— Mission accomplished, — еще, помнится, сказал я, улыбнулся и заглушил мотор.
***
Светлана взяла на себя оформление формальностей, я — обязанности докера в порту назначения. Нам выделили люкс на втором этаже, он оказался на уровне, две смежные комнаты, цветной телевизор и душ. Балкон радовал глаз, окна выходили на море, оно было буквально — рукой подать. Корпуса «Морского бриза» вытянулись вдоль линии прибоя, при этом утопая в буйной зелени старинного, разбитого еще при царях парка. С тыла подступали скалистые утесы, кое-где поросшие колючим, как металлическая стружка кустарником.
Девочки отправились на обед, я отказался, влез под душ, открыл прохладную воду, направил рассекатель на макушку и простоял под напором с полчаса, пока Света с Юлькой не вернулись с несколькими прихваченными из столовой тарелками.
— До вечера обязательно проголодаешься, — сказала жена, на скорую руку сервируя прикроватную тумбу. — Даже не рассчитывай, что я позволю тебе покупать на пляже всякую дрянь.
— Не рассчитываю… — ухмыляясь, я присел рядышком, потянул носом. Прохладная вода забрала с собой часть усталости, разбудила аппетит, не волчий, наоборот, приятный. Вооружившись вилкой, подцепил парочку практически непереваренных макарон, обмакнул в подливу, на поверку, оказавшуюся бесподобной. Уже работая челюстями, заметил, жена слегка взволнована. Не так, чтобы очень, немного. Прожевав, спросил, что такого стряслось. Вместо ответа Светлана шагнула к телевизору, по пути высматривая пульт. Пока одна тошнотворная реклама на ожившем экране сменяла другую, успел сообразить: раз жена ищет новостной канал, значит, дело явно не в том, что в столовой за нами закрепили какой-то неудачный столик, скажем, у прохода, где вечно гуляют сквозняки. Светлану расстроили какие-то новости, но, разве сегодня они бывают радостными? То аварии на дорогах, то пожары, то массовые отравления детворы в садиках и яслях, то гуманитарные прививки, от которых валятся с ног целыми классами. Что случилось на этот раз? Нас давно отучили от добрых новостей, дурные же мы приспособились фильтровать: не затрагивают персонально, и на том спасибо.
Потерпев фиаско с телевизором, Светлана обесточила прибор. Я испытал облегчение. Признаться, был бы рад вообще отключиться от так называемого информационного пространства, хотя бы на неделю — другую. Сообщил ей об этом. Света передернула плечами. Я понял, ей не терпится поделиться.
— Соседи по столику рассказали, в окрестностях Севастополя были серьезные беспорядки…
— Беспорядки? — вяло переспросил я, нанизывая очередную порцию макарон, и думая о том, что тоталитарные времена, при которых перевернутые автомобили, битые витрины, слезоточивый газ и мелькающие по воздуху резиновые дубинки встречались исключительно в «Международной панораме», канули в лету.
— Говорят, татары хотели какую-то свою очередную землю отобрать, где, то ли их старое кладбище находится, то ли еще что-то такое. А там сейчас — объект Черноморского флота. Радиолокационная станция, кажется. Ну и…
— Бывает, — буркнул я с набитым ртом, полагая, сегодня сам черт не разберет, где защита национальных святынь, а где — обыкновенное рейдерство под ее прикрытием. Битва за квадратные метры земли, на каждом из которых — заманчивый ценник. А что сегодня важнее ценников? Разве только политика, самый ликвидный отечественный бизнес.
— Много народу пострадало, — продолжала Светлана с таким виноватым видом, словно ей стало стыдно за соотечественников, что намяли друг другу бока. Или, что в наш первый день на море сообщает мне вести, без которых я мог и обойтись.
Отставив полупустую тарелку, я чмокнул жену в щеку, посоветовав выкинуть все это из головы. В конце концов, мы ведь приехали отдыхать, а не участвовать в круглых столах, и, уж тем паче, в потасовках. Прошагал к Юльке, вывалившей на кровать гору привезенных из дому игрушек. Потрепал по волосам. Предложил девчонкам сходить на пляж, пока уже заждавшееся нас море не разволновалось, с него станется.
— Дома еще успеем насидеться, январскими вечерами…
Никто не стал возражать.
