— Вы так красиво сервируете, — заметила она, — будто праздник какой.

— Стол всегда должен выглядеть красиво, — поучительно отозвалась Анна. — Это очень важно, не превращать быт в серость и будничность. Это не дает жизни стать обыденной и помогает всегда держать себя в форме. За красиво накрытый стол неудобно садиться в помятом халате и стоптанных тапочках. А значит, и мужчина не увидит тебя в непотребном виде. И чтобы выглядеть достойно, тебе придется постоянно за собой следить. От этого ты будешь выглядеть лучше, и у тебя постоянно будет хорошее настроение. От которого ты будешь чувствовать себя еще лучше. И тебе захочется сделать что-нибудь приятное и красивое. Например, сервировать стол. Все взаимосвязано.

— Здорово! — восхитилась Даша. — Никогда об этом не думала с такой точки зрения.

— Что за проблемы у вас с ребенком? — поинтересовалась хозяйка.

Хотя на эту должность с большим правом могла бы претендовать именно Даша, но она как-то сразу признала в Анне Петровне право быть в этом доме главной.

— Просто не знаю, что делать! Не спит, хоть убей. Может, он и отсыпается втихаря, когда мы не видим. Но в нашем присутствии он это делать отказывается наотрез. Я уже думала снотворное ему подсыпать, только не знала, какую дозу такому мелкому нужно.

— Да ты что! — неодобрительно сказала Анна.

— Шучу, конечно. Но действительно уже руки опускаются.

— А колыбельную петь не пробовала?

— Да не умею я. Да и не помню колыбельных песен.

— А я тебя научу. Это на самом деле не очень важно, колыбельная песня или нет. Важно петь правильно. Тут не должно быть особых вокальных выкрутасов, акцентирования, жесткого ритма. Песня должна быть ровной, мягкой. И в голосе должна звучать любовь. Вот, например, совсем не колыбельная песня…

Она села за стол, подперла щеку рукой и затянула «В горнице моей светло». Даша немного послушала, а потом села напротив, непроизвольно повторив позу, и начала подпевать. Вместе у них получалось очень здорово, высокий чистый голос Даши прекрасно гармонировал с задушевным пением Анны.

Допев, они заметили, что в дверях стоят их мужчины и смотрят на них — один с нежностью, другой — с удивлением.

— Здорово у вас получается, — сказал Роман. — А я и не знал, что ты так хорошо поешь.

— Ты еще много чего не знаешь, — кокетливо повела Даша плечиком и тут же спохватилась: — А Артемка…

— Не поверишь — спит! — развел руками муж. — Слопал полторы тарелки каши, послушал ваш концерт по заявкам малышей, и в конце второго куплета отрубился.

Они посмотрели друг на друга и удивленно засмеялись.

— Вот блин, неужели это так просто?

Теперь настал черед смеяться старшему поколению.

— Анна Петровна, — задумалась Даша. — Я вот как-то всю эту песню и не знала, «на ощупь», можно сказать, вам подпевала. А сейчас подумала — слова-то в ней какие-то странные. Лодку себе кто-то там мастерит, непонятно.

— Милочка, — заулыбалась Анна, — это стихи Рубцова. Песня-то совсем молодая, а никакая не народная, как может показаться. А главное — изначально она мужская, просто прозвучала в женском исполнении. Вот все и привыкли ее женской считать, в слова ведь никто не вслушивается.

В этот момент на крыльце послышалось топанье чьих-то ног, стук в дверь и чей-то голос:

— Кто в теремочке живет?

Анна первой подскочила со стула и бросилась в сени.

— Димочка! Родной мой! Как же я по тебе за один день соскучилась! Ты как здесь? Что-то случилось?

— Да ничего не случилось, — пробурчал Димка, несколько смущенный обилием гостей и такой бурной встречей. — Вот, просто в гости решил заскочить. Кирилл Ильич же приглашал.

— Ну, здравствуй! — протянул руку Кирилл. — Не заблудился?

— Да нет, вы хорошо дорогу описали. А тут по машине вашей дом узнал.

— Раздевайся, заходи, знакомься. Это мои спиногрызы, — представил молодое семейство Кирилл.

— А чья коляска на крыльце?

— А это личный транспорт уже их спиногрыза, — засмеялся хозяин.

Он принял рюкзак гостя, попробовал его на вес.

