Тем не менее на его долю выпали удивительные приключения: он участвовал в нескольких прославленных плаваниях. В 1773 году хронометр был в составе экспедиции, отправленной на поиски Северо-Западного прохода, несколько месяцев провёл в Северной Америке, спутешествовал в Африку и оказался на борту «Баунти» под командованием капитана Блая. Дурной нрав Уильяма Блая вошёл в легенду, но редко кто вспоминает, что участники мятежа на «Баунти» завладели, помимо прочего, и капитанским хронометром. K-2 пробыл на острове Питкерн до 1808 года, когда шкипер американского китобойного судна приобрёл его у последнего из оставшихся в живых мятежника.
В 1774 году Кендалл изготовил третьи, ещё более дешёвые часы, на сей раз без алмазов, и продал их комиссии за сто фунтов. Третий номер Кендалла был не точнее второго и всё же отправился на «Дискавери» в третью экспедицию Кука. (По совпадению штурманом у Кука был тот самый Уильям Блай, который несколькими годами позже стал капитаном «Баунти». Впоследствии он был назначен губернатором Нового Южного Уэльса, где во время «ромового мятежа» бунтовщики заключили его в тюрьму.)
Ни в одном из собственных творений Кендалл не достиг совершенства K-1. Скоро он оставил попытки выдумать что-нибудь своё и уступил поле боя более изобретательным конкурентам.
Одним из них был часовщик Томас Мадж с Флит-стрит, бывший подмастерье Честного Джорджа Грэма. Как и Кендалл, Мадж участвовал при «разъяснении» H-4 в доме Гаррисона. Это он за обедом выболтал все секреты Фердинанду Берту, хоть и клялся потом, что не имел никакого дурного умысла. Мадж по праву считался искусным мастером и порядочным человеком. Свой первый морской хронометр он изготовил в 1774 году, использовав и улучшив многие изобретения Гаррисона.
Хронометр Маджа был сработан безупречно и внутри, и снаружи: особой конструкции ремонтуар, циферблат с серебряной филигранью, восьмиугольный золоченый корпус. Позже, в 1777 году, Мадж изготовил парные хронометры, «Зеленый» и «Синий», отличавшиеся лишь цветом корпусов, и представил их в Комиссию по долготе, надеясь получить оставшиеся десять тысяч фунтов премии.
При испытаниях первого из хронометров королевский астроном Невил Маскелайн по недосмотру дал ему остановиться, а месяц спустя нечаянно сломал ходовую пружину, чем нажил себе нового врага в лице Томаса Маджа. Их оживлённая публичная перепалка тянулась до начала девяностых, когда Мадж тяжело заболел. Его сын, Томас Мадж-младший, стряпчий, продолжил войну с Маскелайном, пуская в ход разное оружие, включая памфлеты, и в конце концов выбил из комиссии три тысячи фунтов в признание отцовских заслуг.
Кендалл и Мадж сделали за свою жизнь по три хронометра, Гаррисон — пять; часовщик Джон Арнольд изготовил несколько сотен превосходных морских часов. Возможно, настоящее число его хронометров даже больше: предприимчивый Арнольд частенько гравировал «№ 1» на часах, которые в своей линии были далеко не первыми. Тайна его плодовитости заключалась в том, что он перепоручил всю рутинную работу другим мастерам, а сам выполнял наиболее сложные операции, например тщательную регулировку.
Именно Арнольд ввёл в широкий обиход само слово «хронометр». Придуманное Джереми Такером в 1714 году, оно окончательно закрепилось лишь в 1779-м, когда Александр Далримпл, главный гидрограф Ост-Индской компании, употребил его в названии своей брошюры «Полезные заметки для тех, кто пользуется морскими хронометрами».
«Прибор для измерения времени в морском плавании именуется здесь хронометром, — писал Далримпл, — поскольку столь ценный инструмент заслуживает собственного названия».
Первые три настольных хронометра, сделанные Арнольдом для Комиссии по долготе, были вместе с K-1 переданы капитану Куку и в 1772—1775 годах побывали и в Антарктике, и в южной части Тихого океана. «Превратности климата», как назвал Кук широтные перепады температур, заметно влияли на ход Арнольдовых часов, и Кук в рапорте отозвался о них неодобрительно.
