– Вот, поглядите-ка! – восхищенно кричу я Ахмеду и маме. – Такой корсетик не только на свадьбу, но и на выпускной экзамен подойдет! То, что нужно!
Я прикусываю язык, но, как всегда, слишком поздно. Продавщицы посмеиваются в кулак, а мама заливается густым румянцем.
– Ох, Доротка, Доротка, – стыдясь, причитает она.
Нам удается купить абсолютно все в одном месте – начиная с платья невесты и костюма жениха и заканчивая приглашениями и декором для свадебного стола. Через два часа мы выходим, нагруженные покупками. Оставляем пакеты в машине Ахмеда и в отличном настроении отправляемся гулять по городу. Какой же замечательный все-таки у меня жених! Зная, что у мамы нет денег на элегантный туалет, он тащит нас в бутик и покупает ей шикарный костюм, а к нему, разумеется, туфли и сумочку.
– Не надо было, Ахмед, правда, не надо. – Маме неловко, но я вижу, что она довольна.
Я так счастлива!..
– Ахмед, Ахмед! – вдруг кто-то кричит прямо за нашей спиной.
Ахмед вздрагивает, но идет дальше, не замедляя шага.
– Ахмед, чтоб тебе пусто было, ты что, приятелей не узнаешь?! – Смуглокожий франт преграждает нам путь. – Как же так? Сколько лет, сколько зим! Куда ты подевался? – Похлопав Ахмеда по спине, он бросается ему в объятия.
– Ахлян, ахлян уа сахлян. – Обменявшись любезными приветствиями, они начинают забрасывать друг друга вопросами.
– А кто эта красивая блондинка, твоя спутница? – Незнакомый мне субъект в конце концов обращает на меня внимание.
– Это моя невеста, – поясняет Ахмед, почему-то потупив взгляд в землю.
– Тания? Везет же тебе, Ахмед! – Мужчина восторженно хлопает себя по бедрам.
– Нет, не Таня, а Дорота, – вмешиваюсь я, чувствуя какое-то беспокойство.
В эту минуту они оба разражаются безудержным смехом, хотя я не вижу в ситуации ничего забавного.
– Это такое арабское словечко, а вовсе не женское имя, – объясняет мне Ахмед. – Познакомься, это Махди. Когда мы с ним только-только приехали в Польшу, старались держаться вместе. Давно это было.
– Ну, не так уж и давно, – возражает тот и целует мне руку.
– Но что означает это словечко? – не могу успокоиться я.
– Что? Какое именно? – Похоже, сегодня Ахмеду не хочется быть переводчиком. – Это зависит от сочетания с другими словами… Знаешь, арабский – довольно сложный язык.
– Надо бы пообщаться, вспомнить старые дела. – Махди вновь хлопает его по спине. – А может, прямо сейчас куда-нибудь зайдем, посидим?
– Прости, у нас другие планы, – уклоняется Ахмед и добавляет напоследок: – Марра тания.
Мы в молчании движемся дальше. Идем обедать в модный ресторан в центре города. Но мое хорошее настроение почему-то испарилось, и в голове начинают роиться какие-то дурные мысли.
– А что означает по-арабски марра? – спрашиваю я, когда подают изысканное второе блюдо, которое, впрочем, застревает у меня в горле.
– У этого слова много значений, но в основном оно переводится как «раз».
– Тогда что означает марра тания? – продолжаю выпытывать, стараясь усыпить его бдительность.
– Ах ты хитрюга, хочешь изучать арабский? – довольно говорит он. – Марра тания – это значит «в следующий раз».
– Итак, тания – это «следующий» или «следующая»? – Я презрительно гляжу на него, а он только сейчас осознает, к чему я учинила этот допрос. Ловко же я его провела!
– Доротка… – Он кротко склоняется ко мне.
Мама поджимает губы и под столом больно наступает мне на ногу, и это, без сомнения, означает: «Молчи, идиотка!»
– Ну что ж… – Я взмахиваю рукой, довольная собственной сметливостью. – Мы ведь не будем жить прошлым, что было, то сплыло, не так ли?
– Мама, я вас прошу, – весьма серьезно и решительно говорит Ахмед. – На это я не соглашусь, даже не уговаривайте.
– Но… – не сдается мама.
– Это дискуссии не подлежит. В этом вопросе на уступки не рассчитывайте.
– Всего несколько бутылочек… это ведь не грех!
