Чайкин тоже молчал. Спутники его, после того как он отказался играть в карты, не обращали на него внимания и по целым дням играли в кости.

Во время остановок для еды они, однако, гостеприимно предлагали Чайкину и Старому Биллю разные вкусные консервы, которыми они обильно запаслись, и разные крепкие напитки, но и тот и другой отказывались. Они закусывали и пили кофе на станциях или у какого-нибудь ручья, и в это время Старый Билль обменивался несколькими словами.

Чайкин заметил, что Старый Билль несколько угрюм и нередко пристально поглядывал на двух игроков.

И однажды Старый Билль шепнул Чайкину:

— Будьте осторожны с этими молодцами. Не нравятся мне они. Где у вас спрятаны деньги?.. На шее, конечно?

— Да…

— Ночью покрепче застегивайтесь. Вы крепко спите?

— Крепко.

— Так знаете ли что? Пересаживайтесь-ка лучше ко мне… Скажите, что вам душно сзади… что у вас голова болит или что-нибудь вроде этого…

Чайкин обрадовался предложению и после остановки пересел к Старому Биллю.

— Что, товарищ, от нас ушли? — спрашивали спутники.

Чайкин объяснил, что душно.

— А не боитесь, что индейцы подстрелят вас и Билля первыми. Эй, идите лучше к нам.

Но Чайкин отказался.

Через три дня фургон въехал на большую, широкую, обсаженную акациями улицу города Соляного озера. Чайкин пришел в восторг, увидевши маленькие чистенькие дома, утопавшие в садах. Яблоки, персики и виноград приятно ласкали взор.

Фургон стоял в городе три часа.

Чайкин воспользовался этим временем, чтобы закусить, купить фруктов и погулять по городу. Вместе с тем, по совету Билля, он купил бочонок и наполнил его водой.

— Впереди будет пустыня. Запасайтесь водой.

В городе Соляного озера сел еще пассажир, и это обстоятельство как будто обрадовало Билля.

Пассажир был здоровый детина лет за сорок, с ружьем и револьвером. Он сказал, что был возчиком и теперь переезжает во Фриски.

Неуклюжий, тяжело ступавший, он с первого же взгляда производил приятное впечатление своим добродушным, даже простоватым загорелым лицом, окаймленным русой окладистой бородой. Особенно добродушно глядели его серые глаза. Хотя он и отлично говорил по-английски и сплевывал по-американски, но на янки не походил и вместе с бородой носил и усы.

Два западных молодца, казалось, не особенно довольны были новому пассажиру. Однако потеснились и дали ему место.

Фургон выехал из города Соляного озера — города, сделавшегося оазисом среди бесплодной пустыни благодаря необыкновенной энергии и трудолюбию англосаксонской расы, к которой принадлежала сравнительно небольшая горсть людей, первая двинувшаяся через неизвестные песчаные степи и перевалившая через Скалистые горы, где горные тропинки были занесены снегом.

«Без слез старики не могут рассказывать теперь, — говорит Диксон, — как они взбирались по этим горам, таща за собой фургоны, отыскивая себе пищу, без всякой помощи, без проводников. Сильные и молодые шли вперед, пробивая тропинку для стариков и женщин, отгоняя волков и медведей, убивая змей и охотясь за лосем и диким оленем. Наконец, когда они достигли вершины горного прохода, их глазам представились бесконечные бесплодные, каменистые равнины, с пересохшими ложбинами потоков, с обнаженными холмами, с узкими оврагами, с крутыми пропастями и ручьями горькой воды.

День за днем, неделя за неделей шли они по этим холодным сиеррам, по этим угрюмым долинам. Пища оскудевала, дикие животные встречались реже; утахи и сенеки выказывали вражду: смертность между переселенцами была страшная, и в конце их путешествия, если когда-нибудь они достигнут конца его, их ожидала такая же обнаженная соляная пустыня!

И все же они не отчаивались, несмотря на враждебный вид этой страны. Они и не ожидали цветущего рая. Решившись поселиться в этой новой стране, они знали, что в ней никто не жил, потому что ее считали вполне негодной».

