Бахарев шел молча, и это молчание показалось Аксенову оскорбительным. Он, несомненно, знал, не мог не знать о взаимоотношениях Аксенова и Насти и, пусть ради приличия, мог бы что-нибудь сказать о ней или о снайперах вообще. А он прошагал мимо землянки и даже не намекнул, что именно в этой землянке живет Настя. Так мог поступить только человек, не заинтересованный в сохранении хороших отношений между Настей и Аксеновым.
В раздумье Аксенов споткнулся, но Бахарев поддержал его под руку и проговорил спокойным, даже участливым голосом:
— Осторожно. Траншеи-то не успели полностью оборудовать. Бугры и ямы везде.
— Ничего. Утром эти траншеи вам не нужны будут, — смущенно пробормотал Аксенов, все еще не зная, как относиться к Бахареву.
Вокруг попрежнему было тихо. Слышалось только приглушенное гудение самолетов. Они через равные промежутки времени один за другим невидимо проплывали в сторону противника.
Бахарев остановился. К нему кто-то подошел и настороженно зашептал:
— Все готово. Расчеты на своих местах. Артиллеристы и минометчики вот здесь рядом, на моем НП. Саперы готовы.
Аксенов догадался, что это докладывал один из взводных командиров.
Несколько освоившись с темнотой, Аксенов видел теперь кое-что из окружающего: ход сообщения упирался в траншею, которая черными извивами уходила вправо и влево; в траншее стояли солдаты; справа отделилась от темноты маленькая фигура человека в маскировочном халате и приблизилась к Бахареву.
— Через восемнадцать минут начинаю, — едва слышно проговорил он.
— Это командир саперного взвода лейтенант Миньков, — доложил Бахарев.
Аксенов пожал руку Минькова, пытаясь рассмотреть его лицо.
— У меня все готово, товарищ гвардии майор, идут четыре группы, проделывают четыре прохода. С пулеметчиками, артиллеристами и минометчиками договорился. Они открывают огонь по моему сигналу.
Миньков по голосу казался совсем юношей.
— А вы сами где будете? — спросил Аксенов.
— Останусь вот здесь, на НП командира второго взвода старшего лейтенанта Басова. Здесь два капитана-артиллериста и минометчик, старший лейтенант. Они огнем прикроют разминирование. Со мной останется резервная группа саперов.
Слушая Минькова, Аксенов думал о том, что на разминирование шли всего четыре группы саперов по нескольку человек, а их работу будут обеспечивать несколько артиллерийских батарей, минометная рота и более десятка пулеметов.
Почти три сотни людей следили за каждым сигналом этого маленького лейтенанта.
— Как люди? — спросил Аксенов.
— В порядке, — уверенно, с гордостью и даже лихостью ответил Миньков, — не первый раз. Пострашней видывали. А теперь вон…
Он взмахнул рукой, видимо, пытаясь показать, какие силы обеспечивают его и какие молодцы его саперы.
Аксенов пошел с ним вдоль траншеи.
У стены плечом к плечу стояли саперы. Крайний, придерживая миноискатель, нагнулся к товарищу и шопотом говорил ему:
— И надо ж тут случиться такому: иду я, а она из-под ног. Да как рванет и пошла полем. Попервоначалу-то я и не догадался, отпрянул в сторону и стою ни жив ни мертв. Досмерти перепугался и опоздал на свиданку-то. А догадался когда, что это собака, чуть волосы на себе не рвал.
— Бывает, — врастяжку ответил его сосед и глубоко вздохнул, — а у нас теперь снежку поднасыпало, батько ружьишко за плечо — и в лес. Зайчишки-то добрые теперь, и шерсть подокрепла, белая, пушистая.
Увидев подходивших офицеров, солдаты смолкли. Крайний опустил руки, и круг миноискателя исчез в черноте траншеи.
— Титов, как нога? — спросил Миньков.
— Как новая, товарищ гвардии лейтенант, — ответил сапер, — да что ей сделается-то, поболела маленько — и хватит.
— Смотрите, если хоть чуть больно, на задание не пойдете.
— Да нет, совсем здоровая. Да с ней и не было-то ничего, так, ушиб маленько.
— А Фисенков опять, наверно, в рукав курит? — подойдя к другому саперу, спросил Миньков.
