С первых же выстрелов Бахарев понял, что налет не удался, и, как только догорели ракеты, поднял группу и броском отвел ее в рощу. Теперь нужно было уходить и как можно скорее и дальше.

А в имении все ожесточеннее разгоралась стрельба, сериями взлетали вверх осветительные ракеты, шумели автомобильные моторы.

Но разведчики были уже далеко, и Бахарев облегченно передохнул, радуясь, что так легко удалось ускользнуть от противника.

— Товарищ гвардии капитан, через сорок минут — донесение, — напомнил радист.

— Отскочим километра на три и передадим, — ответил Бахарев и приказал парному дозору выдвигаться вперед.

Прошли километра три. Бахарев хотел было приказать остановиться и развернуть рацию, но впереди мелькнули два желтых огня и послышался шум мотора. Навстречу шла какая-то машина. Бахарев свернул вправо, и группа броском по рыхлому снегу отскочила в сторону. Желтые огни приближались. Все залегли в снег. Позади первой пары огней виднелась вторая, за ней третья и четвертая. Расстояние между ними все время увеличивалось. Первая машина шла на полной скорости, остальные заметно притормаживали. Видимо, это были бронетранспортеры. Головной часто останавливался, разворачивался то вправо, то влево, настороженно шаря лучами прожекторов по сторонам. Когда первый бронетранспортер развернулся, его фары уставились прямо на разведчиков. В ярких полосах лучей на белизне снега предательски чернела глубокая извилистая дорожка, где только что прошла группа.

«Неужели догадаются?» — беспокоился Бахарев.

К первому бронетранспортеру подошел второй, быстро приближались третий и четвертый.

«Не менее полусотни человек и наверняка пулеметы, — подсчитывал Бахарев, — а у нас только одни автоматы и гранаты».

— За мной, ползком, — скомандовал капитан, — не отставать.

Позади выхлестывали пулеметы. Немцы, видно, не обнаружили группу и стреляли наугад. Свист пуль то приближался, проносясь прямо над головой, то удалялся, замирая в темной вышине. Свет внезапно погас, и вокруг сгустилась спасительная темнота.

— Встать, бегом! — скомандовал Бахарев. — По такому снегу бронетранспортеры не пройдут. Теперь немцы преследовать могут только пешком. И победит тот, кто окажется выносливей. Ну, хлопцы, — вполголоса продолжал он, — спасут нас только ноги и смелость. Беречь силы, не отставать — и без паники!

Он быстро шагал, сверяя направление по компасу, изредка останавливался, пропуская всю группу, и снова забегал вперед. Все люди шли бодро и уверенно, но и немцы не отставали. Позади все время слышался их говор и хруст снега.

Эта погоня и непроглядная ночь напомнили Бахареву далекий случай раннего детства. Мальчишкой лет семи с друзьями разыскал он на дальней улице города старую водосточную трубу. Ее большой черный зев уводил под гору, к центру города. В трубе было сухо и тепло. Детское любопытство увлекло ребят. Они на карачках поползли в трубу. Впереди была таинственная неизвестность. Долго ползли в темноте. Давно остался позади радужный круг света. Кругом было черно и страшно. Казалось, трубе не будет конца и они никогда не увидят свет. Слезы навертывались на глаза. Хотелось вскочить и побежать назад. Но узкая труба давила со всех сторон. Ползти было все труднее и труднее. Затхлый воздух затруднял дыхание. Руки наталкивались на что-то скользкое и гадкое. Несколько раз ребята останавливались, пытались ползти задом, но так ползти было совсем невозможно. Бахарев хорошо помнил этот момент. Силы покинули его. Он с трудом двигал руками и ногами, но все же полз. Вспомнились мать, отец, жаркое солнце на улице к крупные зеленые яблоки в саду. Уходя из дому, он забыл дать корм кроликам. Кто же их теперь накормит? Сидят, наверно, голодные и печально смотрят сквозь решетчатую дверцу. Цветы в саду не политы. Завянут совсем, погорят на солнце. Отец и мать на работе. По щекам катились слезы. А может, никогда не увидит он больше ни солнца, ни яблок, ни кроликов, ни цветов? Застрянет в трубе, и никто не узнает, где он умер. От этой мысли стало так больно и обидно, что он рванулся и стукнулся головой о холодную стену трубы. Боль в затылке подхлестнула его, толкнула вперед. Он лихорадочно перебирал руками и ногами. Не чувствовалось больше ни темноты, ни сырости, ни скользких камней.

