— Мы, безусловно, выясним, кто вы в ходе следствия, — заверил молодчика Терещенко.

— В жопу себе заткнешь свое следствие, козел! — ощерился Альбинос.

Новиков, мрачнее тучи, обыскал его на скорую руку, отобрал новенькую, с иголочки «Берету», хмыкнув, выудил из кармана задержанного разрешение на ношение оружия, развернул, и съежился под своими микроскопическими погонами прапорщика, разобрав подпись первого заместителя министра внутренних дел.

— Проникся, даун?! — самодовольно спросил Альбинос. Новиков оглянулся на Терещенко за поддержкой.

— Закон для всех един, — без особой уверенности, но, и без пафоса, молвил заместитель Калиновского прокурора.

— Ага, — не стал спорить Альбинос, — и, по нему клоуны, вроде тебя, в прокурорах не задерживаются.

— Черт знает, каким отморозкам в Киеве бумажки продают, — сказал, обращаясь к Новикову, Терещенко.

Разобравшись с Альбиносом, прапорщик напустился на его дружков гопников:

— А вам, баранам, что отдельное приглашение требуется?!

Сдавленно матерясь, гопники, в свою очередь, разоружились. В результате у левого переднего колеса «Уазика» выросла небольшая, но внушающая трепет куча оружия, словно капитулировала маленькая армия. Новиков изъял у преступников потрепанный, но вполне дееспособный наган времен Гражданской войны, новенький газовик австрийского производства, электрошокер, судя по размеру, способный поджарить и слона, мачете и гимнастическую биту, представляющую собой компактную разновидность бейсбольной. Оружие ничуть не походило на табельное. Спутники Кузьмука вряд ли имели отношение к МВД. Скептически оглядев добытые трофеи, прапорщик язвительно осведомился у капитана, уж не народные ли дружинники пожаловали с ним на пустошь?

— А хоть бы и внештатники, Серый? — осклабился капитан Кузьмук.

— Сам вооружал?

Кузьмук витиевато выматерился.

— Интересные предметы, — протянул прапорщик, наступая на гопов. — Вы, хлопцы, случайно, не на войну собрались?!

— Не твоего ума дело, Серый! — прорычал Кузьмук.

— Может, и не моего, — согласился Новиков. — Разрешение на револьвер имеется?

— А он холостыми заряжен, — вякнул один из гопов.

— Холостыми, видать, ваши папаши ваших мамаш заряжали, когда вас, бычье дурное, делали! — фыркнул прапорщик. — Ладно, о чем с вами, баранами безрогими разговаривать? Кругом шагом марш и давайте, грузитесь в машину, через заднюю дверь. Ну, слева по одному, живо!

Капитан Кузьмук попытался бузить, однако, Новиков мигом поставил его на место. Теперь, с двумя пистолетами Макарова в руках, он смотрелся немного несуразной, но вполне убедительной отечественной вариацией героев Клинта Иствуда из старых голливудских вестернов. Сообразив, что с коллегой каши не сваришь, милицейский капитан переключился на заместителя районного прокурора. Было видно, возвращаться в Калиновку в качестве задержанного ему, мягко говоря, неохота. Оставалось гадать, чего он больше боится, ответственности перед законом, которым его пытался пугать Терещенко, или своих хозяев, которым этот самый закон, по традиции, не писан. Лично я склонялся к хозяевам, из законов у нас в ходу лишь открытый Ньютоном — Всемирного тяготения.

— Неудобная ситуация получается, Станислав Казимирович, — заявил Кузьмук. Ему довелось обернуться, Новиков погонял его к двери в отсек, который в просторечии зовут «кенгурятником». — Нас сюда Павел Иванович отправил, с поручением. А вы на нас Новикова своего, пришибленного мешком, натравили. Павел Иваныч вам спасибо за такие дела не скажет. Не верите мне, возьмите трубочку, сами позвоните шефу.

— Я, пожалуй, сделаю ему сюрприз… — холодно откликнулся Терещенко. До меня внезапно дошел смысл фразы, на которую он отвечал. Раз речь зашла о шефе, значит, Павел Иванович, упомянутый офицером-оборотнем, был районным прокурором?

Кузьмук вернулся к Новикову:

— Ты, Серый, даже не по тонкому льду ходишь! Ты, бхххх, хоть о пацанах своих несовершеннолетних подумай, что с ними будет?! Им же тут жить после того, как тебя в овраге каком упокоят.

— Я только и думаю о том, как им тут жить предстоит, — стиснул зубы Новиков. — Двигай, гнида, шевели копытами!

— Мудак ты…

— Жизнь покажет, кто из нас мудак.

— Да, у тебя той жизни осталось — ххх да ни ххх! — сказал чей-то чужой, насмешливый голос. Я еще удивился, кому в создавшихся обстоятельствах, пришло на ум шутить. Вряд ли гопам, вид у них был потерянный, что же до Альбиноса, то он держал рот на запоре.

— И пукалки свои опусти, — скомандовал тот же голос. — А, то, неровен час, помрешь, бхххх, даже быстрее, чем думаешь.

Только тут я сообразил, голос доносится из «Уазика», куда никто из нас так и не удосужился заглянуть. Впрочем, изменило бы это хотя бы что-то? Или просто ускорило развязку? Так мы к ней и без того подошли. Послышался скрип сидений, в опущенном стекле показался куцый ствол милицейской разновидности автомата Калашникова.