— Никак нет, товарищ гвардии лейтенант, я еще с вечера вдосталь накурился. Семь штук подряд вытянул, аж в горле запершило, дней пять терпеть могу.
По разговору Минькова с солдатами Аксенов понял, что молодой командир взвода сумел установить хорошие взаимоотношения с подчиненными. Солдаты говорили с лейтенантом непринужденно и в то же время с заметным уважением к нему.
— Хоть бы ветер подул и дождь ливанул, что ли, — отойдя от солдат, сердито проговорил Миньков. — А то замерло все…
Ночь действительно была на редкость тихая. Ни одного дуновения ветерка. Непроглядное небо сливалось с темнотой на земле. И если б не беспрерывно пролетавшие самолеты, то каждый шорох можно было бы услышать за сотни метров. Аксенов участвовал в разработке планов этого наступления и знал, что самолеты в эту ночь летают не только для бомбежки противника. По приказу командующего армией они маскируют работу саперов и занятие войсками исходного положения для наступления. Поэтому самолеты шли на небольшой высоте, подолгу кружили над одним и тем же районом, уходили в тыл противника и вновь возвращались, описывая невидимые круги. Во время разработки плана наступления Алтаев потребовал рассчитать так полеты самолетов, чтобы один из них в любую минуту обязательно находился в воздухе. Ни одной секунды без гула авиационных моторов — такой закон был положен в расчет работы авиации.
Миньков в последний раз обошел своих саперов и вернулся к Аксенову:
— Время. Разрешите начинать?
— Начинайте.
Аксенов и Миньков торопливо прошли на НП. Он был здесь же, в ответвлении траншеи. Два артиллериста, минометчик и командир стрелкового взвода Басов чудом умещались в маленькой щели. Возле нее, прямо на дне траншеи, сидели три телефониста и еще какие-то люди. Это, видимо, были посыльные и ординарцы. Аксенов с трудом пробрался среди них и втиснулся в щель. Оказывается, она могла вместить еще двух человек.
— Пошли мои, теперь только смотреть, — шепнул Миньков.
— Гогиа, — позвал кого-то Басов, — бегом на НП комбата и доложите: саперы начали.
Невидимый Гогиа ответил: «Слушаюсь», и по траншее зашуршали шаги.
Все замерли. Справа и слева на мгновение мелькали над бруствером черные сгорбленные фигуры и таяли в темноте. Аксенов стиснул зубы, подавляя дрожь. Он представил себя сейчас на месте саперов. О чем думал каждый из них? Как стучало сердце у каждого? Наверное, так же, как и у него…
На земле не слышалось ни одного звука. Только в воздухе непрерывно гудели авиационные моторы. На счастье, в этот момент летели одновременно три самолета. Один почти над землей возвращался из тылов противника. Второй шел выше, тяжело нагруженный бомбами. Третий кружил где-то левее.
Внезапно впереди раздался выстрел. Аксенов вздрогнул.
— Ракета, — простонал Басов.
В колеблющемся свете Аксенов увидел голую и гладкую, как стол, равнину. Ни бугорка, ни кустика. Только переплетение проволочных заграждений впереди и линия траншей за ними. Сейчас, видимо, из этой траншеи полыхнут выстрелы.
Ракета, повиснув словно навечно, изливала потоки слепящего света. Но саперы будто сквозь землю провалились. Траншея противника молчала. Наконец последние искры чиркнули в воздухе, и наступила темнота.
— Не обнаружили, — протяжно выдохнул Миньков.
Аксенов расслабленно опустил голову на руки. Хотелось пить. Опаленные губы саднило.
Опять потянулось ожидание. Аксенов сполз с бруствера и стал на дно траншеи.
— Ну как? Все в порядке? — раздался позади шопот Бахарева.
— Так точно, — ответил Басов.
— Вы что, не пошли на собрание? — спросил Аксенов.
— Уже закончилось.
— Так быстро?
— Как быстро? Больше двух часов.
Аксенов взглянул на светящиеся стрелки часов. В самом деле, со времени начала работы саперов прошло два часа и семнадцать минут.
По траншее двигались люди. Один из них подошел к НП и тихо спросил:
— Наш лейтенант здесь?
Миньков обернулся и прошептал:
— Это вы, Грищенко?