Все маленькое тело устремилось вперед. Наконец что-то засинело, а потом засветлело впереди. Четко обозначился светлый круг. И вот оно — солнце, овраг, наверху по улице громыхает трамвай. На всю жизнь запомнил Бахарев этот момент.

И сейчас такая же темнота, как и тогда в трубе, давила со всех сторон. Бахарев поправил ушанку, подтянул ремень автомата. Люди попрежнему шли бодро, но и в движениях и в сумрачных фигурах сквозили тревога и усталость.

Младший лейтенант Аристархов шагал замыкающим. Его неширокие плечи гнулись под тяжестью мешка и автомата. Ноги часто скользили.

Он приостановился, настороженно посмотрел назад и со злостью проговорил:

— А они все время идут и идут по пятам.

— Товарищ гвардии капитан, — прошептал сержант Косенко, — мабуть, мы их подзадержим трохи. Дозвольте мне подкараулить их, резануть автоматом, а вы за это время километров пять махнете. В темноте-то не скоро очухаются.

Бахарев не отвечал, продолжая шагать все быстрее.

— Да вы не сомневайтесь, товарищ гвардии капитан, — озадаченный молчанием капитана, говорил сержант, — я с ними не как-нибудь, а по-серьезному. Три диска полных и девять гранат. До рассвета задержу, а там побачимо. Живым не дамся…

— Да нет, что вы, я верю вам, — ответил Бахарев, — только это очень сложно, мало нас, а впереди еще столько дела.

— А ежели всех прихлопнут, тогда ничего не сделаем, — настойчиво уговаривал Косенко, — а я один, як перст…

Он шел рядом с Бахаревым, по колено утопая в снегу. Голос его был приглушенно грозен. Бахарев колебался. Предложение Косенко было разумным и наиболее целесообразным выходом из трудного положения. В темноте один автомат мог надолго задержать немцев. Можно было с Косенко оставить еще одного-двух человек. Тогда они создадут видимость, что бой ведет вся группа, а затем незаметно ускользнут в темноте. Это спасло бы главные силы разведчиков. Но бросить своих людей в тылу противника у Бахарева не хватало сил. Если даже они удачно уйдут от погони в эту ночь, то в дальнейшем, оставшись одни, нарвутся где-нибудь на противника и погибнут.

А сейчас пока еще была возможность до рассвета уйти всей группой.

— Нет, Косенко, — сжал Бахарев влажную руку сержанта, — вырвемся всей группой. Когда выхода не будет, я пошлю вас.

Сержант опустил голову и пошел на свое место. Разговор с Косенко влил в Бахарева новый приток сил. Он размашисто шагал, ускоряя движение. По времени должна показаться дорога и начаться горы. Через несколько минут вдали обозначились силуэты телеграфных столбов. Бахарев выслал дозор, а группу положил в снегу. Вскоре один дозорный вернулся и доложил, что на дороге пустынно.

Теперь нужно было решить, куда итти, чтобы сбить с толку преследователей. Можно по дороге двигаться к фронту, и можно было направиться дальше в тыл. Бахарев на секунду остановился. Снегопад заметно усиливался. Белый пух покрывал дорожное полотно.

«Если б ветер подул, — думал Бахарев, — тогда все заметет, ищи иголку в стоге сена».

— Пойдем в тыл, а там свернем в горы, — проговорил он и, свернув с дороги, повел группу ущельем.

Снег валил все гуще и гуще. Справа и слева громоздились камни. Среди них темнели коряжистые деревья. Тропа то поднималась вверх, то круто опускалась, пересекаемая впадинами. Бахарев знал, что в этом районе находились большие залежи бокситов и было много рудников. Эти ямы и впадины, видимо, и были местами добычи бокситов. Дальше итти не было смысла. Наступал день. Бахарев выбрал глубокую яму с пещерой и решил здесь остановиться на дневку. Он выставил пост для охраны и приказал Гулевому развернуть рацию.

Изморенные переходом люди разместились кто где. Посеребренные инеем камни образовывали причудливый свод пещеры. Теплом и романтикой приключенческих книг веяло из полутемного подземелья.