Литмир - Электронная Библиотека

Он знал, что слезы сестры Карлотты искренние. Она и в самом деле любит его и наверняка будет тосковать, когда он уедет. В конце концов, он ведь был образцовым ребенком – спокойным, жизнерадостным, послушным. Для нее это значит, что он был «хорошим». Но для него это был единственный способ продолжать получать еду и знания. Он был совсем неглуп.

Почему она решила, что он боится? Потому что сама боялась за него? Значит, весьма вероятно, и ему есть чего бояться. Нужно быть предельно осторожным.

И с чего она взяла, что ему будет ее не хватать? Потому что она будет скучать по нему? Очевидно, сестра Карлотта даже представить себе не могла, что его чувства могут быть иными. Она нарисовала для себя некий образ. Как в игре «Представь себе», в которую она несколько раз предлагала ему поиграть. Наверняка вспоминала свое детство, те времена, когда росла в доме, где всегда была в избытке еда. Но Бобу, когда он жил на улице, не надо было «представлять», чтобы тренировать свое воображение. Он и так постоянно что-то придумывал: как добыть еду, как заставить принять себя в банду, как выжить в мире, где ты никому не нужен. Ему приходилось «представлять», где и как Ахилл расквитается с ним за советы, некогда данные Проныре. Приходилось «представлять» всякие опасности, ждущие за углом, например тех же хулиганов, только и ждущих возможности отобрать у него последний кусок. О, у Боба было богатое воображение! И ни малейшего желания играть в «Представь себе».

Он вел другую игру. Она занимала все его время. Давай-ка притворимся, что Боб – чудесный малыш. Притворимся, что Боб – это сын, которого в реальности монахиня иметь не может. Притворимся, что, когда Боб будет уезжать, он заплачет, а если не заплачет, значит боится своей новой школы, полета в космос или стесняется проявить свои эмоции. Давай-ка притворимся, что Боб любит сестру Карлотту.

И, однажды осознав все это, Боб сделал свой выбор. От того, во что она верит, ему ни горячо ни холодно. А ей необходимо верить во что-то. Так почему бы не дать ей это? «В конце концов, и Проныра взяла меня в свою банду не потому, что я был нужен, а потому, что в этом не было ничего плохого. Да, Проныра могла бы поступить именно так, как я сейчас».

Поэтому Боб встал, обошел стол и, подойдя к сестре Карлотте, обхватил ее обеими руками. Она схватила его, посадила на колени и крепко прижала к себе. Ее слезы падали прямо на макушку Боба, и он очень надеялся, что это не из носа у нее течет. Боб прижимался к ней, пока она удерживала его, а когда она разжала руки, он тоже отпустил ее. Это было именно то, чего она хотела, – единственная плата, которую она потребовала у Боба за все это время. За все ужины, все обеды, все уроки, книги, знания, языки – за все свое будущее он заплатил ей, приняв участие в игре «Представь себе».

И вот этот момент остался позади. Он слез с колен сестры Карлотты. Она вытерла глаза. Потом встала, взяла за руку и отвела к уже ожидающей его машине.

Когда Боб вышел на улицу, одетые в военную форму люди направились к нему. То была не серая форма Международной полиции – главных обидчиков уличных детей, против которых полицейские охотно пускали в ход свои палки. Нет, то были синие мундиры, вероятно означающие принадлежность к МФ, выглядевшие такими чистыми и аккуратными, что люди смотрели на них не со страхом, а с восхищением. Эти мундиры олицетворяли некую далекую силу, которая защищала человечество, силу, на которую возлагались все надежды. Именно к этим людям предстояло присоединиться Бобу.

Но Боб был такой маленький, что, когда военный посмотрел на него с высоты своего роста, он даже испугался и изо всех сил вцепился в руку сестры Карлотты. Неужели и он станет таким же? Станет человеком в мундире, на которого все будут смотреть с восхищением? Но почему же ему так страшно сейчас?

«Я боюсь, – подумал Боб, – потому что не понимаю, как это я стану таким огромным».

Один из военных наклонился к Бобу, чтобы подсадить его в машину. Но Боб сердито зыркнул на него.

– Я сам справлюсь, – сказал он.

Военный еле заметно кивнул и выпрямился. Боб с трудом достал ногой до высокой подножки автомобиля. Потом подтянулся, хотя сиденье, за которое он цеплялся, было очень скользким. Однако он все же забрался в машину и гордо уселся посреди заднего сиденья, откуда меж двух передних спинок можно было видеть, куда они едут.

