— Садитесь!.. Что угодно?.. Прошу коротко изложить дело.

И когда Чайкин уселся в кресло и хотел было открыть рот, адвокат продолжал:

— Одну сущность, и покороче… И не тяните… Ну, в чем дело? Смошенничали? Хотите разводиться? Получили наследство? Не хотите платить по обязательствам? — закидал Чайкина вопросами этот худой нервный смуглый господин, лет сорока на вид, осматривая своими зоркими и пронзительными глазами Чайкина.

И, сразу решивши, что этот клиент ничего не стоит, выражаясь по-американски, адвокат прибавил:

— Имейте в виду, что я за совет беру пятьдесят долларов.

— Я не за советом… я…

Но адвокат не дал ему договорить и воскликнул:

— Так для какого же дьявола вы пришли сюда отнимать у меня время?.. Если не за советом, то уходите вон.

Чайкин догадался вынуть из кармана письмо Блэка и подать его адвокату.

— Так бы и сказали, — проговорил адвокат, оглядывая Чайкина с ног до головы, как нечто в высшей степени курьезное.

— Вы не давали мне сказать…

— Вы, пожалуй, правы, — рассмеялся вдруг адвокат самым добродушным образом и начал быстро писать письмо и потом, вручая его, проговорил:

— Можете немедленно получить место на ферме… На конверте есть адрес… Джемсон уже писал мне о вас…

— Он здоров? — осведомился Чайкин.

— Здоров.

— И женился?

— Женился.

— Ну, слава богу! — радостно вырвалось у Чайкина.

Адвокат снова взглянул на Чайкина.

— А вы действительно из редких экземпляров человеческой породы. Вы — благодарное существо. Так место, говорю, вас ждет. Можете ехать хоть сегодня…

— Сегодня я не могу.

— Ну завтра, послезавтра, все равно. Вы будете жить у родственницы Джемсона… Но только Джемсон не хочет, чтобы она знала, что вы были матросом у капитана Блэка… Понимаете?

— Она не будет знать…

— Затем получите тысячу долларов… Джемсон просил передать вам их.

— Мне не надо.

Адвокат снова посмотрел на Чайкина, как на человека не в своем уме.

— Не надо? Значит, вы счастливейший в мире человек! — насмешливо проговорил он, пряча банковый билет в карман. — Но, во всяком случае, я должен объявить вам, по поручению Джемсона, что эту тысячу вы можете получить, когда настолько поумнеете, что поймете, что деньги всегда нужны. А если вам понадобится и более, то Джемсон поручил выдать вам и больше. Обратитесь тогда ко мне. А затем можете идти, Чайк… Хоть вы и задержали меня, но я не в претензии, что увидал человека, который отказывается от денег и спасает негодяя, который чуть было его не убил. Мне Джемсон сообщил кое-что о вас! Прощайте, мистер Чайк!

— Позвольте мне только адрес господина Джемсона: я хочу поблагодарить его, — попросил Чайкин.

— Вот!

Адвокат дал адрес, надавил пуговку на столе и, наскоро пожавши Чайкину руку, указал ему на двери в глубине кабинета, а сам торопливо подошел к двери, ведущей в приемную, и нетерпеливо крикнул:

— Номер одиннадцатый.

Чайкин из дверей вышел в какой-то коридорчик, который привел его в прихожую.

Там уже была горничная.

— Ну, что?.. Уладили ваше дело?

— Уладил. Получил место на ферме.

— Какое?

— Да простым работником… Какое же другое! — радостно проговорил Чайкин.

— Да вы не русский ли?.. мистер Чайк? — вдруг спросила молодая девушка.

— Я самый… А вы почем знаете?.. — удивился Чайкин.

— Да о вас за столом много говорил хозяин с женой… О вас господин Джемсон писал… Очень вы курьезный человек, господин Чайк! — прибавила горничная, с насмешливым любопытством глядя на Чайкина.

— Прощайте, мисс… как вас прикажете назвать?

— Мисс Плимсон…

— Прощайте, мисс Плимсон!

— Прощайте, мистер Чайк! Верно, еще придете к нам?

— Едва ли… Зачем?

— А получить деньги?

— И это знаете?

— Знаю! — со смехом проговорила молодая девушка. — Горничные все знают! — лукаво прибавила она.