***
Море оказалось холодным до икоты, зато вода была кристальной, как слеза. Пока дочка копошилась на мелководье под присмотром жены, я заплыл до буйков, наслаждаясь могучим и одновременно плавным покачиванием миллионов тонн соленой воды, участником которого стал. Затем, держась за буек, полюбовался горами. Они высились на заднем плане отвесной стеной. Клонящееся к горизонту Солнце, не ленясь, тщательно прорисовывало мельчайшие детали, отчего вся панорама будто вышла из-под кисти великого художника. С севера, из-за обветренных зубатых пиков, набегали облака, белоснежные сверху, тронутые фиолетом у подбрюший. Спустившись ниже, разглядел крошечную фигурку жены, поплыл к ней, размашисто работая руками.
Светлана поджидала на берегу с полотенцем. В белом лифчике от купальника и шортах, изготовленных из купленных в second hand джинсов, она смотрелась восхитительно. Пока я был в воде, стало ветренее, на море появились мелкие барашки. После того, как Юлька еще разок окунулась, мы сочли за лучшее покинуть пляж, хоть жена и растерла ее хорошенько, игнорируя протестующие вопли.
— Вон уже, губы синие! — прикрикнула Светлана. Юльке пришлось подчиниться. И мне тоже. Акклиматизация — дело серьезное.
— Здорово? — спросила жена, когда мы поднялись в парк. Вечерело. Волшебный запах можжевеловых зарослей щекотал ноздри. Кипарисы отбрасывали длинные ломаные тени. Из распахнутых окон столовой неподалеку доносился многоголосый перезвон посуды. Нам как раз накрывали на ужин.
— Не то слово, — согласился я, и, ей Богу, не врал. Что есть счастье? Как это описать?
***
Шесть дней пролетели как одно мгновение. С отпуском всегда так — световой день кажется бесконечным, а истекает, будто щепотка песка через воронку стеклянных часов. О беспорядках в окрестностях Севастополя, взбудораживших жену по приезде, никто из нас больше не слышал, и не вспоминал. Телевизор, по взаимной договоренности, не включали, радиоточкой не пользовались, к разговорам соседей по столовой не прислушивались. Но, это не защитило нас. Юрий Максимович, мой неугомонный и вездесущий шеф, вспомнил обо мне на седьмой день. Позвонил утром около десяти на мобильный, благополучно онемевший почти на неделю. Мы как раз заглянули в номер после завтрака, Юлька забыла свои надувные нарукавники, Света — солнцезащитные очки и панаму. Оставив в углу кулек с подстилкой (шезлонгов в «Морском бризе» было гораздо меньше отдыхающих, по одному на десяток, как винтовок Мосина в сорок первом году), я потянулся к прикроватной тумбе, откуда надрывался телефон, моя раскладная Motorola. Не удивился, взглянув на дисплей и узнав номер шефа, знал ведь, что так и будет. Мы сухо поздоровались. Шеф осведомился, как у нас дела, я, не удержавшись, съязвил, сказал, что, мол, недавно были ничего. Оставив мой сарказм без внимания, Юрий Максимович перешел к делу, заявив, что я понадоблюсь ему к понедельнику. Я сказал, хорошо, хоть ничего хорошего, по понятным причинам, не видел.
— Кто это? — спросила Света, когда я нажал клавишу отбоя.
— А ты как думаешь?! — я разозлился. Раздражение было не по адресу. Лицо жены осунулось, она все поняла по моим глазам. Не стала, как я ожидал, корить меня, что подвел ее в сто первый раз, со своей дурацкой работой, не сказала, что у других мол, детей отцы как отцы, уделяют внимание чадам, хотя бы в отпуске. Просто спросила, поникнув:
— Когда ты едешь?
Была суббота, первое августа.
— В понедельник я должен быть в офисе.
— То есть, завтра?
Я покачал головой.
— Сегодня вечером, когда Юлька уснет.
Она была готова расплакаться и отвернулась, чтобы я не увидел слез. Я попытался обнять жену, но она высвободилась. Суббота была испорчена с самого утра.
Мы сходили на море. Я немного поплавал с Юлькой, покатал ее на спине. Отовсюду неслись веселые крики и смех, но мы были — атоллом молчания. Высоко в небе летали парашютисты, влекомые катерами, я подумал, что напоминаю одного из них, меня тоже влекло, и я не мог с этим ничего поделать.