Один из военных сел на водительское место. Боб ожидал, что другой сядет рядом с ним сзади, и уже предвидел спор по поводу того, может Боб занимать центральное место или ему придется подвинуться. Но второй военный предпочел сесть рядом с водителем, так что Боб остался сзади один.

Он взглянул в боковое окно и увидел сестру Карлотту. Она все еще вытирала глаза носовым платком. Карлотта еле заметно махнула ему рукой. Боб помахал в ответ. Карлотта всхлипнула. Машина скользнула вдоль магнитного рельса дороги.

Вскоре они уже оказались за пределами города, бесшумно скользя на скорости сто шестьдесят километров в час. Впереди их ждал аэропорт Амстердама – один из трех европейских аэропортов, откуда стартовали орбитальные челноки. Боб попрощался с Роттердамом. И вскоре ему предстояло попрощаться с Землей.

На самолетах Боб никогда не летал, а потому не мог оценить разницу между ними и челноками, хотя остальные мальчишки только это и обсуждали: «Я думал, они куда больше!» – «А разве им тоже нужна взлетная полоса?» – «Столики были только в старых челноках. А в новых их убрали. А все потому, что в невесомости ты на них все равно ничего не поставишь, дурья твоя башка».

Для Боба небо было небом, и оно интересовало его исключительно с практической точки зрения: пойдет снег или дождь, будет гроза или станет жечь солнце. Поэтому ему без разницы было куда лететь – в небо или в сам космос.

А вот что его действительно заинтересовало, так это другие дети. Большинство из них были мальчишки, все как один старше его. И уж конечно, значительно крупнее. Некоторые из них смотрели на него с непонятным выражением на лице.

– Он настоящий или это кукла? – раздался у него за спиной чей-то шепот.

В насмешках по поводу его роста и возраста ничего нового для Боба не было. Наоборот, его удивило, что подобных ремарок было очень мало, да и те почему-то произносились шепотом.

Но насколько необычным казался им он, настолько же необычными выглядели они в его глазах. Они были такие толстые, такие мягкие. Их тела походили на подушки, щечки казались словно надувными, у них были густые волосы и одежда, которая так хорошо сидела на них. За последние месяцы Боб тоже поднакопил кое-какой жирок, чего с ним не случалось с тех самых пор, как он покинул «место, где было чисто», но самого себя он не видел, а этих детишек мог рассматривать со всех сторон, мог сравнивать с другими, уличными ребятами. Сержант разорвал бы любого из них пополам. А Ахилл вообще… Нет, о нем лучше не вспоминать.

Боб попробовал представить этих детишек в очереди к дверям благотворительной столовки. Или ищущими бумажки от конфет, чтобы потом вылизать их. Забавное зрелище было бы. За всю свою жизнь эти детишки не пропустили ни одного обеда. Бобу захотелось изо всех сил пнуть их в живот, чтоб их вырвало той пищей, которой они сегодня набили свое брюхо. Пусть ощутят боль в желудке, пусть узнают, что такое голод, который гложет тебя изнутри. И пусть этот голод грызет их и на следующий день, и утром, и вечером, и тогда, когда они ходят, и тогда, когда спят; пусть они почувствуют нарастающую слабость, воспаление в горле, обморочную дрожь глазных яблок, головную боль, тошноту, опухающие суставы, жидкий понос; пусть узнают, каково это, когда с каждой минутой твои мускулы слабеют и ты еле-еле держишься на ногах. Этим детишкам никогда не приходилось смотреть в лицо смерти, а потом жить дальше – непонятно как, но жить. Они так самоуверенны. Так беспечны.

«Они мне и в подметки не годятся».

И ровно с той же уверенностью он ощутил: «Мне никогда с ними не сравняться». Они всегда будут крупнее, старше, сильнее, быстрее, здоровее. Счастливее. Они громко и хвастливо болтают друг с другом, с тоской вспоминают о доме, смеются над теми детьми, которые не смогли попасть в Боевую школу, и притворяются, будто бы точно знают, что их ждет там, на орбите. Боб молчал. Он только слушал и наблюдал за их поведением, за тем, как некоторые из них уже сейчас пытаются занять определенное место в будущей социальной иерархии. Другие держались подавленно, зная, что их место где-то в самом низу, а кое-кто, наоборот, расслабился – этих ничего не волновало, они знали, что всегда будут в самом начале очереди за едой, всегда будут наверху. Какая-то часть души Боба подначивала его немедленно вступить в бой, выиграть его, когтями продраться на самую вершину горы. Но другая часть, напротив, не хотела принимать в происходящем никакого участия. В самом деле – велика ли честь стать вожаком в стае дворняжек?

18
{"b":"257047","o":1}