— Яйца, папа, одни яйца.

Они бросили лапшу снова в воду, поварили — все напрасно! Лапша осталась твердой…

Блажена смотрела на дело своих рук с удрученным видом, предлагала отцу хотя бы кофе…

— В наказание я сама все это съем на ужин, — заявила Блажена, готовая на любую жертву.

— И испортишь себе желудок. Не глупи! Предложи ее Лордику. Может, он и даст себя уговорить. А к вечеру сделай что умеешь!

— Картофельный суп! — с победоносным видом воскликнула Блажена.

И она повернула поросенка пятачком к стене. В наказание, пусть не смеется!

Продавцы в Дейвицах украсили свои товары гирляндами из лент и расставили среди них еловые и сосновые крестики.

Кондитеры разделили витрины на две части: рай — там Царили со своими серебряными посохами святые Микулаши, — и ад, где господствовали плюшевые черти с огненными языками, охраняя коробки, корзинки и блюда, наполненные доверху сладостями для елки.

Ребят нельзя было оторвать от этого великолепного зрелища. Они могли стоять у витрины даже в метель; впрочем, стоять в вихре белых точек им нравилось вдвойне.

— Перед праздником мы поедем к Петричку, — сказал пан Бор, — а то потом мне придется заменять Гозноурека и свободных дней у меня не будет.

Но перед праздником у него так и не нашлось свободной минутки. Все куда-то спешили, носились как угорелые и то и дело заказывали такси.

Но Блажена не тратила время даром. Она тайком вязала отцу шерстяные носки и переносила свое вязанье из угла в угол, опасаясь, как бы не увидел отец. Научилась она у Тонечки и пирожки печь, хотя и заплатила за это умение большим ожогом на локте.

Она долго раздумывала, какой подарок на праздник сделать Петричку, и в конце концов вырезала из куска белой материи слюнявчик, подрубила его и красной ниткой вышила на нем яблоко. Правда, отец сказал, что Пете не нужен подарок под елку, потому что он еще мал, но Блажена вспомнила маму и подумала, что теперь она должна заменять ее малышу. На рождество ни один малыш не должен быть без подарков, так говорила мама, и Петричек обязательно получит свой подарок. Думая о Пете, Блажена подумывала и о себе. А что подарит отец ей? Вряд ли подарок будет большим — ведь содержание малыша в Доме ребенка стоило отцу немало денег. Блажене становится не по себе, когда она вспоминает все испорченные ею продукты. К тому же ей нужны зимнее пальто и ботинки… А ведь Блажене еще хотелось елку и хотя бы несколько свечек к ней.

Забот у нее хоть отбавляй, ведь ей предстояло хорошенько убрать к празднику всю квартиру: выбить ковры, до блеска натереть пол, вымыть окна, если они не замерзнут, вычистить все дверные ручки, а за все картины, вытертые от пыли, засунуть сосновые ветки. Так обычно делала мама…

Блажена уже заранее радовалась празднику и торжественному аромату елки и свечек.

Как пекли рождественскую сдобную булку, Блажена видела из года в год, ведь в это время у нее бывали каникулы. Вместе с мамой они перебирали изюм, ошпаривали и резали миндаль и цукаты, но Блажене особенно нравилось, как мама делала булку: сначала основа из четырех лепешек, потом середина из трех и, наконец, верх из двух. Булка была настоящим сооружением, она обязательно должна была сохранить свою форму, когда появлялась из печки с чудесной коричневой блестящей корочкой, с бугорками миндаля.

— Булка будет моим экзаменом, — сказала Блажена Тонечке и так думала на самом деле.

К Тонечке Блажена теперь испытывала полное доверие, возникшее в ней само собой, без всякого принуждения. Все существо Тонечки, ласковое и полное материнского тепла, так и влекло Блажену, и она все больше видела в ней верного друга.

А какой поварихой была Тонечка!

Тонечка терпеливо повторяла одни и те же советы, и они застревали наконец в Блажениной памяти.

Она всегда охотно смотрела, как Блажена «кухарничает», умела помочь ей в случае крайней нужды и не вмешивалась, когда ее ученица сама хотела справиться с трудностями. Обеды, приготовленные Блаженой, становились все вкуснее.