— Я денег получать не буду.

— Посылать будут?

— И посылать не будут.

— Вы, значит, и так богаты? — насмешливо спросила молодая девушка.

— Очень! — смеясь ответил Чайкин.

Мисс Плимсон соблаговолила протянуть Чайкину руку.

Он почтительно пожал ее и ушел, радостный и счастливый, что скоро будет на месте, которое ему так по душе и которого он так желал.

«Действительно, мне везет в Америке!» — подумал он, благодарно вспоминая капитана Блэка.

После завтрака в одном из дешевых ресторанов на набережной, посещаемых преимущественно матросами с многочисленных кораблей на рейде и в гавани, Чайкин и Дунаев поджидали в первом часу дня на пристани земляков с «Проворного» и в то же время любовались входом на рейд русского корвета под адмиральским флагом.

Оба бывшие хорошие марсовые на военных судах, они не без удовлетворенного чувства видели, как хорошо был выправлен рангоут на «Илье Муромце» и как быстро спустили на нем все гребные суда вслед за отдачей якоря.

— Небось ловко стал наш конверт на якорь! — не без гордости воскликнул Дунаев.

— То-то, ловко! — с таким же чувством произнес и Чайкин.

Глазела на русский корвет и собравшаяся на пристани толпа, среди которой преобладали синие рубахи и сбитые на затылки шапки военных и купеческих матросов всевозможных национальностей.

И в этой толпе похваливали корвет.

Наши земляки слышали, как англичане, скупые на хвалу, одобряли выправку «Ильи Муромца», и им это было очень приятно.

— Небось теперь матросикам на «Проворном» легче станет жить! — заговорил Чайкин.

— По какой такой причине? — скептически спросил Дунаев.

— Вельботные вчера сказывали, что ждут нового начальника эскадры. Вот он и пришел.

— Ну так что ж? Что новый, что старый, все они, братец ты мой, одного шитья.

— Новый, слышно, добер и справедливый человек.

— Все они добры, только не к нашему брату! — сказал Дунаев, не забывший прошлого. — Положим, я рад, что так вышло: по крайней мере здесь человеком стал! — прибавил он.

— Должна вскорости перемена выйти насчет матроса от царя. Он крестьян освободил… теперь и о матросиках вспомнил.

— Какая такая перемена?

— А чтобы не драть больше людей…

— Не драть? Откуда ты это слышал, Чайкин?

— Лейтенант Погожин насчет этого обсказывал старшему офицеру тогда в саду… Я слышал, как он говорил: «Теперича шабаш вашему безобразию… От царя, мол, указ скоро такой выйдет… Матросу права будут дадены!» — уверенно говорил Чайкин.

— Дай-то бог! Давно пора…

— Господь умудрил, и пришла пора…

Прошел час, что наши приятели дожидались на пристани, а баркас с «Проворного» не шел.

— Видно, сегодня земляков не пустят на берег! — вымолвил Дунаев.

— Подождем еще… Может, и приедут.

— А вот и концырь наш… К адмиралу едет являться!

И Дунаев указал на высокого пожилого господина в форме, который садился в шлюпку.

— Он русский?

— Нет, из немцев…

— И по-русски не говорит?

— Говорит. Богат, сказывают…

— А вон и гичка с адмиральского корвета отвалила. Видно, сам адмирал на ней…

Щегольская адмиральская гичка скоро подошла к пристани. Вслед за ней пристал и консульский вельбот.

Из гички выскочил адмирал в статском платье и за ним его флаг-офицер. К ним присоединился консул.

Он предложил адмиралу свою роскошную коляску, но адмирал отказался и вместе со своим флаг-офицером сел в извозчичью.

— С носом оставил концыря! — заметил Дунаев смеясь.

— А лицо у адмирала доброе! — промолвил Чайкин.

— Очень даже приветное! — подтвердил и Дунаев. — И гребцам отдал приказание, когда быть за ним, по-хорошему, не то что как другие… точно облаять хочет… Диковина! Вроде как был один командир у нас, редкостный командир… Ни разу не забижал… Недаром матросы его Голубем прозывали… Однако не было ему ходу по службе… В отставку вышел.

— Мне и Кирюшкин об одном таком сказывал…

— Кирюшкин? Иваныч? Пьяница?