Жертвам было очень трудно оставить после себя хоть какой-то след. Хилю Райхману довелось приехать в Треблинку с сестрой. Как только он увидел заведение, он поставил чемоданы на землю. Сестра не поняла почему. «Бесполезно», – это были последние слова, которые он ей сказал. Его отобрали в работники. Перебирая вещи, он «наткнулся на платье, которое носила сестра. Я остановился, взял платье, держал его в руках, смотрел на него». Затем платье забрали, а он продолжал работу. Тамара и Итта Вилленберг оставили свои вещи лежать рядышком. Их брат Самуэль, еврейский работник, случайно нашел одежду, переплетенную вместе, «как будто в сестринских объятиях». Поскольку женщинам отрезали волосы, у них было несколько последних мгновений, когда они могли поговорить с евреями, которые, возможно, выживут и будут помнить их слова. Руфь Дорфман смогла получить от своего парикмахера утешение, что ее смерть будет быстрой, и поплакать вместе с ним. Ханна Левинсон просила своего парикмахера бежать и рассказать о том, что происходит в Треблинке[566].
Только тщательно все наперед продумав, евреи могли контролировать свои вещи, хотя бы самым незначительным образом. В основном, инстинкт подсказывал им хранить драгоценности (если они были) на себе в надежде потом их на что-то выменять или использовать для подкупа. Иногда евреи, понимая, что их ожидает, выбрасывали деньги и ценности с поезда, чтобы те не достались их убийцам. Обычно это было возле Треблинки. На территории фабрики смерти в обязанности еврейских работников входило искать ценности, и они, конечно же, кое-что припрятывали для себя. Они отдавали ценности (в обмен на продовольствие из соседних сел) «травникам», которые могли свободно выходить за территорию и возвращаться. «Травники» отдавали ценности местным женщинам и проституткам, которые, видимо, приезжали из самой Варшавы. Подцепив венерические болезни, «травники» консультировались с еврейскими врачами из числа рабочих. Таким образом, существовал особый замкнутый круг местной экономики, о котором один свидетель вспоминал как об украшенной драгоценностями и деградировавшей «Европе»[567].
Благодаря таким связям, еврейские рабочие, которые были живы в 1943 году, узнавали кое-что о внешнем мире и течении войны. «Травники» обычно умели читать по-русски и умудрялись доставать советские пропагандистские материалы и советскую прессу. Они были из числа миллионов советских граждан, работавших на немцев в том или ином качестве, и поэтому интересовались слухами. Они знали, а от них узнавали и еврейские работники, о поражении немцев под Сталинградом в феврале 1943 года. Рабочие и сами видели, что отправка партий в 1943 году уменьшилась, и боялись (вполне обоснованно), что им самим недолго оставаться в живых. К тому времени огромное большинство польских евреев уже были мертвы. Догадываясь, что их заведение скоро закроется, некоторые еврейские работники восстали 2 августа 1943 года, овладев оружием, и частично подожгли фабрику смерти. Несколько сотен работников проскочили через дыру в заборе, несколько десятков пережили войну. Хиль Райхман и другие работники, написавшие мемуары о Треблинке, были в их числе[568].
Лагерь действительно закрылся 17 ноября 1943 года. Его последними жертвами стали тридцать еврейских работников, занимавшихся демонтажем. В самом конце их расстреливали группами по пять человек, и остающиеся евреи кремировали каждую группу. Последнюю группу из пяти человек кремировали «травники». Примерно в это же время немцы провели операцию по массовому расстрелу других евреев, которые все еще работали в концлагерях Генерал-губернаторства. Около сорока двух тысяч евреев были убиты в ходе этой операции, известной как «Праздник сбора урожая»[569].
Один из примерно пятидесяти выживших в Треблинке, Саул Куперхенд, понимал, что в Треблинке «главное – цифры». Депортированных в ходе «Большой операции» 265 040 варшавских евреев тщательно сосчитали. За каких-то четырнадцать недель, с 4 августа и до середины ноября, по крайней мере триста десять тысяч евреев Радомского округа Генерал-губернаторства были отравлены газом в Треблинке. Всего же 780 863 человек были уничтожены в Треблинке, и в большинстве своем это были польские евреи из Генерал-губернаторства. Большинство евреев из Генерал-губернаторства, которых не отравили газом в Белжеце или Собиборе, уничтожили газом в Треблинке. Всего в ходе операции «Рейнхард» лишились жизни около 1,3 миллиона польских евреев[570].