Весело смеясь, Тонечка выслушала рассказ Блажены о неудавшейся лапше.

— Ты испортила тесто излишком всякого «добра». От белка тесто становится жестким, нужно было прибавить воды. Для кнедликов лучше положить желток.

— Слишком много советов сразу. Я так все забуду. Где вы всему научились? — приставала к Тонечке Блажена. — Ведь вы ходили только в начальную школу и совсем не посещали никакой школы кулинарии.

— Двадцать лет практики, девочка, — ответила Тонечка и прищурила глаза, словно вспоминая эти долгие годы. — С пятнадцати лет служу. Сначала у хозяина в деревне, потом прислугой, потом нянькой, потом прислугой «за все», потом кухаркой в небольшом семействе, а теперь у архитектора обслуживаю десять человек.

— Значит, мы начинаем учиться готовить в одном возрасте, — подхватила Блажена с радостью, довольная, что у них с Тонечкой есть что-то общее.

— Только мои хозяева не были так добры, как твой отец к тебе. Ведь и я росла круглой сиротой, родители мои в одну неделю умерли от тифа, и старшая сестра умерла, только я из всей семьи выздоровела. Взяла меня одна старушка в свою пастушью хижину, а когда ее господь бог к себе призвал, отправили меня в прислуги. Да я тебе об этой старушке рассказывала. А теперь у меня и вовсе никого не осталось.

— У нас тоже нет родственников, во всяком случае, я никого не знаю! — воскликнула Блажена. Она почувствовала, что Тонечка стала ей еще ближе. — Знаете, Тонечка, раз у вас никого нет и у меня тоже, я сделаю вас Пятницей.

— Ну, я скорее Суббота, — шутила Тонечка.

— Нет, вы будете моим Пятницей, вернее, уже есть. Итак, вы верный Пятница, друг и помощник Робинзона!

И Блажена немедленно изложила Тонечке всю историю мореплавателя из Йорка и то, что она, Блажена, носит теперь имя в его честь, живет на необитаемом острове и наконец нашла настоящего, верного Пятницу.

Но Тонечка не сумела так же быстро войти в игру, как отец. Где там ей до отца! У великолепного Овокаки нет соперников! Правда, Тонечка сказала, не проявляя особой радости:

— Ладно, Блаженка, я могу быть для тебя этим Пятницей, но на людях ты меня так не зови — неизвестно, что подумают!

— Какие там люди? На необитаемом острове нет людей.

Это заверение успокоило Тонечку.

Когда отец приехал к обеду и открыл дверь, на улице валил такой густой снег, будто разверзлось небо. Еще стоя в дверях, отец сказал:

— Мы едем в Крч.

Блажена хотела похвалиться удачными оладьями с повидлом, но отец съел только суп, оладьи завернул в бумагу и поторапливал дочь — в такую метель машина может ехать по проселочным дорогам лишь при дневном свете. Блажена схватила слюнявчик, уже давно приготовленный и упакованный в шелковистую бумагу, и вскоре отец с дочерью отправились в «шкоде», хорошо укрытые от снега и ветра.

Не успели они выбраться из путаницы пражских улиц, как небо, щедро сыпавшее снежные звездочки, закрылось, и над Панкрацким холмом словно распростерся огромный голубой платок, отороченный серебром ярко освещенных облачков. Заснеженные деревья бросали васильковые тени на белое полотнище полей, и там, где летом виднелись кустарники, сейчас жались к земле закутанные в снежную перину странные фигуры. Вот здесь стоял снежный капуцин, там — кондитер в колпаке, еще дальше — какой-то пророк из Ветхого завета, а там, в стороне, — карлик. Снег и ветер создали заколдованный мир, застывший в неподвижности, словно королевство в «Спящей красавице». Дорожки в этом снежном царстве вели куда-то в неизвестную даль, скрывавшуюся в зимней мгле.

На заснеженном горизонте словно выплывали из волн далекие дома. Казалось, скупое солнце освещает лишь ту часть дороги, по которой ехала Блажена с отцом.

В Крчи они поставили машину под крытый навес и, весело притопывая по хрустящему снегу, побежали к дому, словно два озорника. В вестибюле они разделись и вымыли руки. В доме все сияло чистотой.