Эта новая форма, в которую начала перетекать экономическая наука из своей классической оболочки, впоследствии (уже в нашем столетии) была названа неоклассической экономической наукой. Три кита ее суть: задачи на условный экстремум, использование предельных величин, применение математических методов анализа. Но еще в прошлом веке состоялось иное переименование. Когда английский экономист А. Маршалл написал первый систематический курс на основе новейших (к 1890 г.) достижений науки, он счел необходимым отказаться от термина "политическая экономия" и озаглавил свой труд "Принципы экономики". Употребленное им слово economics закрепилось настолько прочно, что осталось даже после того, как основные постулаты неоклассической науки были подвергнуты сокрушительной критике и отвергнуты новыми научными школами.

То, что мы теперь называем предельным анализом, возникло как будто на пустом месте. Вплоть до Дж. Ст. Милля мы могли проследить определенную преемственность задач и идей. Где останавливался или что-то упускал один, там начинал другой — так продолжалась и наращивалась непрерывная цепь эволюции экономической мысли.

Предельный анализ выглядит разрывом этой цепи. Кажется, будто он не вытекает из идей ученых предшествующих поколений. Это действительно похоже на настоящую революцию. После нее в экономической науке все пошло не так, как прежде.

В то же время известно, что революции не происходят из ничего. Любой взрыв — это резкое высвобождение накопленной и сжатой энергии. Чтобы такое произошло, энергии должно накопиться достаточное количество. Меру такого количества физики называют критической массой.

В 1862 г. англичанин Стенли Джевонс (1835–1882) направил в Британскую ассоциацию развития науки доклад под названием "Краткое сообщение об общей математической теории политической экономии'. Там был сформулирован новый принцип об убывающей предельной полезности (которую Джевонс назвал последней степенью полезности). В это время Джевонс уже работал над своей фундаментальной книгой Теория политической экономии" (1871), где основы новой теории были сформулированы, обоснованы и развиты в наиболее существенных моментах.

Джевонс не ссылается на Аристотеля или Тюрго, но начинает он буквально с того момента, где закончил последний: обмен между двумя индивидами. Они торгуются, ведь на единицу своего товара каждый из них хочет получить как можно больше чужого. И пока значимость, т. е. желанность получаемого количества, например, маиса уступает значимости единицы отдаваемого товара (охапки дров), обмен не может состояться[58].

То, что маис полезен для здоровья, предполагается заранее (иначе обладатель дров вообще не стремился бы получить его). Но при формировании цены калорийность маиса или его вкусовые качества отступают на задний план. Важным становится то, какое дополнительное количество маиса я получу, отдавая лишнюю охапку дров.

Джевонс формулирует закон убывающей предельной полезности (который сейчас называют первым законом Госсена). И затем дает формулу уравнения обмена. Сделка совершается тогда, когда обе стороны пришли к согласию о том, кто из них сколько отдает и кто сколько получает. Перед этим в процессе торга размеры предполагаемой цены прыгали туда-сюда. Теперь наступает равновесие. Оно достигается тогда, когда отношение приращений обоих товаров равно отношению "последних степеней полезности".

Возьмем опять пример Тюрго. Пока партнеры торговались, был момент, скажем, когда один предлагал 3 меры маиса за 5 охапок дров, а другой предлагал 4 охапки дров за 4 меры маиса. Потом они сговорились: один дает 4 меры маиса, другой — 5 охапок дров. Эти количества оказались равноценными в глазах обоих участников сделки. А равноценны они потому, что первый так же сильно хочет получить пятую охапку дров за свои 4 меры, как второй хочет получить четвертую меру маиса за свои 5 охапок дров. Попробуйте сами выразить эти соотношения в расчете на 1 меру маиса и на 1 охапку дров, тогда вы получите результат, более напоминающий современное изложение этих вопросов: отношение цен пропорционально отношению предельных полезностей.

В том же 1871 г., когда в Англии вышла книга Джевонса, в Австрии вышла книга Карла Менгера (1840–1921) "Основания политической экономии". В ней была изложена та же самая, теория. В отличие от Джевонса, правда, Менгер построил свою теорию чисто словесно, без математических формул и теорем. Центральное понятие, о котором мы говорим в этой главе, Менгер назвал конечной интенсивностью.

Но это не все. В 1874 г. в Швейцарии выходит книга "Элементы чистой экономической теории" (на французском языке). Ее написал Леон Вальрас (1834–1910). В этой книге экономическая теория была полностью математизирована. Экономические отношения и связи были представлены в виде математических функций или систем уравнений. Преобразование уравнений и математический анализ свойств функций приводили к выводам о тех или иных экономических закономерностях. Там же была развита теория предельной полезности (которую Вальрас называл редкостью), в том числе и принцип убывающей предельной полезности.

Итак, новая теория была создана одновременно тремя мыслителями, ничего не знавшими друг о друге. Как на заказ, они жили в разных странах. И теория предельной полезности появилась одновременно на английском, немецком и французском языках.

Если в каком-то одном из городов Европы летом вдруг выпадает снег, это явление можно приписать случайным атмосферным аномалиям. Но если снег летом выпадает одновременно в Манчестере, Вене и Лозанне, вряд ли мы успокоимся на мысли, что все это — капризы погоды. Скорее мы заподозрим, что в Европе меняется климат. Если столь удивительное появление новой теории кажется полной неожиданностью, это значит лишь, что мы не знаем глубинных причин ее появления. Однако трудно сомневаться в том, что появление ее было закономерным. Совпадением могла быть одновременность появления трех книг в трех странах. Но то, что наиболее острые умы среди экономистов того времени размышляли об одной и той же проблеме, что мысль их двигалась одинаковым путем и что они втроем независимо друг от друга с разных сторон пришли в одну и ту же точку, — все это было обусловлено тогдашним состоянием экономической науки.

Мы говорили, что предельный анализ охватывает гораздо более широкое поле вопросов, чем только теория предельной полезности. Но все трое основателей предельного анализа сошлись именно на предельной полезности в связи с проблемой ценообразования. Последнее слово науки в этом вопросе было сказано рикардианством. Сильно подчищенное Дж. Ст. Миллем, оно, однако, осталось самим собой именно в понимании ценности на основе издержек производства. Тут ничего нельзя было поделать, и многие начинали понимать, что нужны принципиально иные подходы.

На эту ситуацию пыталась ответить по-своему Историческая школа. Но ее принципиальный отказ от абстрактного теоретизирования определил и рамки "исторического метода". Это был не ответ на проблемы теории, а уход от них.

Интересно, что ни Джевонс, ни Менгер, ни Вальрас не вспомнили про Аристотеля и Тюрго. Возможно, что никто из троих и не знал об этих "подсказках. Если так, тогда еще более похожим на правду становится предположение о том, что эволюция экономической мысли дошла до черты, за которой прорыв в новые сферы познания был неизбежен.

И все же при всей действительной революционности маржинализма для экономической науки мы убеждаемся, что это не было полным обрывом цепи предыдущего развития. Мы не можем сказать, что от классиков ничего не осталось и всю науку пришлось создавать на пустом месте. Мы видели, особенно у Рикардо, элементы неоклассической науки внутри классической теории. Поэтому мы вправе сказать: то, что вблизи выглядит разрывом с классикой, при взгляде с высоты птичьего полета смотрится как продолжение линии с того места, где классическая теория выдохлась и замерла.