Я выезжаю на нашу улицу, миную отрезок пути до шлагбаума и выхожу на проспект. Моих пассажиров мягко подбрасывает, они перекидываются игривыми смешками, а около остановки, вылезая, так и сыпят благодарности. И что они в самом деле? Подумаешь — подкинул с километр!
— Пустяки, — говорю, — всегда к вашим услугам.
За это добавление они и цепляются. Заходят по вечерам, то одного надо выручить — свозить в магазин, то другому отвезти какие-то тяжести. Да и почему людям не помочь, если это в твоих силах?! Мы все друг другу должны помогать, я так считаю.
Ну, а на работе ко мне, естественно, первый вопрос:
— Ты на тачке? Ты на руле? Дорогой, не откажи, завези после работы туда-то. Позарез надо.
И я завожу. А потом спешу на свое загородное шоссе. Без него мне никак не обойтись. Иначе приду домой разбитый и злой. А так погоняю там часик, и, как уже говорил, к финишу, к дому то есть, подкатываю прямо помолодевшим.
Я люблю вечерние улицы. Они не раскаленные и не холодные, а теплые — то, что надо! Ездить по холодным ночным улицам — хорошего мало. Как-то слишком уж пустынно. Гулкие ночные улицы наводят тоску, и чувствуешь себя одиноко. Особенно в ветреную погоду — кажется едешь в вытяжной трубе. Другое дело — вечерние улицы после хорошего солнечного дня. По ним будто плывешь в теплой реке; они как легкая печаль после праздника. Движение уже спокойное, вдоль дороги настоящие смотрины: в освещенных окнах домашние сценки, на тротуарах гуляющие…
В выходные дни у меня нет отбоя от желающих попользоваться Осликом. Я-то что, и трудяга Ослик не против, но вот жена частенько высказывает недовольство по этому поводу. Вообще-то Цветанка домоседка, но по субботам ей непременно надо куда-то поехать.
— Хватит быть извозчиком, — говорит мне. — И так каждый день возвращаешься неизвестно когда. Пора и о семье подумать. Надо отвезти белье в прачечную и обувь в мастерскую, и твоей маме продукты, и к приятельнице меня свози, давно ее не видела.
Я согласно киваю и, ради мира в семье, на весь день становлюсь ее личным шофером.
Иногда мы всей семьей выезжаем к тетке Цветаны в деревню (она теперь там живет безвылазно). На природе я даю своим сыновьям уроки вождения машины. К сожалению, они не проявляют к технике особого интереса и водят машину просто так, от нечего делать. Видимо, им уже намозолили глаза всевозможные запчасти, которыми заполнена наша квартира, и надоели мои постоянные разговоры про автодело. А скорее всего, им просто не передалась моя страсть. Старший сын поглощен поисками „самого себя“, хватается то за географию, то за историю. Его увлечения меняются чуть ли не ежедневно. А младшему жена уготовила специальность пианиста и с первого класса водит мальчишку в музыкальную школу. Говорит „способный, в меня“. В нее то есть. А мой, значит, талант в автоделе — чепухенция.
Короче, мне ясно — ребята не пойдут по моим стопам. Жена говорит, у них аллергия на железки, что в свое время все нормальные отцы покупали сыновьям игрушки, а я притаскивал шестеренки и гайки. Наверно, она права, но что в этом плохого? Я их приучал к технике, делал из них настоящих мужчин, а она только и знала слащавое сюсюканье, хотя передо мной в те дни так и выказывала смирение. Подозрительное смирение. Тогда-то мне было невдомек, это я теперь задним числом понимаю, что в душе она смеялась над моими потугами. Ох уж этот хитрый женский пол!
В общем, она перетянула сыновей на свою сторону, но я рассуждаю, если уж в человеке что-то засело, это трудно вытравить. Почему и считаю, что сыновьям просто-напросто от меня ничего не передалось. Обидно, конечно, что некому передать мой опыт, что вместе со мной умрут бесценные знания, что сыновьям начхать на то, чему ты отдал всю жизнь. А я думаю, каждую работу можно считать священной, если вкладываешь в нее душу — ну, если просто не можешь без нее. Да, что там говорить! Только расстраиваться. Вот почему иногда и домой идти не хочется. Ослик, молодчина, это чувствует, начинает артачиться, пробуксовывает, чихает, а потом сам, без моей воли, сходит с дистанции и выходит на Булакскую набережную и легко так, словно ему прибавили пару лошадок или подгоняет попутный ветерок, бежит в сторону вокзала. Там живет Елена Алексеевна.
