– Вы преувеличиваете, – смеется Госька, быстро хватает бокал и опорожняет его до дна.

– Ну а меня насчет Томека даже не спрашивайте. Он сам меня бросил, и я до сегодняшнего дня не могу прийти в себя. – Уля, увы, кажется безгрешной, но тем не менее продолжает бессовестно кокетничать с моим мужем. Она пожирает его глазами и без конца вертится в кресле, желая со всех сторон продемонстрировать свои ноги в мини-юбке. – Мне даже пришлось сделать аборт, – добавляет она и этим признанием шокирует нас всех.

– То есть как это «пришлось»? – изумленно спрашиваю я.

– А зачем же я долгие годы училась, зубрила по ночам предметы? И добилась все-таки своего – поступила в вуз, причем в университет, а не в какую-то там частную академию! Неужели я шла на все эти жертвы зря? Неужели должна была перечеркнуть все это и посвятить себя материнству? Ты шутишь! – искренне возмущается она.

– Скажи мне только одно, – коварно подкалываю ее я, – что было раньше: Томек порвал с тобой или ты сделала аборт?

– А какое это имеет значение? – На этот раз она одним глотком осушает весь бокал.

Обстановка накаляется настолько, что уже никому ничего не хочется говорить. Девчонки поспешно уходят, даже не поцеловавшись с нами на прощание.

– Ну почему ты не хочешь ехать? Посмотрела бы, что там и как. – Ахмед снова уговаривает меня поехать в его страну. – Устроим себе долгий отпуск. Поедем в начале лета и останемся там до сентября, до тех пор когда Марысе нужно будет идти в школу. У нас полно времени! И тебя ведь никто насильно удерживать не станет!

Не знаю почему, но я боюсь. Прежде всего, наверное, боюсь его семьи. Что-то трудно поверить в их открытость и приветливость по отношению к другому миру, который, по их мнению, «загнивает». Стоит мне увидеть по телевидению передачу о дикарях с винтовками и гранатами, об этих безумцах, у которых фанатично горят глаза, – и я впадаю в панику. Но как мне объяснить свои страхи моему мужу-ливийцу, чтобы не сделать ему больно? Тогда наши отношения опять могут испортиться, а ведь сейчас у нас все хорошо, настолько хорошо, что мрачные эпизоды из прошлого кажутся лишь дурным сном.

– Скажи же что-нибудь! – настаивает он.

Из другой комнаты доносится счастливый визг Марыси, беззаботно играющей с моей матерью, которая рядом с ней тоже, кажется, впадает в детство. Ну почему я должна оставить этот маленький уютный дом, отречься от этого ощущения покоя и безопасности и отправиться на край света? Все время я боялась, что муж предложит мне навестить его семью, и одновременно ждала этого. Я ведь знала, что рано или поздно Ахмед захочет поехать на родину, показать родственникам жену и дочку.

– Доротка, ты меня слышишь? Где блуждают твои мысли?

– Не знаю, как тебе об этом сказать, – нерешительно начинаю я.

– Просто взять и сказать. Я ведь знаю, ты не умеешь лгать. – Он обнимает меня и нежно целует в шею. – В чем дело?

– Просто… я боюсь, – шепчу я.

– Но чего же, кошечка моя? – удивляется он и пристально смотрит на меня.

– Всего, всего! Страны, людей, а в первую очередь – твоих родственников! Как они примут меня? Быть может, я вовсе не понравлюсь им и они начнут подстрекать тебя… – пулеметной очередью выпаливаю я почти все свои опасения.

– Скажи-ка мне кое-что. – Чуть отодвинувшись, Ахмед серьезно смотрит мне в глаза. – Только одно скажи. Ты доверяешь своему мужу?

Впервые я вижу на лице Ахмеда такую напряженность и сосредоточенность. Мускул на его щеке нервно подрагивает, а рубец на шее, как всегда в таких ситуациях, становится темно-багровым.

– Глупый вопрос, – громко отвечаю я. – Ты же отлично знаешь, что да.

– Что – «да»? – продолжает настаивать он. – Скажи, что – «да»?

– Ты отлично знаешь, что я тебя люблю и доверяю тебе… – Нежно прижавшись к нему, я слышу биение его сердца.

