— А теперь убирайся, не то я позову полицейского! Прохожие в нерешительности останавливались. Все не знали, что и подумать: какая-то наглая девчонка нападает на достойного старика. Одни осуждали невоспитанность молодежи и всеобщий упадок нравов, другие ругали бесчувственных богатых родственников, которые не желают знаться с детьми своих обедневших друзей..

Тем временем Мадя потихоньку отступала, прикрыв глаза локтем, а спина у нее сотрясалась, словно от невидимых неудержимых рыданий. Блажена вначале смотрела на эту сцену, стоя поблизости, но, увидев, что Мадя разошлась вовсю, она отошла на безопасное расстояние. Затем прибавила шагу и побежала домой, растерянная и озадаченная.

Мадина проделка Блажену рассмешила — да и кто бы не посмеялся над глупым видом пожилого господина? Резкий переход хозяина таксы от чопорной серьезности к грубой брани был достаточно смешон, как всякая внезапная перемена, когда вдруг проявляется настоящая сущность человека. Мадя вытащила старика из его раковины!

Она сыграла с этим стариком хорошенькую шутку. Иначе и не скажешь!

Мадя, Блажа и все их сверстницы и сверстники строго разделяли свой мир и, как они говорили, мир «стариков». «Старики» — это значило всяческие препятствия, непонимание и стремление подчинить молодежь.

И все они вмешиваются в наши дела! Если молодежь собиралась, так первым вопросом было: что ты сказала «старикам»? А если и говорилось «отец меня пустил» или «мама разрешила», то этим лишь подчеркивалось, что «старики» — совсем другое поколение, не способное понять их действительные интересы, а только думающие о том, что оно считает важным. Скажем, ты надел теплую одежду — вечером будет прохладно! Или: купи хлеба, а о мороженом и не думай! Ты вспотел — смотри не пей холодной воды!

А для молодых главное — не заботиться о всяких там пальто с утра, если впереди вечер, выклянчить мелочь как раз на запретное мороженое или живым или мертвым добежать до определенной цели и там, запыхавшись, жадно напиться!

Дома все эти Ирки и Яны, Милены и Веры были любящими детишками, но, находясь с друзьями, они становились боевым содружеством, готовым в едином строю сражаться с целым миром.

Блажена хорошо понимала, что никто из класса никогда не выдаст Мадю, ведь иначе он нарушит закон взаимной поддержки, неизменно царствующий среди них, и она, Блажена, тоже ничего не скажет о Маде, чтобы не быть изгнанной из этого сплоченного общества подростков.

И все же Мадина шутка ей чем-то не понравилась. Разумеется, подобные вещи Блажена скрывала от отца, и вообще она далеко не все рассказывала ему, но расстояние между ними было не столь большим, как, скажем, между родителями и Зоркой Ледковой или обеими Матоушевыми, которые давно уже считают себя самостоятельными. Матоушевы вообще дома не спрашивали, что можно и чего нельзя. «Старики» побаивались младших, но, беззаветно любя их, все терпели и лишь изредка ворчали. Но их родители не шли ни в какое сравнение с отцом Блажены! Отец, с тех пор как она его помнит, всегда был ее первым другом и, даже наказывая, долго на нее не сердился. Разумеется, о некоторых вещах Блажена говорила с ним так, чтобы это не шло вразрез с его образом мыслей. Она бессознательно старалась сохранить с отцом отношения доверия и откровенности. Она всегда улавливала его сочувствие, хотя он старался скрыть его. Зато мать была неизменно требовательна. Блажена уважала отца и находила с ним общий язык гораздо чаще, чем другие дети.

А отец и не предполагал, как хорошо Блажена его понимала!

Вот и сейчас Овокаки сидит себе дома и покуривает.

Блажена поднимается по лестнице и как наяву видит прошлогоднюю сцену. Она позвала в гости Новотную. Они болтали, развлекались, и вдруг Блажена вспомнила, что не сделала задания по арифметике. Новотная с готовностью согласилась ей помочь, они присели к письменному столу и принялись вместе, вслух, разбирать примеры. Новотная была в математике сильнее и с самодовольным видом подгоняла Блажену.

Мама на них не обращала внимания. Ей было достаточно, что они у нее на глазах.

