Есть реальность и есть наука, которая хочет эту реальность объяснить. Есть явление и есть теория, которая истолковывает это явление. "Доказательство муравейником" — это когда некто для обоснования своего истолкования данного явления указывает вам на то, что данное явление имеет место. Вот, мол, явление же налицо — значит, мое толкование истинно. Муравейник видите? Значит, шаман может превращать людей в муравьев. С учетом сказанного еще более удивительно, что значительная часть публики склонна была принимать всерьез подобные доводы, как это случилось с некоторыми теориями Маркса, Вот что значит ловушка, и вот почему нужно быть крайне осторожными, сопоставляя теорию с практикой.

Альберт Эйнштейн говорил, что хорошая физическая теория должна обладать двумя качествами, которые он называл так: внутреннее совершенство и внешнее оправдание. Первое означает, что теория не должна быть самопротиворечивой, в ней все должно быть взаимоувязано. Второе означает, что теория должна хорошо согласовываться с опытом. Хорошо согласовываться с опытом — это максимум того, что мы можем требовать и от экономической теории по отношению к экономической практике. Мы не должны искать в опыте доказательства теории, но мы вправе требовать от теории, чтобы она не входила в противоречие с опытом. Разумеется, и в нашей науке хорошая теория не должна содержать натяжек, подтасовок, а также взаимоисключающих положений. В одной из ближайших глав, однако, мы найдем и эти вещи.

Жизнь так сложна, что ее редко можно описать теорией во всей необходимой полноте. В науке, подобной нашей, теория всегда оставляет "за скобками" многие вещи из той самой действительности, которую эта теория берется описать. Теория в экономике — это всегда схема, бледная тень живой реальности. Когда на практике выходят вещи, вроде бы отвечающие предсказаниям какой-то теории, это не означает, что данная теория "доказана". В лучшем случае это позволяет говорить, что данная теория пока неплохо работает, поскольку опыт с нею согласуется.

Экономическая действительность первой четверти XIX в., казалось, опровергала теорию Адама Смита. Требовалось нечто иное, и оно явилось в виде учения Рикардо, которое отвечало определенным запросам общественного сознания Великобритании. Многим в XX в. успех учения Рикардо представляется странным. Вокруг него сложился тогда кружок учеников и почитателей, превозносивших его (особенно после преждевременной смерти) заведомо выше заслуженного. Один из них сказал, например, что Рикардо был тем, кто создал экономическую науку; другой назвал его великим открывателем истины. И все они говорили о его превосходстве над Адамом Смитом.

Мы видим, однако, что в долговременной перспективе лучшую согласованность с опытом проявило учение скорее Смита, чем Рикардо. Не произошло ни беспредельного роста земельных рент и цен на продовольствие, ни обеднения рабочего класса, ни остановки накопления капитала. До вековой стагнации (что-то вроде "тепловой смерти Вселенной" по Больцману) Европа и мир пока не дожили. Это еще ничего не доказывает, но это говорит, что теория Рикардо, во всяком случае, описывает реальность недостаточно хорошо. В то же время мы имеем право констатировать, что конечные выводы и предвидения Смита неплохо согласуются с тем развитием, которое имело место до сих пор. Однако только по этой причине, без углубленного анализа, мы не можем утверждать, что сказанное происходит именно и только по тем основаниям, на которые опирался Адам Смит.

Наиболее выдающимся из учеников Рикардо был Джон Стюарт Милль (1806–1873), известный не только как экономист, но и как логик. Из экономических сочинений Дж. Ст. Милля наибольшим вниманием пользуются два: "Опыты по некоторым нерешенным вопросам политической экономии" (1844) и "Основы политической экономии с некоторыми приложениями их к социальной философии" (1848). Более интересным и ценным для науки многие историки считают первое из них. Но более известным и влиятельным стало второе. "Основы" на много десятилетий вперед стали действительно основами экономической науки для студентов и начинающих ученых во многих европейских странах Это сочинение трижды целиком переводилось на русский язык. Первое издание вышло в 1874 г. в переводе Н.Г.Чернышевского. Новый перевод (под ред. О.П.Остроградского) вышел в 1896 г. Третий перевод, уступающий, к сожалению, предыдущему, вышел в 1980 г. "Опыты" на русском языке не издавались. Оставаясь в целом верным последователем Рикардо, Милль многое подправил в его учении и внес немало уточнений по множеству частных вопросов. Он первым, как уже было сказано, обратил внимание на возможность двух вариантов толкования Закона Сэя. Схематичные положения Рикардо о закономерностях международного обмена Милль претворил в более строгие формулировки так называемого закона уравнивания, международного спроса. В излишне строгое положение Рикардо об обратной зависимости между заработной платой и прибылью Милль внес существенное уточнение: технический прогресс в производстве предметов рабочего потребления снижает издержки производства этих товаров, отчего реальная ' зарплата растет без снижения прибыли на капитал.

Все это (и многое другое) было изложено уже в "Опытах". Свои "Основы политической экономии" Милль задумал как синтез всех экономических знаний, добытых после Адама Смита. Книгу Смита он считал сильно устаревшей и свои "Основы" представлял чем-то вроде “Богатства народов”, но для своего века.

Милль поставил своей целью систематизировать достижения экономической мысли. Историки не раз отмечали известный эклектизм этого труда. Подчас можно обнаружить, что противоречия между доктринами не столько разрешаются, сколько сглаживаются, затушевываются искусным построением материала и изящным слогом (книга действительно написана замечательным языком, и чтение ее доставляет эстетическое удовольствие). Такие вещи кажутся странными для мастера логики, автора большого труда "Система логики".

По-видимому, Милль многое делал сознательно. В "Основах" он хотел создать систему, но у него не было своего системообразующего принципа (в том смысле, в каком мы говорили выше о системах Смита и Рикардо). фактически Милль должен был взять этот принцип у Рикардо (что и было сделано), но ведь у него была другая задача. Рикардо позволял себе проводить свой принцип трудовой ценности с железной целеустремленностью. Даже в его уловках, о которых мы говорили, видна своеобразная последовательность — если можно так сказать, логика танка, которому нужно попасть из пункта А в пункт Б. Приняв у Мальтуса закон народонаселения и у Сэя — закон рынков, Рикардо не мог принять многого другого в их экономических взглядах — того, что не укладывалось в его систему.

Милль поставил своей задачей объединить Сэя, Мальтуса и Рикардо. У первых двух четкой системы он не нашел, так что оставался затратно-трудовой принцип Рикардо, который не вызывал сомнений у Милля. Взяв все положительное у Сэя и Мальтуса для соединения с учением Рикардо, Милль обрек себя на эклектизм. Дело лишь усугублялось тем, что и у самого Рикардо не все концы сходились. Милль сделал все, что мог. Он углубился в построения своих предшественников, нашел в них немало того, что было неведомо и самим авторам, многое повернул другим боком, подгоняя детали. Но органично соединить несоединимое он не мог. Поэтому его системообразующим принципом стала не та или иная экономическая идея, а логический компромисс. Он поступался строгостью логики ради системы.

Приведем один пример. В главах, посвященных законам меновой ценности, Милль говорит, что существуют рыночные колебания цен под воздействием спроса и предложения. Но это именно колебания, а центром их является величина ценности, определяемая издержками производства (расход капитальных благ плюс заработная плата плюс обычная прибыль). И в главах о труде и заработной плате он тоже солидарен с Рикардо: уровень зарплаты тяготеет к прожиточному минимуму, определяемому ценами хлеба и других средств существования.