И, остановившись у Соляного озера, в бесплодной, казалось, пустыне, они показали чудо труда. В городе Соляного озера зелень, цветы, вода, красивые дома, банки, гостиница, газеты и вокруг города — цветущие фермы.

Как только фургон миновал этот оазис, началась каменистая степь, начало той песчаной степи, которая называется великой пустыней.

На второй день путешествия фургон уже находился в ее границах.

— Джентльмены! — обратился Старый Билль во время одной из остановок, — нам предстоит тяжелый путь пустыней. Берегите воду и не расходуйте ее легкомысленно.

О, что это были за ужасные дороги. Песок, один голый песок, и ничего более. Жгучее солнце, палящий зной и нестерпимая жажда. Ступицы вязли в песке, и крепкие сильные мулы шагом тащили фургон.

Чайкин мужественно переносил тягости путешествия и нетерпеливо ждал ночи, довольно холодной на этой возвышенной пустыне, когда фургон останавливался на ночевку. Разложивши буйволовую кожу, которую ему дал Старый Билль, Чайкин ложился рядом с ним на землю около фургона и подкреплялся сном. Остальные пассажиры спали в фургоне.

С рассветом Старый Билль поднимался, запрягал мулов при помощи Чайкина, и снова мучительный день, снова песок кругом и скелеты волов, лошадей, а иногда и людей!

Наконец пустыню миновали, и путешественники ожили, увидевши перед собой степь, покрытую зеленью… Мулы побежали веселей и скоро остановились у ручья с водой. И мулы и люди жадно набросились на воду. Мулов распрягли, пустили на траву, а путешественники, вымывшись в первый раз после выезда из города Соляного озера, расположились основательно позавтракать.

Два молодые канзасца усердно угощали нового пассажира коньяком, и пассажир не отказывался и, к удивлению Старого Билля, выпил целый стакан сразу, потом другой, третий и не показывал ни малейшего признака опьянения. Только его добродушные серые глаза несколько увлажнились — вот и все.

— Ловко пьет! — заметил Билль на ухо Чайкину.

— Да… Вроде русских матросиков! — ответил Чайкин, вспоминая невольно фор-марсового Кирюшкина на «Проворном».

— Они хотят его накатить! — сказал Билль, запрягая мулов.

— Зачем? — спросил Чайкин.

— Чтобы предложить ему сыграть в карты или в кости и нагреть его! Не нравятся мне эти молодцы. Очень не нравятся! — повторил Старый Билль, и его суровое лицо сделалось еще более суровым…

Старый Билль не ошибся в своих предположениях.

Как только трое пассажиров, закончив завтрак стаканом горячего грога, весьма полезным, по их словам, во время жары, уселись на свои места и фургон тронулся, один из молодцов предложил своему товарищу от скуки перекинуться в карты.

— Пожалуй! — равнодушно ответил товарищ.

Тотчас же пустой ящик из-под галетов был поставлен на сене внутри фургона, и предложивший игру вытащил из кармана две колоды карт.

— Во что будем играть? — спросил он.

— Да лучше всего в банк, я полагаю. По крайней мере дело чистое.

— Чего чище! Кому метать?

Вынули по карте. Старшая карта оказалась у молодца с широким шрамом на щеке, который предложил играть.

Тогда он вынул из кармана штанов изрядную горсть золота и положил на ящик.

Вынул такую же кучку и его товарищ.

Чайкин повернулся и стал смотреть.

Началась игра. Золотые монеты переходили из рук в руки.

Новый пассажир тоже глядел на игру.

— Пожалуй, и вам хочется взять у меня несколько золотых, джентльмен? — обратился банкомет к возчику.

Тот был в нерешительности и теребил бороду своими толстыми жилистыми пальцами.

— Чего вы пристаете, Виль, к джентльмену! — проговорил другой канзасец, красивый молодой брюнет с бледным лицом. — Быть может, джентльмен не располагает свободными деньгами и у него всего-навсе долларов десять, чтобы прожить дня три во Фриски до приискания занятий… Возчики много оставляют на Соляном озере… Не так ли? Добродушный возчик мгновенно преобразился. Скромное лицо его приняло вызывающий вид, и он хвастливо проговорил, взглядывая на брюнета не без некоторого снисходительного презрения.