Но отец, заметив, что Новотная делает задание за Блажену, вскочил со стула, словно его что-то кольнуло, принялся взад и вперед ходить по комнате. Наконец повернувшись к ним спиной, он застыл у окна, и Блажена ясно почувствовала его недовольство. Стоя у окна, отец не смотрел на улицу, а просто отвернулся, чтобы не видеть ее.

Ей это было неприятно: ведь отец всегда был внимателен и приветлив с гостями. И, разумеется, ни за что на свете он не сказал бы Новотной, чтобы она не помогала Блажене, что лишь тот человек стоит чего-то, который сам, своими силами преодолевает трудности.

Но, с другой стороны, он не мог оставаться спокойным и мириться с тем, что он считал неправильным.

Блажена сразу поняла его и отодвинула тетрадь, словно ей надоело заниматься.

«Пойдем лучше сыграем в шахматы, — сказала она Новотной, — я доделаю задание вечером, мне уже все понятно».

Правда, она не без труда уговорила самолюбивую первую ученицу оставить уроки. Новотная любила хвастаться своими знаниями и охотно демонстрировала перед всеми свои таланты. Блажене пришлось растолковать ей, что игра с перестановкой фигурок занимала еще римских воинов под Карфагеном (об этом Блажена совсем недавно где-то прочитала) и что они, осаждая упрямый город, проводили за этой игрой немало времени…

Сейчас отец, такой же милый и искренний, уже поджидал ее. Он только удивился, с какой радостью Блажена прибежала домой и целый вечер охотно занималась составлением меню на следующую неделю.

В воскресенье утром Тонечка уже поджидала Блажену, а когда та появилась в дверях, удивилась ее радостной готовности работать.

Теперь Блажена занималась домашними делами проворно и ловко. Ее тонкие пальцы, верткие, словно комары, легко касались всех предметов.

Прошло время, пока Тонечка наконец поняла, как нужно обращаться с этой изменившейся Блаженой. Невольно в ее обращении с Блаженой появилось что-то материнское — и в этом оказался секрет ее успеха.

В одну тарелку Тонечка насыпала муки, в другую разбила яйца. На третью тарелку она просеяла через сито натертую булку.

— Будь внимательна, Блажена: смотри, чтобы в белок не попала скорлупа, а не то можно получить воспаление слепой кишки.

Тонечка слегка взбила яйца, добавила немного молока и все это опять взбила до желтоватой пенистой массы.

На сковородку она налила масла, добавила сала, затем поставила ее на маленький огонь.

— А теперь, все подготовив, мы сделаем отбивные.

На столе лежала целая гора розового, как промокашка, мяса, очищенного от всех жил и пленок. Тонечка взяла доску и деревянную скалку и стала отбивать мясо кусок за куском.

— Но не бей мясо слишком сильно, а то оно не будет сочным.

Блажена слушала постукивание скалки, и в памяти у нее всплыли тихие воскресные утра с их особым настроением, когда она готовила уроки в комнате, а мама в кухне отбивала мясо… Да, это мимолетное воспоминание вдруг вызвало отчетливую картину чудесного воскресенья. Постукивание скалки на кухне всегда было признаком праздничного дня. Во всем доме звучал этот деревянный гонг в честь воскресенья и отбивных.

— Посмотри, Блаженка, — сказала Тонечка, оторвав Блажену от воспоминаний, — теперь все отбивные хорошенько посолишь, обваляешь в муке с яйцом и, наконец, в сухарях. Ну, а теперь попробуй сделай сама.

Блажена попробовала было управляться вилкой, да из этого ничего не получилось, и принялась за дело руками. Но смесь из муки, яиц и сухарей прилипала к пальцам, и вскоре у нее все руки покрылись белыми «нашлепками», словно она играла в снежки. Панцирь из муки с яйцом то и дело распадался и крошился.

— Не беда, — успокаивала ее Тонечка. — Научишься! Разик-другой, и все пойдет хорошо. Только помни, в каком порядке что делать. Вот видишь, масло уже шипит, бросим в него немного сухарей; если масло затрещит, значит, отбивные пора уже класть на сковородку. И теперь смотри в оба глаза — не сожги отбивные, осторожно переверни их, не разрывая поджаренной корочки.