Честно говоря, он еще не полностью вернул себе мое доверие. Я ведь помню тот скверный период, который мы пережили в начале нашей супружеской жизни, и непрестанно боюсь, что это все может вернуться. По крайней мере, там, в Ливии, нет спиртных напитков, клубов, пьяных дружков и размалеванных блондинок – всего того, из-за чего я порой не могу заснуть. Неплохо будет, если мне удастся окончательно обо всем этом забыть.

– Ладно, давай подумаем, когда мы поедем, – наконец говорю я.

– Да?! – вскакивая, обрадованно восклицает он. Как быстро меняется у него настроение! – Значит, я бронирую билеты и улаживаю все формальности. Нужно оформить загранпаспорт для малышки, а это может занять месяц. Но это ничего! – добавляет он, похлопывая себя по бедрам. – Насчет виз не беспокойся. Да ты вообще ни о чем не беспокойся!

– Погоди, до лета ведь еще куча времени! – говорю я, пораженная таким поворотом событий.

– Принцесса моя любимая, в Ливии уже лето. – Ахмед смеется и заключает меня в объятия.

Я чувствую себя так, будто из меня вышел весь воздух. Все, я дала согласие, вопрос решен, и назад дороги нет.

– Знаешь что, красавица моя? – говорит он своим приятным сексуальным голосом. – Давай-ка обновим твой гардероб. Ведь ты, в конце концов, – он делает паузу и выразительно смотрит на меня, – собираешься в да-а-альнюю дорогу. Купим тебе все новое, что только захочешь! Начиная с трусиков и заканчивая шляпками.

– Ты шутишь?

– Конечно же нет!

– Ну что ж, неплохое предложение.

…И все же, несмотря на перспективу больших перемен и множества покупок, в моем сердце тлеет искорка тревоги. Боюсь, нескоро это чувство оставит меня. Боюсь, оно еще сильнее схватит меня за горло в момент нашего приземления в Ливии. И в минуту приветствия. И в первую ночь. И во вторую. И… мне уже хочется домой, хоть я еще никуда и не отправилась.

Самолет, которым мы летим, – большой, комфортабельный, не гудит и не подбрасывает. Он благополучно поднялся в небо, и я надеюсь, что приземление будет таким же беспроблемным. Стюардессы, трудолюбивые пчелки, всячески обхаживают пассажиров, и неудивительно – это ведь бизнес-класс. Должна признать, Ахмед знает, что делает.

– В последний раз я задаю тебе этот глупый вопрос, – говорю я с дурацкой нервной улыбкой. – Ты и вправду думаешь, что все идет по плану?

– Принцесса моя, максимум через полчасика мы уже будем на земле. Самолеты ведь практически не опаздывают. Вот, мы уже начинаем готовиться к посадке. – Ахмед наклоняется к маленькому круглому окошку и успокаивающе поглаживает мою руку. – А потом мы сядем в машину и помчим домой, – мечтательно произносит он.

– А почему мы не летим непосредственно в Триполи? – наивно спрашиваю я. – Ведь так было бы удобнее.

– На нас наложили эмбарго – ты что, не слышала? Ничего не знаешь? – слегка пренебрежительно отвечает он.

– Но я думала, что санкции касаются только торговли и политических отношений, а не полетов.

– Нет, они наложили лапу на все, что только можно. Травят всю нацию – поносят, клевещут, бездоказательно обвиняют, – гневно говорит Ахмед, и глаза его злобно сверкают.

– То есть как это? Локерби[5] – это вымышленная история? И берлинская дискотека[6] тоже? Это все политические интриги? – спрашиваю я. Мне трудно в это поверить, поскольку я читала обо всех этих происшествиях в серьезных источниках.

– Ух ты, умница выискалась! – Ахмед уже не скрывает злости. – Ну ничего, ливийский народ все равно выживет, – заявляет он, и я впервые убеждаюсь, как сильны в нем патриотические чувства.

Отворачиваюсь к окну, а про себя делаю вывод: эту тему затрагивать не следует.

Металлическая громадина «боинга» прорывается сквозь слои туч, и я наконец вижу внизу долгожданный кусочек суши, маленький островок.

Мы кружим над морем, на котором уже удается различить плывущие миниатюрные яхты и пароходы, а затем – бирюзовую полосу прибрежных вод, светлые песчаные пляжи и оранжевые просторы земли.