Цель Треблинки была очень явной по мере продолжения войны: избавить сужающуюся расовую империю от еврейского населения и таким образом утвердить зыбкую победу и ее страшные плоды. Тело можно сжечь ради тепла или им можно накормить микроорганизмы, которые делают почву более плодородной. Даже человеческий пепел удобряет землю. После демонтажа Треблинки немцы использовали кирпичи от газовых камер для постройки сельского дома и превратили поля уничтожений в фермерские поля. Двое «травников» согласились остаться и работать фермерами. В этом состояло слишком буквальное толкование нацистской фантазии о регенерации земли путем уничтожения евреев. Трупы и пепел евреев должны были удобрять землю для урожаев, которые достанутся немцам. Однако до сбора урожая так и не дошло[571].
* * *
Как только Треблинка перестала функционировать, центр Холокоста сместился на запад – в очень особое заведение на аннексированных территориях Польши, присоединенных к Рейху, – в Аушвиц. Этот лагерь был основан в 1940 году на территории, которую Германия аннексировала у Польши. Аушвиц уже действовал как концентрационный лагерь почти за год до того, как Германия вторглась в Советский Союз, и более чем за год до того, как Гитлер объяснил, что означает «окончательное решение». В отличие от фабрик смерти в Треблинке, Собиборе и Белжеце, которые были основаны с единственной целью уничтожения польских евреев, комплекс в Аушвице возник, когда немецкая политика по отношению к евреям и другим народам стала меняться. Развитие Аушвица иллюстрирует трансформацию мечты о восточной колонизации в программу истребления евреев.
Немецкий лагерь, основанный в Аушвице в 1940 году, должен был устрашить польское население. После нападения на Советский Союз летом 1941 года к полякам добавились советские военнопленные и лагерь использовался как место экзекуции и тех, и других. Гиммлер желал, чтобы Аушвиц стал примером эсэсовской колониальной экономики, при которой захваченные земли вражеской нации могут быть переданы немецкой фирме, использующей каторжный труд для производства товаров, необходимых немецкой военной экономике. Поскольку в Аушвице была хорошо налажена поставка воды и имелось в наличии хорошее железнодорожное сообщение, Гиммлер (как и высший руководящий состав концерна «IG Farben») видел в нем идеальное место для изготовления искусственной резины. Гиммлер искал еврейских рабочих в Словакии, чье руководство радо было от них избавиться. Гиммлер изложил свои соображения в октябре 1941 года, и в течение года Словакия депортировала 57 628 своих еврейских граждан. Почти все они погибнут[572].
В 1942 году к комплексу было добавлено второе крупное заведение, и Аушвиц стал фабрикой смерти, концлагерем и местом экзекуций. Комендант лагеря, Рудольф Хёсс, был ветераном концлагерей в Дахау и Бухенвальде, а не фабрик смерти по программе «эвтаназии». Под его командованием Аушвиц стал гибридом особого сорта – рабочим лагерем и прикрепленной к нему фабрикой смерти. Нееврейские работники продолжали прибывать и работать в ужасных условиях. Евреев теперь отбирали для работы, когда они прибывали в Аушвиц, а тех, кого нельзя было использовать для работ (ощутимое большинство), немедленно травили газом. В 1942 году приблизительно 140 146 евреев, не отобранных для работ, были отравлены газом в камерах, известных в Аушвице как бункер-1 и бункер-2. После февраля 1943 года большинство евреев стали уничтожать в новых газовых камерах, сооруженных в Биркенау по соседству, а тела сжигали в пристроенном крематории. В газовых камерах Аушвица-Биркенау гранулы «Циклона Б» при контакте с воздухом выделяли газ, убивающий в соотношении один миллиграмм на один килограмм массы тела. Цианид убивает на клеточном уровне, подавляя способность митохондрии в клетках вырабатывать энергию для поддержания жизни[573].