— Вася, ты че, дрых, бхххх?! — немедленно ожил Альбинос.

— Тащился, — самодовольно изрек невидимый обладатель автомата. — Оценивал, как вы, пацаны, дуетесь в штаны перед этим сморчком. Красиво вышло, сказать не ххх.

Альбинос вспыхнул настолько, насколько позволила напрочь лишенная пигментации кожа.

— Вася, по-твоему, это было смешно?!

— Оххххх, как.

— За такое ехххх бьют, Вася!

— Может, попробуєш набить?

Альбинос смолчал, хоть, ярость и переповняла его до краев.

— Тогда, притихни, — донеслось из салона «Уазика». В голосе так и сквозило самодовольство. — А вы, чего встали, недоумки?! — теперь его обладатель обращался к гопам. — Вольно. Грабли разрешаю опустить! — невидимый автоматчик хихикнул. Бандиты, которых прапорщик продолжал держать под прицелом, разом пришли в движение. Капитан Кузьмук потер руки, протянул правую ладонь к Новикову:

— Давай сюда стволы, недоумок.

Но, прапорщик не реагировал. Думаю, он не хуже остальных понимал — продолжения в отношении нас четверых, включая водителя Степу, не предвидится, вторая серия снята с эфира режиссером, которого бандиты звали Павлом Ивановичем, а значит, капитулировать бессмысленно, ведь все равно — убьют.

— Эй?! — крикнул Кузьмук, сообразив, что произойдет в следующие доли секунды. Но, гангстеры, Альбинос и его невидимый оппонент из машины, снова начали препираться. Вспыхнувшая между ними ссора подарила Новикову несколько лишних мгновений. Он надавил курки. Стволы обоих пистолетов, которые он сжимал, полыхнули. Первая же пуля, выпущенная прапорщиком, поразила капитана Кузьмука в плечо, заставив провернуться вокруг своей оси, отбросила. Вторая сразила наповал одного из гопов, третья пролетела мимо. Пистолет в левой руке Новиков использовал, чтобы достать автоматчика, все еще прятавшегося в «Уазике», но, обыкновенных милиционеров не обучают искусству стрельбы по-македонски, о котором я читал в какой-то старой книге о чекистах. И, все же, в борту «Уазика» появилось несколько дыр, прежде чем из салона застучал автомат. Пули полетели роем, жужжа, как разъяренные пчелы. Все закончилось в один миг. Терещенко погиб на месте, ему прошило шею и грудь. Участь шефа разделил его верный водитель Степа. Прапорщик в продранном во множестве мест мундире, не выпуская пистолетов, тяжело осел на колени и, лишь затем, повалился на бок. Я остался стоять, не понимая, почему еще дышу.

— Чудо, бхххх, да?! — оскалился племянник Огнемета, толкая пассажирскую дверь и держа дымящий автомат одной рукой. — Это, бхххх, потому, что тебе, пхххх ты гнойный, никто не даст так легко отделаться, понял? — Преодолев несколько метров, разделявших нас, он ударил меня ногой в живот. Я растянулся на земле, в луже крови, что уже успела набежать из-под Терещенко.

— Помогите мне подняться, — позвал откуда-то издали Кузьмук. — Эй, вы слышите, чего говорю?!

— Подождешь, — отмахнулся племянник Огнемета и, встав над Новиковым, добил прапорщика выстрелом в голову.

***

В первый час или полтора, пока они били меня с короткими перерывами, я не мог взять в толк, с какой целью мне сохранили жизнь, если, конечно, не считать роль боксерской груши, которую мне довелось играть. Слов нет, когда вас лупят, практически без передышки, размышлять о подобных тонкостях не с руки, и, тем не менее. Я вот что хочу сказать — ни племянник Огнемета, ни его высокопоставленный дружок Альбинос, помощник нардепа и все такое, похоже, не получали ровно никакого удовольствия, истязая меня. Они работали ногами и кулаками с такими сосредоточенно мрачными физиономиями, будто были конкурентами бригады ударников Алексея Стаханова, для которых побить всесоюзный рекорд — единственный шанс избежать длительного лагерного срока. Готов допустить, их хорошему настроению мешали наркотики — оба вынюхали по щепотке белесой дури. А может, в их поведении сказалась давно подмеченная мной особенность представителей нашей бандитской элиты, заключающаяся в полной неспособности радоваться, хотя бы чему-то. Судите сами, даже когда эти люди катят прямо у нас по головам в бронированных лимузинах, их физиономии остаются такими хмурыми, будто они вот-вот догрызут последний заплесневелый сухарь. Да в любом убогом «Жигуле» куда легче разглядеть приветливое лицо, чем среди тех, у кого, казалось бы, есть все, что только требуется, для счастья. Как будто «Дом Периньон» и заливная осетрина, «Мартель» и черная икра — пригоршнями, фешенебельные машины и дорогие проститутки, яхты и особняки на экзотических островах, и все прочее, жалко тратить место, провоцируют у этих господ неизлечимое несварение желудка, делая их глубоко несчастными. Даже, когда они заняты любимыми делами. Даже, когда доят госбюджет, стравливая миллионы через ниппели зарегистрированных на подставных лиц оффшоров. Даже, когда урезают пенсии и социальные выплаты, поскольку самим становится мало — их физиономии остаются перекошенными от злобы, ну а в глаза им лучше не смотреть. Ну, ничто, ничто во всем свете не способно вызвать у них улыбку. Впрочем, прошу меня извинить, я отвлекся.