В итоге комиссия отказалась финансировать Арнольда, но это не обескуражило молодого часовщика, а, наоборот, подтолкнуло к новым изобретениям, которые он тут же запатентовал и впоследствии развил. В 1779 году Арнольд произвёл сенсацию, выпустив карманный хронометр, так называемый № 36. Тридцать шестой номер и впрямь помещался в кармане, где Маскелайн с помощниками его и носили в течение тринадцати месяцев, проверяя на точность. За всё это время часы ни разу не дали ошибки больше трёх секунд в сутки.
Тем временем Арнольд спешно расширял производство. В 1775-м он открыл часовой завод в Уэлл-Холле на юге Лондона. Его конкурент, Томас Мадж-младший, тоже попытался открыть завод и выпустил около тридцати копий отцовских хронометров. Однако Томас-младший был не часовщик, а стряпчий, и его часы значительно уступали в точности трём отцовским. И всё же хронометры Маджа стоили втрое больше Арнольдовых.
Джон Арнольд всё делал методично. В двадцать с небольшим он изготовил удивительные миниатюрные часы, меньше дюйма в диаметре, закрепил их в перстне и в 1764 году презентовал Георгу III. Женился Арнольд уже после того, как нажил себе имя и капитал, жену взял не просто состоятельную, но и хозяйственную, готовую к тому же помогать ему в делах. Вместе они вложили все заботы и деньги в единственного отпрыска, Джона Роджера Арнольда, которого с детства готовили к участию в семейном бизнесе. Джон Роджер учился в Париже у лучшего часового мастера, Авраама-Луи Бреге, к которому направил его отец, а в 1784 году стал полноправным партнёром фирмы, получившей новое название — «Арнольд и сын». Однако Арнольд-старший всегда оставался лучшим часовщиком в тандеме. Он фонтанировал новыми идеями, и все они рано или поздно воплощались в часах. Арнольд мастерски упростил то, что Гаррисон придумал раньше, но реализовал чересчур громоздко и сложно.
Главным конкурентом Арнольда стал Томас Ирншоу, человек, с которого берёт начало история современных хронометров. Ирншоу соединил сложность Гаррисоновых часов и массовость Арнольдовых в том, что по праву можно назвать платоновской идеей хронометра. Что не менее важно, он сумел воплотить в миниатюре главное изобретение Гаррисона: часовой ход, который не требует смазки.
Ирншоу недоставало осмотрительности и деловой хватки Арнольда. Он женился на бедной девушке, наплодил слишком много детей, а финансовая безалаберность как-то раз довела его до долговой тюрьмы. Тем не менее именно Ирншоу сумел поставить производство хронометров — до того экзотических штучных изделий — на поток. Вероятно, им двигала нужда: держась одной и той же базовой конструкции (в отличие от Арнольда, которому никак не давала покоя собственная изобретательность), он изготавливал по хронометру в два месяца и тут же обращал их в деньги.
К конкуренции между двумя часовщиками вскоре добавился неутихающий спор из-за авторских прав на главную деталь хронометра — свободный спусковой механизм. Спуск (иначе называемый «ход») — самая существенная часть любых часов, как маятниковых, так и пружинных. Он переводит механизм из состояния «блокирован» в состояние «движение» в ритме колебаний маятника или балансирного колеса. Точность часов определяется в первую очередь конструкцией спуска. Гаррисон придумал для больших часов свой собственный кузнечиковый спуск, затем, в H-4, применил гениальную модификацию старого шпиндельного хода. Мадж увековечил своё имя созданием свободного анкерного спуска, который использовался с тех пор почти во всех механических карманных часах, включая знаменитые однодолларовые часы компании «Ингерсолл», наручные часы с Микки Маусом и первые «таймексы». Арнольда вполне устраивал его хронометровый ход на оси, пока в 1782-м он не услышал про хронометровый ход с пружинкой — изобретение Ирншоу. Арнольд сразу понял, что именно этого недоставало его часам — ведь при замене оси на пружинку исчезала потребность в смазке!
Увидеть спусковой механизм Ирншоу Арнольд не мог, но быстро придумал собственную версию и ринулся с чертежами в патентное бюро. У Ирншоу не было денег, чтобы запатентовать своё изобретение, но были доказательства приоритета в ранее изготовленных часах и в договоре о совместном патенте, который он заключил с известным часовщиком Томасом Райтом.