Трудно объяснить наши отношения. Многие не верят, а у нас нет никакого романа, честное слово. Нам просто хорошо друг с другом. Елена Алексеевна химичка в техникуме, где учится мой сын. По словам сына, она — лучший преподаватель; до тонкостей знает предмет, водит ребят на экскурсии, занимается дома с желающими поступить в институт, но главное, не одергивает ребят и не заигрывает с ними и дает возможность высказаться.
— …Она умеет выслушать, понять, — говорит сын. — А уж про химию знает все. У нее дома даже попугай знает таблицу Менделеева.
Впервые я увидел ее на родительском собрании. Она полная противоположность моей жены. Тонкая, с темными глазами, на губах мечтательная улыбка. Весь ее вид как бы хранит воспоминания о лучших днях. Она ходила по классу и говорила о вечной проблеме: отцы — дети. Походка у нее неторопливая, немного усталая. Говорила она спокойным, ровным голосом, и во всем, что она говорила, была глубокая правдивость.
Второй раз мы встретились на вечере учащихся, и она высказала несколько похвал в адрес моего сына.
— Они, мои сыновья, ребята ничего, — сказал я, — но могли бы быть и получше.
— Будьте снисходительны к юношам, — проронила она и замечательно улыбнулась.
В тот день была дурацкая погода. Какая-то промозглая сырость. С утра сыпал дождь. После вечера и ребята, и родители куда-то разбежались, и на выходе мы очутились вдвоем. Я полюбопытствовал, где она живет, и предложил подвезти до дома.
— Не хочу быть вам в тягость, — учтиво ответила она.
— Да что вы! Я всех подвожу, — заявил я. — Садитесь, чего там!
Она нерешительно пошла к машине. Путь до вокзала не ближний, и пока мы ехали, успели неплохо познакомиться.
Елене Алексеевне тридцать пять лет. Она разведенная, бездетная. Но, несмотря на не сложившуюся личную жизнь, сохранила легкий характер. Не успела сесть в машину, как посыпала восторги:
— Какая у вас ухоженная машина. И какая комфортная, даже радиоприемник есть. Как приятно ехать в машине во время дождя. Все мокнут, а здесь сухо, тепло, музыка играет. Маленький уютный мирок со своим электричеством и радио. Никогда не думала, что мне так понравится ездить в машине под дождем…
— Как только еще будет дождь, располагайте мной, — с бравым видом возвестил я и добавил: — И не только в дождь.
От этого добавления Елена Алексеевна робко сжалась, точно зверек в минуту опасности. А зря. Я не строил никаких планов — просто хотел общения, понимания.
— У человека наболело, — приблизительно так и завел я разговор.
Она почувствовала, что мне трудно произнести то, что хочется, и пришла на помощь:
— Вам просто хочется поговорить по душам, ведь так?
Я облегченно кивнул.
— Представляете, иногда не знаю, куда себя деть.
— Не выдумывайте! — она мягко остановила меня. — У вас хорошие сыновья. Наверняка замечательная жена, есть друзья. И потом, вы говорили, что уже много лет связаны с автомашинами и любите свою работу, а по-моему, оптимизм для автолюбителя — непременное качество. Я не права?
Разве с ней можно было не согласиться. Мы уже подъехали к ее дому, и я сказал напрямик:
— Давайте будем друзьями.
— Давайте, — помедлив, ответила она и потупилась.
— Может, отметим начало дружбы? Пригласите меня на чашку чая. Все-таки я немного продрог, — я говорил без всяких хитростей.
— Но уже поздно. Как к этому отнесется ваша жена?
— Что ж здесь особенного? Я и позднее возвращался. Попьем чайку, поговорим, и я поеду. Да и зачем откладывать интересную беседу, если вы, конечно, не слишком устали… В моем возрасте ничего откладывать нельзя — будущего может и не быть.
— Фу! Вы все-таки неисправимый пессимист. И как вы занимаетесь автомобилями, не понимаю! Перестаньте, пожалуйста! Пойдемте лучше пить чай, и я покажу вам проспекты для туристов. Я думаю, они вас заинтересуют.