– Мама! – вмешиваюсь я, видя, что они друг друга не поймут. – Это наша свадьба. Очень тебя прошу, откажись от этой мысли. Ахмед этого не хочет, я его полностью поддерживаю – значит, решено.
– Но ведь это польская свадьба! – восклицает мать. – Перед людьми-то стыдно! Таковы традиции, а ведь ты, Ахмед, говорил, что для вас традиции святы, – напоминает она, хватаясь за последнюю надежду.
– Уважаемая мама, – Ахмед приподнимает брови, дивясь ее хитрости, – если ваши обычаи велят вам на свадьбах надираться в стельку, то я, с вашего позволения, терпеть этого не стану.
– Но…
– Ладно, я куплю хорошее белое и красное вино. Будет и шампанское. Но никакой водки! Здесь я стою на своем и не отступлюсь.
Мать уходит в кухню и там гремит кастрюлями. Ей хочется продемонстрировать нам свое неудовольствие, но прежде всего – выплеснуть злость. Что-то идет не так, как она хотела, с чем-то мы не соглашаемся, и осознание этого для нее нестерпимо. Я знаю, что не стоит верить этой уступчивости, кротости и великодушию, которые она проявляет в последнее время. Я хорошо изучила ее характер. Ей всегда нужно настоять на своем, поэтому спорить с ней и доказывать свою правоту бесполезно: только и делай, что выполняй ее распоряжения. Сейчас она поставила перед собой цель – выдать меня замуж хоть за кого-нибудь – и ради этой цели на время спрятала свои коготки. Осталось только проглотить последние наши капризы, наше своеволие – но зато потом… Что-то мне уже страшновато.
Перед церемонией бракосочетания я волнуюсь сильнее, чем перед экзаменом на аттестат зрелости. Экзамен прошел гладко, без стресса. Мне не важны были оценки – я ведь не собираюсь поступать в вуз и продолжать учебу; мне нужно было просто сдать этот экзамен, что мне и удалось. Проскочила побыстрее – и ладно. А вот свадебное торжество мне бы хотелось запомнить надолго. Оно должно быть безупречным.
Погода в день свадьбы ясная и солнечная – лето в этом году пришло в мае. Уже с утра на дворе двадцать пять градусов, и с каждым часом становится все теплее. Небо чистое и голубое, не дует даже легчайший ветерок. Но мама с самого утра ходит насупленная. Она надеется, что Ахмед, увидев ее недовольство, наконец смягчится. Но он не обращает на ее поведение никакого внимания – он занят мной и нашими друзьями, которые заранее пришли к нам домой, чтобы помочь с последними приготовлениями. Не знаю, как так вышло, но приглашенных оказалось больше двадцати; это самый пышный прием, который мы с мамой когда-либо устраивали.
Вдруг раздается звонок в дверь. Мы удивленно осматриваемся: вроде никого уже не ждем. Маленькая квартирка и так трещит по швам от количества гостей; трудно разминуться, проходя из гостиной в мою комнату, кухню или ванную.
Ахмед открывает дверь.
– Я не помешаю?
Высокий мужчина средних лет в темном костюме с белой гвоздикой на лацкане неуверенно переминается с ноги на ногу.
– Вы к кому? – удивленно спрашивает Ахмед и оглядывается, желая услышать от кого-нибудь подсказку; но все заняты и не замечают его замешательства.
– К Дороте, – робко отвечает гость.
– Жених, что ли? – шутит Ахмед, но заметно, что он обеспокоен.
– Нет, думаю, жених – это ты. А я всего лишь ее отец, – грустно улыбается пришедший.
– Прошу прощения, заходите, пожалуйста. – Ахмед делает приглашающий жест. – Мне ваше лицо показалось знакомым, но я не мог понять, кого вы мне напоминаете. Теперь понимаю. Дорота на вас похожа.
– Похожа? Не знаю. Мы с ней давно не виделись.
– Ты что здесь делаешь? – Я метнула разъяренный взгляд на человека, который оставил мою мать и бросил меня, будто маленького бедного щенка.
– Доротка! – с упреком шепчет Ахмед.
– Надо же, ты приперся именно сегодня, чтобы испортить самый главный день в моей жизни! – Я стою в белом платье из тюля и ору, словно цветочница на базаре.
– Это я его пригласила. – Мать проталкивается сквозь толпу гостей и становится между нами. – Ты говорила, что согласна.