— Чем это ты свой «сидор» набил?

— Да так, — махнул рукой Димка, усаживаясь за стол. — Книжки всякие, ноутбук у мамы забрал старый, раз компьютер в карманы не лезет. Ну, там смена белья, зубная щетка и прочие личные вещи.

— Так, — выжидающе посмотрел на него Кирилл. — В бега ударился?

— Ну, не совсем. А если честно, можно я у вас немного поживу? Пару недель всего.

— Ноев ковчег какой-то, — покачал головой Кирилл.

— А как же школа? — спросила Анна.

— Каникулы.

— А родители?

— Потому и сбежал. Надоело. Обстановка у нас дома стала какая-то… нездоровая. По квартире тучи ходят хмуро… Того и гляди гроза разразится. Ругаются целыми днями. Меня вообще не замечают. Хочу этот период в эмиграции отсидеться.

— А потом приедешь — и прямо с вокзала на броневик? — сыронизировал Кирилл.

— Чего? — не понял Димка.

— Откуда вашему поколению знать, — махнул дед рукой. — Потом расскажу как-нибудь.

— Возьмите меня в теремочек! — взмолился Димка. — Я маленький, много места не займу. Где-нибудь в коридорчике…

— На коврике я уже занял, — под громкий смех всех собравшихся перебил Роман.

— Я вам помогать буду! — не сдавался Димка. — В магазин бегать, снег чистить — я умею, видел пару раз, как это у нас во дворе дворники делают. С этим… спиногрызом… могу гулять.

— Я и сам могу, — снова вставил Роман.

— Я с младшим имел в виду, — парировал Димка, вызвав очередной шквал смеха.

— Ну, если родители доверят, — с нарочитым сомнением произнес Кирилл.

— Мы доверяем, — великодушно разрешил Роман.

— И стали они жить-поживать и добра наживать, — подвела черту Анна Петровна, берясь за половник. — А ну, бегом все за стол, а то будете у меня жить в лесу и питаться шишками!

Чем ближе была дача, тем слабее Евгений нажимал на педаль газа. Машина и так еле тащилась, а он все искал повода еще сильнее притормозить. Он, как мог, оттягивал этот момент.

Голова распухла от злости на самого себя. Что за слабак! Почему он позволяет жене так собой вертеть? После встречи с Ритой он, казалось, воспрянул духом, расправил плечи. Снова почувствовал себя, сильным мужчиной, способным на широкие жесты, неожиданные решения, на поступки, в конце концов!

Ну почему он тогда не может возразить жене? Почему она может заставить его сделать все, даже то, чего он делать не хочет ни в коем случае? Нет, надо с этим кончать, так дальше продолжаться не может.

— Ну что ты тащишься, как каток дорожный! — взвинченным голосом отозвалась на его мысли Жанна. — Ночь уже скоро! Боишься отца, что ли? А что делать? Скажи, что мы можем еще сделать? Выбора-то нет! Либо заставить его продать эту развалюху, получить пятьдесят тысяч долларов и купить детям отдельную квартиру. Либо попасть на крючок к этому бандиту — и потерять все! Все! Ты понимаешь это слово? Эти двадцать пять тысяч мы никогда не найдем! И он отберет у нас квартиру и все, что мы имеем. Ты хочешь на старости лет на улице оказаться? Я не хочу.

— Сейчас не то время. В милицию обращусь, — мрачно ответил Женя.

— Обратишься! — взвилась Жанна. — Ты таких людей не знаешь! У нас дети есть! Ты о них подумал? Как ты их защитишь? В общем, не дури, нам нужно кровь из носу этого старика заставить продать свою дачу, иначе конец всему.

— «Этот старик», между прочим, мой отец! — рявкнул Евгений, выходя из себя. — Тебе, понятно, подобные чувства не знакомы, ты и дня рождения своих стариков не помнишь.

— Да пошел ты! Ты мне еще мораль почитай, почтительный сынок! Слабак ты! Сейчас только попробуй вякнуть чего-нибудь! Стой в стороне, пока я разговаривать буду. Чтобы чистеньким остаться, готов всей семьей пожертвовать?

Она со злостью чиркнула зажигалкой, едва не оторвав колесико. Есть, есть еще шанс все сделать как надо! Самим обработать этого упертого деда и получить свои пятьдесят тысяч, не тратясь на услуги прохвоста Анатолия.