее проведать. Мы не виделись почти год.

– Неужели?

– Да. Очень давно. Она вышла замуж за Джорджа и уехала с ним во Францию. Он работал там корреспондентом от газеты «Диспетч». Когда нацисты вошли во Францию, им пришлось уехать. Они с трудом добрались до Лиссабона и там сели на корабль.

Несколько дней назад они вернулись. Я узнала об этом только в понедельник вечером, когда он… – Она замолчала, а через некоторое время заговорила вновь: – Она мне даже не позвонила. Я была бы счастлива увидеться с ней, и она тоже, я уверена, потому что мы любили друг друга крепче, чем обычно любят сестры. А теперь она здесь, ждет меня, а я сижу тут и с ужасом думаю о встрече с ней, потому что не знаю, как мне вести себя. Не знаю, что сказать ей… Представить никогда не могла, что буду страшиться встречи с ней, с Мартой… Ужасно, просто ужасно, что…

Она неожиданно выпрямилась и насторожилась.

До них долетел голос, точнее, крик мужчины? несколько приглушенный лесом.

– Похоже, кто-то зовет Марту, – высказал предположение Хикс.

Хитер поднялась на ноги:

– Не может быть… Это Джордж!

Она обошла Хикса, сошла с мостика и повернула на тропинку. Хикс тоже поднялся и пошел следом, обнаружив, что ему придется основательно поднажать, чтобы поспеть за ней. Когда он только вышел из леса, она уже отмахала треть луга, простиравшегося до самого дома. Оттуда раздался истошный крик:

– Доктора!.. Позовите доктора!..